Новатор - 2 - Кадник Андрей (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

Наш разговор пошёл как-то не так. Я думал, что выглянув и увидев нашу тарелку горцы вскинут лапки кверху и я просто буду стоять и учить их жизни, но получилось, что начали учить меня.

— Да и вообще, — попытался я вернуть тему разговора в нужное русло, — Россия не может допустить сепаратизма, а вы пытаетесь отделиться всё время. Мы сейчас представляем объединяющую силу, которая свела вместе несколько десятков государств, а вы являетесь костью в горле нашего собственного, родного государства, создавая внутренний гражданский конфликт, который портит репутацию стране в целом и не даёт развиваться…

— Нам не о чем говорить, раз вы одни из тех многих, которых заботит только репутация, — прервал меня горец, — наши народы соседствуют уже несколько сотен лет и мы никогда не были добрыми соседями. Тут ничего личного, у меня много друзей среди русских, я учился в Москве, заканчивал МГУ и могу честно сказать, что каждый русский человек в отдельности — почти героическая личность с богатой духовностью и широкой душой, но когда эти отдельные личности собираются в толпу, в народ — нет ничего ужаснее и страшнее этого русского стада. И самое страшное в этом стаде — пастух. Как только находится личность, не убоявшаяся щёлкнуть хлыстом, это стадо с радостным мычанием начинает мчаться к поставленной цели сметая всё на своём пути и единодушно затаптывая даже своих соплеменников, не говоря уж о небольших народах, подобных моему.

Я обиделся на такие аллегории и попытался вступиться за россиян:

— Почему вы думаете, что другие народы лучше? Почему нацисты не стадо или татаро-монголы?

— Я и не говорил, что нацисты или татаро-монголы сильно отличаются от русских, — усмехнулся горец, — вы сами стали сравнивать их со своим народом.

Я скрежетнул зубами, но пока думал, как ответить на эту подколку, чечен продолжил:

— Многие тысячи лет мой народ живёт на одном и том же месте — наша территория не уменьшилась, но и не расширилась. Несколько сотен лет мы соседи. Эти сотни лет мой народ терпел соседа-хама, который приходит в мой дом как в свой, топчется в нём, плюёт на меня, плюёт на мои обычаи, смеётся над моей верой. Русские за эти годы увеличили свою территорию в десять раз, поглотив малые и большие народы, которые как и мы не пожелали воевать с вашей империей и сочли, что лучше худая жизнь, чем геройская смерть. Но для многих малых народов эта жизнь оказалась недолгой, Россия стёрла их с лица земли.

— Что же в ней худого в этой жизни, — возмутился я, — сколько у вас всего было построено в советские годы, грамоте обучили, электричество провели. В МГУ вон вам, даже бесплатное образование дали…

— А вот представь, — усмехнулся горец, — что Китай изобретёт новое оружие и объявит завтра Россию своей двадцать восьмой провинцией. Ну потрепыхается ваша власть немного, пока Кремль не взорвут, а потом будете вы учить китайский в качестве основного языка, целовать китайский флаг на военной присяге и жить по китайским законам. Пусть даже вас не будут как нас сгонять в резервации, сгонять с мест поселения или отстреливать. Нет, вас просто заставят жить по чуждому вам закону. Что вы будете делать?

— Русские и так живут по чуждым им законам, — усмехнулся я, пытаясь свернуть со скользкой темы, но нашу беседу прервали.

Сидящий у окна и следящий за внешним периметром чеченец что-то гортанно крикнул. Старик, а я только теперь разглядел, что мой собеседник — старик, что-то ответил ему и боец дал короткую очередь.

Ему ответили, и рядом со мной свистнула пуля, попавшая в противоположную стену дома и выбившая кирпичную крошку. Хоть я и был прикрыт полем, я всё же инстинктивно дёрнулся — не подведёт ли Жорино изобретение. Держащие меня на мушке кавказцы все как один усмехнулись, глядя как изменилось выражение моего лица. Ну да, они-то наше поле ещё в действии не видели.

— Ваши друзья снова наступают, — вздохнул старик, — так что иди и им мозги полоскай. Мы не надеемся выжить, но этим мы и сильны. Об одном прошу, в задней комнате раненый ребёнок, отнесите его к федералам, может они ещё успеют ему помочь.

Я твёрдо пообещал себе, что сегодня никто не погибнет и что сейчас пойду и переговорю с федералами, чтобы остановить это кровопролитие, чего бы мне это не стоило. Тем не менее, я согласился взять с собой раненого ребёнка, так как была опасность, что до конца моих переговоров он может просто не дожить.

Старик ушёл в заднюю комнату, а мы с Жорой стали с интересом наблюдать за лениво постреливающими в окна парнями. У меня сложилось впечатление, что они это делали словно какие-то роботы. Я, например, с подобным настроением играю в компьютерные игры. Так и они, невозмутимо, словно наширявшись под завязку наркотиками давали короткие очереди из окон и снова прятались за стену.

В комнате уже не осталось ничего целого — видимо федералы здорово здесь порезвились ещё до того, как мы пришли. Меня удивляло лишь отсутствие тяжёлой техники, ведь при желании, танк мог разнести этот домик одним выстрелом… хотя, если у бойцов есть команда уничтожать только живую силу, по возможности не повреждая инфраструктуру, то всё становится на свои места.

Через несколько минут к нам вышел кавказец и отдал небольшой сверток, в котором проглядывало синюшное лицо младенца. Я как-то ожидал, что ребёнок будет постарше и даже лишился дара речи, когда увидел свёрток окровавленных пелёнок.

Дыхание младенца было прерывистым, с каждым вздохом из его горла вырывался недетский хрип.

— Несите быстрее, — сказал чечен, — иначе ему недолго осталось.

Я осторожно взял свёрток на руки, краем мозга удивившись, какие всё-таки тяжёлые дети у Чеченцев, открыл дверь и чуть ли не бегом помчался к показавшемуся в конце поляны БТРу.

Уже забежав за него, я подумал, что по-хорошему, надо бы тащить ребёнка в НЛО и срочно лететь хотя бы в Грозный — вряд ли местные экскулапы смогут его спасти, но решив, что понятия не имею где в Грозном искать больницу, решил переложить ответственность на командира воевавшего тут взвода.

Пока я бежал с ребёнком на руках, с меня уже как рукой сняло всю неуверенность, в которую меня вогнала беседа с кавказцем, и я вновь вошёл в роль главы (ну, почти главы) суверенного и самого перспективного в мире государства.

— Возьмите ребёнка, — сунул я свёрток в руки единственного человека, который был не в камуфляже, а в форменной рубашке с четырьмя звёздочками на погонах.

Я решил, что раз он самый чистый здесь, то наверное он и есть командир. Ну вот пусть и попачкает руки результатом работы своих подчинённых, случайно подстреливших младенца.

Капитан рефлекторно взял свёрток, в то время, как остальные бойцы наставили на нас свои калаши.

Точь-в-точь, как только что в доме, — усмехнувшись подумал я, но до конца додумать эту мысль не успел, так как капитан, только успев подхватить ребёнка из моих рук, тут же заорал «Ложись!» и швырнул свёрток куда-то в сторону.

— Вот сука фашист, что делает, — была моя первая мысль, в то время как глаза мои с удивлением смотрели на то, что все бойцы вокруг нас попадали на землю и остались стоять только мы с Жорой, удивлённо и растерянно глядя друг на друга и ничего не понимая в окружающем нас сюре.

У меня буквально сердце разорвалось, когда я увидел, что свёрток с противным чавкающим звуком впечатался в асфальт — после такого удара, ребёнок уже, конечно выжить не мог и тут на месте упавшего свёртка полыхнуло и раздался неслабый взрыв, показавшийся мне за защитным полем лишь громким пуком. Ещё я с удивлением успел заметить, как в поле прямо передо мной врезались и бессильно отскочили несколько металлических осколков и какая-то окровавленная часть младенческого тельца.

В обморок я, конечно не упал, но был к этому близок. Я бессильно открывал рот, но слова не складывались, так и вертелся я из стороны в сторону, глядя то на Жору, то на капитана, поднявшегося с земли и занявшегося обследованием личного состава. Насколько я понял, пару человек оглушило взрывом, ещё двое были несильно ранены.