Лампа Ночи - Вэнс Джек Холбрук (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Вел он себя безупречно. Я немного рассказала им о себе и моем прошлом, упомянула о том, что я член Конверта, и попыталась объяснить соотношение наших клубов, но, скорей всего, только запутала их. Во всяком случае, мы больше никогда не говорили о моем статусе.
Мирл Зандер обожал свою мечтательную бестолковую дочь, и ему понравилось, как мы с ней занимаемся. Особых трудностей в занятиях я не встретила, труднее всего было заставить ее начать заниматься, пока она еще не уплыла в свои наркотические грезы. Мы никогда не ссорились, Томбас оказалась ласковой и доброй и постоянно переполненной какими-то странными идеями. Слушая ее, я порой даже очаровывалась ее речами и готова была им поверить, если бы не некоторые чудовищные подробности, которыми она обычно украшала свои фантазии. Она много и охотно болтала о своих эротических опытах, являвшихся скорее игрой, чем настоящей потребностью, а я в ответ рассказывала ей случаи из жизни Пайрай-пайрая. Ночью мы разговаривали часами напролет, и каждый раз я слышала от нее нечто удивительно нелепое. Порой ее идеи оказывались настолько дикими и таинственными, что я начинала думать, а не внушаемы ли они ей откуда-то извне. Или свыше.
Томбас любила обсуждать вопросы, на которые практически не существовало ответов. Ее интересовало, что было до начала времен? Будет ли существовать универсум, если все живые существа на нем умрут? Какова разница между нечто и ничто? Потом она бросалась рассуждать о смысле смерти и, прежде всего, о том, что жизнь есть не больше, чем генеральная репетиция того, что случится позже. К этой теме она возвращалась постоянно и, наконец, я не выдержала и настояла на том, чтобы темы наших бесед стали все-таки более жизнерадостными.
Так прошел первый семестр. Ситуация складывалась благоприятно. У меня появились деньги и хорошая квартира. Отец никогда не приезжал ко мне и не писал. Томбас оставалась прежней, хотя мы стали меньше говорить на интимные темы. У нее появились новые друзья: скульптор, ассистент с кафедры философии, музыкант. Жизнь ее текла просто и без затей.
Так закончился второй семестр. На каникулы мы отправились в их загородный дом на берегу Острова Туманов. И там случилось много странных вещей, но я не стану сейчас на них останавливаться. Нет, об одном все же надо упомянуть. Томбас очень много времени проводила одна на берегу моря, просто глядя, как накатывает прибой. Там она иногда развлекала себя строительством песчаных замков, делая хитроумный состав из песка, воды и сока каких-то розовых морских растений, застывавшего в легкую воздушную пену. Из этого материала она лепила соборы, башни, монастыри, аркады, дворцы и балконы. В целом получался какой-то неведомый мне архитектурный стиль, порожденный некой магической фантазией. Особенно неутомимо она предавалась этому занятию именно тогда, когда на берег с ней приходила я. Поэтому я стала часто отпускать ее туда одну. Один раз я пришла за ней на берег и обнаружила, что она не только ничего не строит, но и расположена поболтать со мной. «Замок закончен, — сказала она. — Больше строить не буду». Я выразила свое восхищение ее произведением и поинтересовалась, где она видела подобную архитектуру. Томбас пожала плечами и сказала, мол, в одном из двадцати моих собственных миров. «Посмотри-ка сюда!» — предложила она мне и подвела к окну песчаного замка. Я посмотрела и… не могла поверить глазам! Внутренние покои были обставлены столами, креслами, коврами, а на широком ложе спала девушка. — «Ее зовут Эрни, она почти наша ровесница, а это ее дворец. Она велела двум самым верным своим паладинам прийти сюда и обещала принять того, кто придет первым. С запада идет Шинг из серебра и агата, а с востока Шанг из меди и малахита. Они столкнутся перед дворцом и будут биться насмерть. Победивший войдет и овладеет ею. Кто это будет? Один, если выиграет, подарит ей жизнь, полную любви и наслаждений, другой — унизит и замучит ее». — «Это очень печальная история», — сказала я и снова наклонилась, чтобы рассмотреть девушку. Но увидела только песок, песок и больше ничего. С моря подул ветер, поднимая прибрежную пыль, Томбас молчала. Так в молчании мы и вернулись домой.
Скоро она потеряла всякий интерес к побережью. Брызги и ветер разрушили замок, он превратился в кучу песка.
Но каждый раз, проходя мимо, я все гадала, что же стало с Эрни, кто завоевал ее, Шинг или Шанг. Однако никогда не задала этого вопроса Томбас.
Прошло лето, и начался третий семестр. Все шло по-старому. Как-то вечером мы сидели на балконе в темноте и пили прекрасное васильковое вино. Настроение у обеих было необычное. Как-то случайно Томбас обмолвилась, что скоро умрет, что очень любит меня и хочет, чтобы я приняла все ее владения и пользовалась ими, как собственными.
Я ответила, что это нехорошая и ненужная идея, чтобы она не смела и думать о подобном. Пройдет немного времени, и она сама поймет, что была не права. Но Томбас только вскинула голову, как делала частенько, и улыбнулась. Она сказала мне, что ей было откровение, через него она узнала так много, что голова ее раскалывается от знания, которое она может осознавать только маленькими порциями через определенные промежутки времени. Все это было очень интересно, но при чем тут ее смерть?
«Смерть неизбежна, — ответила Томбас и пустилась в рассуждения о том, что наши пять чувств создали плотную завесу для разума. Но благодаря озарению она узнала трагическую правду реальности. Да, за жестким занавесом скрывались жестокие вещи; выхода нет, вернее, единственный выход — смирение. Только смирение может спасти от агонии, порождаемой надеждой. Таков ответ на все вопросы: тотальное смирение и скорая отдача себя в руки смерти, которая положит конец всем мучениям.
В ответ на эти рассуждения я сказала, что к подобным мыслям ведет элементарная истерия. Как она может знать о приближении своей смерти в шестнадцать лет? Но на это она поведала мне еще оду теорию. Она объяснила, будто видит свое тело, как некую трехмерную конструкцию, омываемую разноцветными полосами — розовыми, желтыми, синими и бледно-красными. Эти полосы означают различные состояния организма. «Так вот, теперь остался один ржавый цвет, что и говорит о приближении смерти».
Словом, я наслушалась довольно! Не выдержав, я вскочила, зажгла свет и заявила, что подобные разговоры вредны и опасны.
В ответ Томбас только тихонько засмеялась и сказала, что правда не насаждается грубыми выпадами и глупо пытаться избежать прекрасной сладкой смерти разговорами о вреде и тому подобном.
Тогда я стала расспрашивать ее, откуда она понабралась всех этих идей, вернее, от кого. Может быть, у нее был роман с человеком, который внушал эти мысли? Томбас как-то сникла и сказала, что подобные вопросы ведут в тупик, ибо важна только правда, которая не зависит от личностей. На этом все дело и кончилось. — Скёрл перевела дыхание и немного помолчала. — Теперь опять надо рассказывать о многом, поскольку дело касается очень важных вещей. Короче, я все рассказала Мирлу. Рассказала, что знала и о чем только подозревала. Он пришел в ярость и, будучи человеком действия, решил найти того или, может быть, тех людей, которые так влияют на сознание его дочери, а, возможно, и на ее тело. Тут я впервые увидела, что Мирл очень опасный человек. К тому времени я уже знала, что на самом деле он частный детектив, звание юрисконсульта — только прикрытие. Он заявил, что вместе будет сподручней разобраться в этой ситуации, а для начала предложил нам с его дочерью пройти медицинское обследование. Мы прошли его, и у Томбас обнаружили какое-то двусмысленное и странное душевное заболевание, которое не умеют лечить.
Она спокойно перенесла все эти процедуры, но поняла, что я предала ее. С того времени Томбас замкнулась и сильно охладела ко мне.
Я снова посоветовалась с Мирлом. Он сказал, что сейчас именно то время, когда можно что-то раскрутить, и попросил заняться этим именно меня. Очень осторожно я стала собирать информацию. Обнаружить следы было нетрудно, и они быстро привели меня к некоему Бен-Лану Данетену и еще двоим. Все трое были преподавателями Религиозно-Философской Школы. У Данетена Томбас слушала курс по происхождению религии, часто оставалась после урока поучаствовать в тех дискуссиях, что они постоянно устраивали то в академии, а то и у Данетена дома по вечерам.
