Без права на жизнь (СИ) - Рейн Роман (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
Громила ничего не понял из того, что сказал ему человек.
— Чего? — переспросил он.
— Вот и я ничего не понял — объяснил Овальд. — Как я могу ей «все рассказать», если я сам ничего не понимаю? Что ты вообще имел ввиду?
— Ты расскажешь ей, что я трус.
— Ты не трус.
— Трус. Я испугался смерти. Я испугался боли. Это позор — грустно пробасил Зонг, и в его голосе послышалось неподдельное презрение к самому себе.
— В этом нет ничего плохого, — успокаивал его Овальд — Через боль познается мудрость. В этом нет ничего постыдного. Боль — это неотъемлемый спутник по дороге к знаниям и силе духа. Сунул руку в огонь — больно, но ты получил знания и больше ты не повторишь этой ошибки. Совершил плохой поступок — испытал душевную боль, и приобрел жизненный опыт. Боли не нужно стыдиться.
— А что делать со страхом смерти? — спросил Зонг.
— Ничего. Самое страшное — это не смерть. И даже не ожидание смерти, как думают многие, — говорил Овальд, ковыряя носком ботинка рыхлую почву. — Гораздо страшнее понять, что в смерти нет ничего таинственного и необычного. Был человек и вот его не стало. Это страшно. Прервалась жизнь, а планета все так же кружится по галактике, все так же светит солнце, все идет своим чередом. Даже никакой траурный удар молнии не раздастся. Никто не будет тебя ждать на пороге к раю, приготовив накладные ангельские крылья. Никто не будет чистить сковородку в ожидании твоего прихода в ад. Это страшно. Знать, что до тебя нет никому никакого дела. Любой сломанный предмет влечет за собой горечь утраты. Сознавать свою незначительность в этом мире, но продолжать жить — вот что страшно. К примеру, если сломается твой меч — ты сильно огорчишься?
— Конечно! Этот меч перешел ко мне от моего отца, отцу — от деда, деду — от прадеда… — перечислял Зонг, по-детски загибая пальцы при подсчете владельцев.
— Я понял. А вот если убьют тебя, то кто огорчится?
Зонг долго думал. Начал оглядываться по сторонам в поисках поддержки, но так ничего подходящего и не нашел.
— Никто — мрачно признал он.
По всей видимости, на Зонга произвели впечатление слова Овальда. Во взгляде Зонга теперь читалось сочувствие и понимание. Конечно же, Зонгу небыли знакомы такие слова, как «рай» или «ад», но скорее всего и в жизненной философии этих существ были некие аналоги.
— Я не стану ничего рассказывать Зари — заверил Овальд. — Это ваше личное дело, но мой тебе совет — расскажи ей лучше все сам и извинись. Тебе станет легче, поверь.
— Что сделать? — переспросил Зонг.
— Извиниться — повторил Овальд.
— А что это?
— Э-э-э… — Овальд сделал паузу, мысленно подбирая слова для объяснения. — Ну, это когда ты совершаешь плохой поступок и тебе становится плохо от содеянного, то, чтобы облегчить свои моральные страдания, ты признаешься в плохом поступке перед тем, кому ты причинил вред. Как-то так, в общем.
— Но ты же говорил, что я ничего плохого не совершил?
— Так и есть. Ничего плохого, но ты все равно извинись, просто так.
— Слушай Овальд, а зачем совершать плохие поступки, если заранее знаешь, что тебе потом будет плохо? В чем смысл? Мы, Тайдгюнтеры, никогда так не поступаем. В этом нет логики и смысла.
— Так принято у людей, поступил плохо — извинись.
— Но зачем тогда поступать плохо? — не унимался Зонг.
— Да откуда я знаю? Так принято: нагадил — извинись, нагадили тебе — схвати за горло и потребуй извинений.
— А если нагадили тебе и извинились за содеянное, станет легче обоим?
— Нет, станет легче только тому, кто нагадил.
— И что он будет делать дальше? — поражался Зонг, словно бы ему рассказывали детективную историю.
— Как же ты меня достал! Да откуда же я знаю — что он будет делать? — схватился за голову Овальд. — Скорее всего, нагадит еще раз.
— Почему? Он же понял, что был не прав и извинился уже один раз. — Резонно заметил Зонг.
— Потому что он создан таким! Что бы гадить и извиняться, гадить и извиняться!
— Непонятно… И что, все люди такие? — спросил пораженный рассказом Зонг.
— Нет, не все. Есть и такие, кто гадит, но не извиняется никогда.
— А есть такие, кто вообще не гадит? — не унимался Зонг.
— Есть, конечно. Но только в виде изображений на иконах.
— Совсем непонятно…
— Слушай, Зонг, иди и тренируйся. Видишь? — Овальд ткнул в него пальцем — У тебя уже одна рука стала тоньше другой? Да и правая ягодица стала какой-то дряблой, тренируй ее тщательней. Я пойду по своим делам, если ты не возражаешь.
Ящер кивнул головой и, развернувшись, побрел обратно в свое логово. По пути, он время от времени задумчиво оборачивался, пытаясь увидеть свою ягодицу, но у него ничего не выходило, поскольку мощный хвост закрывал видимость.
В разгар дня жара стала вовсе невыносимой. Защитный экзоскелет, конечно же, имел функцию терморегуляции, но не спасал от зноя целиком, поскольку шлем пилота был испорчен, и его пришлось выбросить. Голову пекло просто невыносимо.
От огромных камней, лежащих в округе, исходило сухое тепло, давящее жаром прямо в кости. Никакая живность не грелась на валунах, поскольку был большой риск поджариться.
Овальд быстро шел по лесной тропе, опасливо озираясь по сторонам. Одной рукой он прикрывал макушку головы, что бы хоть как-то защититься от жары, а второй рукой постоянно приходилось расчищать впереди себя густые заросли, которые имели колючие шипы.
Так всегда бывает: ждешь опасности или подвоха, но ничего не происходит. Овальд благополучно добрался до своей одиноко стоящей ракеты.
Он подошел к кораблю, взял висящую на шее пластиковую карту-пропуск, выписанную на имя Вердена, и приложил к черному прямоугольнику, расположенному слева от входа.
Шлюз не открылся, и на душе у Овальда стало тревожно. Кто знает, может он никогда теперь не попадет на корабль? Ведь за все время путешествия, он ни разу не покидал пределы ракеты и не знал, сможет ли он вернуться туда обратно. Вполне возможно, что Кевин мог заблокировать эту карту доступа, поскольку Верден был мертв.
— Тук-тук-тук! У вас все дома? — наигранно беспечно спросил Овальд, постукивая костяшкой согнутого пальца по бронированному шлюзу.
Некоторое время ничего не происходило. Овальд уже было решил повторить тщетную попытку проникнуть внутрь при помощи карты, как вдруг изнутри послышался бездушный, какой-то чужой голос Кевина:
— Пароль?
Овальд на секунду растерялся, не зная, что ответить. На ум ничего лучше не пришло, как ляпнуть:
— Тупая железяка.
— Пароль принят — подтвердил смеющийся голос Кевина.
С легким шорохом дверь разделилась на девять секторов, которые, вращаясь против часовой стрелки, стали раздвигаться. Пилот вошел и шлюз за ним автоматически закрылся.
Стоя в небольшом тамбуре, Овальд услышал легкое шипение. Из небольших отверстий в потолке начал сочиться белый пар. Это была обязательная процедура дезинфекции, чтобы не занести бактерии или насекомых на борт корабля. Вскоре все стихло, и легкий туман рассеялся. Второй шлюз разомкнулся и Овальд вошел.
— Как ты тут Золушка, всю крупу перебрала? — поинтересовался он, проходя в свою каюту.
— Я не Золушка, а другой сказочный персонаж — возразил голос Кевина.
— Как же я люблю твои краткие доклады. Ладно, обойдемся сегодня без уставщины — отмахнувшись, словно от назойливой мухи, разрешил Овальд.
— Я — Геракл! — гордо объявил Кевин.
— Что, пытаешься очистить Авгиевы конюшни после меня? — предположил Овальд, снимая грязный экзоскелет.
— И это тоже. Но самое сложное — это было укротить твою Стимфальскую птицу — пожаловался бортовой компьютер.
— Это ты про Абаддона?
— Да. После того, как я проводил санитарную обработку в одном помещении — он гадил в другом. Постоянно приходилось переносить его туда-сюда и постоянно за ним убирать. Бесконечный круговорот Абаддона в природе. Пришлось поместить его на время в пластиковый контейнер.
— А он там не задохнется? — встревожился Овальд.
