Вернись домой, Землянин - Блиш Джеймс Бенджамин (электронная книга .TXT) 📗
— Абсолютно верно.
— Но если так, — выпалил Хэзлтон, бросив на мэра быстрый взгляд, — я должен сказать, что это — просто идиотизм, несмотря на все твое актерское мастерство. Думаю, на сей раз ты обманул самого себя.
— Может быть. Во всяком случае, если выбор состоял в том, отправиться на Землю или остаться в джунглях, не сомневаюсь, они не тронулись бы с места. Разве мы могли это допустить?
— Мы-то уж точно никак не можем себе позволить оставаться здесь.
— Вот именно. Точно так же, как и одним нам отсюда не выйти. Единственный способ освободиться — это выйти в середине массовой процессии. В этом и состояла моя главная цель. Неужели ты думаешь, что у меня есть какие-то другие планы?
— Не знаю, — ответил Хэзлтон. — Но мне кажется, что у тебя на уме есть что-то еще.
— И ты сожалеешь, что не знал об этом заранее? Я знаю, что ты имеешь в виду. Да и ты сам знаешь.
— Ди?
— Конечно, — подтвердил Амальфи. — Ты так и не задал себе этот единственно правильный вопрос, зачем я взял с собой Ди. Если бы ты смог посмотреть на все это со стороны, то, наверное, понял бы даже, для чего мне нужен был марш к Земле.
— Я подумаю, — понуро произнес Хэзлтон. — Хотя предпочел бы, чтобы ты сам мне об этом сказал. С каждым годом, босс, мы все больше и больше отдаляемся друг от друга. Когда-то мы с тобой думали почти одинаково, и именно в те времена у тебя появилась привычка не посвящать меня в подробности. Думаю, что тем самым ты хотел поучить меня мыслить самостоятельно. Чем больше волнений и сомнений возникало у меня по поводу того, как мы должны действовать в той или иной ситуации, тем серьезней я вынужден был размышлять над ней. Я постоянно должен был ставить себя на твое место, и тем самым все больше и больше учился думать, подражая тебе. Чтобы стать хорошим управляющим, я должен был думать, как ты. Ты хотел иметь уверенность в том, что все решения, принимаемые мною во время твоего отсутствия, ничем не будут отличаться от тех, которые принял бы ты.
— Я понял это совершенно четко после нашей заварушки с Герцогством Горт. Тогда мы в первый раз были отделены друг от друга достаточно долго; за это время успела возникнуть действительно серьезная ситуация. Пока я не вернулся в город с Утопии, у меня не было ни малейшего понятия о том, что там происходило. И когда я вернулся, то сразу же понял, насколько мне повезло, что на этот раз я думал иначе, чем ты. Первый же случай, когда я позволил себе недооценить твой план и тем самым поставил под сомнение твой метод воспитания самостоятельного мышления, сразу же сделал меня в твоих глазах человеком обреченным. Ты списал меня со счета и начал готовить на мое место Кэррела.
— Потрясающая проницательность, — заметил Амальфи. — Если ты хочешь обвинить меня в том, что я применяю жестокие методы, ты должен сказать…
— … что дурака по-другому не научишь, — вставил Хэзлтон. — Нет. Дурака вообще ничему научить невозможно. Но я и не отрицаю, что моя школа — вещь тяжелая. Продолжай.
— Да я уже почти все сказал. История с Гортом и Утопией научила меня одному: иногда думать так же, как ты, смертельно опасно. Я сумел выбраться с Утопии именно потому, что думал _п_о_-_с_в_о_е_м_у_. И еще раз я убедился в этом на планете Он: если бы и в той ситуации я не сумел разработать собственный план, мы и сегодня еще торчали бы на этой планете.
— Марк, я понял, что ты хочешь сказать. Не могу не согласиться с тем, что мы часто полагались на разработанные тобой планы и, кстати, именно потому, что они отличались оригинальностью, которая свойственна твоему образу мыслей. Ну и что из этого?
— А вот что. Ты хочешь вытравить из меня всю эту оригинальность. Если верить тебе, ты ценил ее. Она приносила пользу городу, и ты даже защищал меня от нападок консервативных Отцов Города. Но сейчас ты изменился. Думаю, что и я стал другим.
В последнее время я чувствую, что меня все больше и больше тянет к простым человеческим ценностям, я начинаю мыслить, как простой человек. Я больше не ощущаю себя тем прежним Хэзлтоном, который поклонялся своему господину и во всем был готов потворствовать ему. Я вижу, что и ты, мэр, сильно изменился, правда, в другую сторону. Когда ты смотришь на людей — ты видишь машины. Пройдет еще немного времени, и тебя невозможно будет отличить от Отцов Города.
Амальфи задумался над словами управляющего. Он чувствовал себя старым и усталым. Время для очередного укола против старения еще не подошло, оставалось еще более десяти лет. Однако, мысль о том, что из-за скудости городских средств запасов лекарственных средств он может и не дождаться этого момента, давила на него тяжестью всех прожитых столетий.
— Может быть, ты хочешь сказать, что я возомнил себя богом, — заметил мэр. — Помнится, как-то раз на Мерфи ты уже обвинял меня в этом грехе. Ты никогда не пытался представить, Марк, какой груз несет на себе человек, в течение нескольких веков занимающий место мэра города-Бродяги? Думаю, что задумывался. Да и твоя собственная ответственность ненамного меньше моей. Позволь мне спросить тебя вот о чем: разве не очевидно, что перемены начались в тебе с того момента, когда Ди впервые взошла на борт города?
— Конечно же это очевидно, — согласился Хэзлтон, бросив на Амальфи быстрый взгляд. — Это началось с той истории с Утопией и Гортом. Ди появилась в то время, как ты помнишь, она — с Утопии. Ты хочешь сказать, что во всем следует винить _е_е_?
— А разве не столь же очевидно и то, — продолжил Амальфи с усталой неумолимостью в голосе, — что изменения во мне начались с того же самого времени? О боги звезд, Марк, _н_е_у_ж_е_л_и_ т_ы_ н_е _п_о_н_и_м_а_е_ш_ь_, ч_т_о_ я _т_о_ж_е _л_ю_б_л_ю _Д_и_.
Хэзлтон с побелевшим лицом застыл на месте, тупо уставившись вдруг ослепшими глазами на остатки жалкого ужина Амальфи. Прошло довольно много времени, прежде чем он немного опомнился и положил на стол логарифмическую линейку, проделав это столь бережно, словно она была хрустальная.
— Я знаю, — вымолвил он наконец. — Я это знал, просто не хотел себе в этом признаться.
Амальфи беспомощно развел руками в стороны. Этим жестом он не пользовался по крайней мере уже полстолетия. Управляющий, казалось, ничего не заметил.
— Но если все обстоит именно так, — снова заговорил Хэзлтон, на этот раз голос его звучал гораздо тверже, — то я…
Он остановился.
— Не стоит спешить, Марк. На самом деле это не так уж многое меняет. Время покажет…
— Амальфи — я _х_о_ч_у _п_о_к_и_н_у_т_ь _г_о_р_о_д_.
Хэзлтон произнес эти слова четко, с равными промежутками между ними, и каждое из них прозвучало для Амальфи словно удар молотка о гонг, удары точно подогнанные по времени, чтобы совпасть с периодом колебаний самого гонга, пока наконец, он не развалится на части. Что угодно ожидал услышать Амальфи, только не эти четыре слова. Он мгновенно почувствовал, что понятия не имеет о том, каким беспомощным он стал.
«_Я _х_о_ч_у _п_о_к_и_н_у_т_ь _г_о_р_о_д_». Слова эти составляли традиционную формулу, с помощью которой Бродяга отрекался от звезд. Человек, произнесший эти слова, навеки отсекал себя от всех городов-Бродяг и от протянувшихся во все стороны межзвездных путей, по которым Бродяги перемещались, путешествуя во времени и пространстве. Бродяга, произнесший эти слова, обрекал себя на необходимость жить на какой-то одной планете.
Фраза эта являлась окончательной. Она была навсегда вписана в законы Бродяг. Никто не мог взять назад эти магические четыре слова; отказаться от них не было никакой возможности.
— Ну что ж, — сказал Амальфи, — ты сделал выбор. Естественно, я не буду говорить тебе, что ты поспешил: все равно уже поздно.
— Благодарю.
— Где ты хочешь сойти? На ближайшей планете или в следующем порту, где остановится город?
Эта альтернатива также предусматривалась традицией, однако Хэзлтон, казалось, не испытывал удовольствия ни от одного из предложенных вариантов. Губы его побелели, руки дрожали.
— Это зависит от того, — сказал он, — куда ты планируешь отправляться. Ты мне еще не сказал об этом.
