Взвод - Ливадный Андрей Львович (читать книги регистрация txt) 📗
Он устал убивать, и понимал, что его душа уже давно балансирует на той зыбкой грани, перешагнув которую он станет не просто сержантом Лозиным, а очень хорошим сержантом, – расчетливой, безжалостной машиной для убийства…
Этой черной ночью, сидя на палубе проржавевшего танкера, он впервые подумал о звездах.
…Его мысли, как и горестное оцепенение, прервал доклад, раздавшийся в коммуникаторе:
– Это первый пост. Докладываю, к нам приближается караван. Вижу до полусотни бойцов в охранении.
Лозин встал, а на периферии сознания вдруг мелькнула шальная мысль:
Если выживу сегодня, напишу рапорт о переводе в космический десант.
…
Он выжил.
Они не пропустили караван, но когда подошла вызванная по рации подмога, опрокинутое набок морское судно защищали всего семь человек, уцелевших из всего состава взвода…
Часть 1.
Бесконтактный удар.
Глава 1.
Земля. Последние числа апреля 2055 года. Район полигонов в месте постоянной дислокации отдельной гвардейской дивизии военно-космических сил России. Маленький провинциальный городок недалеко от границы с Прибалтикой…
…Он приходил в себя очень медленно, будто его сознание нехотя выкарабкивалось из бездонной пропасти небытия.
Ощущения жизни были болезненными, обрывочными. В голове постоянно вращались разрозненные фрагменты воспоминаний, никак не связанные между собой, кроме единственного объединяющего их обстоятельства, – обрывки мыслей и образов так или иначе принадлежали ему, лейтенанту Ивану Лозину, командиру второго взвода третьей роты Военно-Космических сил России…
Поначалу не помнилось ничего, кроме адского, накатившего из поднебесья грохота и ослепительной зарницы, затопившей небеса от горизонта до горизонта.
Если видишь вспышку, – значит уже поздно… – прорвалась сквозь хаотичные воспоминания первая, более или менее сформулированная до конца мысль.
Старая шутка из разряда черного юмора времен холодной войны слышанная где-то, затем прочно забытая, и вот теперь поднявшаяся из потаенных глубин подсознания как раз ко времени и к месту…
Знать бы еще что случилось…
Иван долго лежал, глядя в лазурные полуденные небеса, постепенно заставляя саботирующую память работать, ворочать тяжелые мысли не как заблагорассудиться, а как положено, формируя из обрывков воспоминаний связную картину последних минут перед полным беспамятством.
Год?
Он напрягся от мысленного вопроса, ощущая, что у него, оказывается, есть тело: тупая ноющая боль прокатилась изнутри, обдавая жаром мышцы…
Десятое января две тысячи пятьдесят пятого…
Что со мной было? Что я делал?…
Прыжки…
Иван впитал это слово, словно его разум являлся пересохшей губкой, на которую случайно плеснули пригоршню воды. Мысль, освеженная воспоминанием, заработала жадно, последовательно.
Он вспомнил.
Взвод совершал плановые тренировки по отработке орбитальных прыжков. Сначала их на неделю погрузили в испытательный криогенный сон, а затем, сразу по пробуждении, прыжок вниз с орбиты, по которой скользил вокруг Земли полностью автоматизированный испытательный модуль. Точно, он даже припомнил все свои чувства, когда пришлось впервые шагнуть за открытую рампу космического аппарата, увидеть под собой Землю, и падать навстречу ей, пока черно-звездная бездна космоса не превратилась в глубокую фиолетовую синь стратосферы…
Что же случилось потом?… Неудачно приземлился?…
Ответа не было, вместо него память теперь уже упорно, целенаправленно выдавала картину ярчайшей вспышки, сопровождаемой адским, ни с чем не сравнимым грохотом, грянувшим в небесах, будто неистовый гигант рванул подле самого уха толстенный лист плотного картона.
Единственное, что удалось вспомнить наверняка, – так это цифры электронного альтиметра, проецировавшиеся на забрале скафандра.
До земли оставалось сто двенадцать метров, когда сложная система "летающего крыла" вдруг начала неоправданно "гаснуть" теряя часть своих сегментов…
Нет… Так не пойдет…
Воспоминания вернулись, но память не соответствовала реальности. Где, спрашивается забрало гермошлема, на котором так или иначе должен отражаться статус электронных систем поддержания жизни? Почему он болезненно вдыхает полной грудью, ощущая сырой запах прелой листвы?
Сделать движение, скосить глаза, чтобы увидеть обод иззубренного забрала, стоило ему неимоверных усилий, опять вернувших резкую боль, и неприятное ощущение липкой, горячей испарины, обдавшей тело волной жара.
…Забрало гермошлема разбито, вдребезги, вот почему он не видит показаний электронных датчиков и дышит пряным воздухом, несущим запахи не то осени, не то ранней весны…
Опять нонсенс. Он ведь отлично помнил, что прыжки проходили зимой, по крайней мере, на территории приземления царила зима. Снег, сугробы, нетронутая целина замерзших полей с редкими, лишенными листвы кустарниковыми перелесками.
Он заставил себя вдохнуть полной грудью, вновь почувствовал этот запах, да и воздух был теплым, скорее весенним…
Оттепель?… – Мелькнула настороженная мысль. – Или все-таки смена времен года?
Думать о том, что его парализовало из-за удара при неудачном приземления, не хотелось, но эта мысль сама по себе вкрадывалась в рассудок. Был единственный способ опровергнуть ее, – заставить свое тело пошевелиться, но Ивану в этот миг стало страшно. А вдруг и вправду парализовало?
Он закрыл глаза и попытался напрячь свои мышцы.
Сначала у него не получилось сделать этого, будто тело, которое он ощущал минуту назад, вовсе и не принадлежало ему… затем вернулась ломота в суставах, и как окончательное свидетельство победы над одеревеневшими мышцами вдруг полыхнула боль, – теперь уже резкая, нестерпимая, от которой зашлось дыхание и невольный стон застрял в пересохшем горле.
Сознание на секунду померкло, а когда вернулось вновь, он подумал, что теперь уже не сдастся…
Впоследствии ему казалось, что в борьбе со своим организмом прошло около суток. Точнее Иван определить не мог, – он сбился со счета сколько раз терял сознание от боли, но все равно возобновлял попытки шевелиться, пока эти усилия вконец не измучили его.
Он уснул, или опять впал в беспамятство, – четко определить собственное состояние Лозин не мог, но когда ощущения внешнего мира вернулись, оказалось, что боль отступила… лишь кружилась голова, да хотелось есть, до тошнотной рези в желудке.
Это уже являлось благом, хотя и не слишком большим.
Разум по-прежнему снедала тревога, но теперь мысли ненавязчиво перескочили с собственных болезненных ощущений на иную неопределенность: что с ребятами, где взвод, почему он лежит тут один, без помощи?
Ответ пришел на уровне интуиции, и в первый миг логическая догадка потрясла его до самых глубин души.
Он прыгал первым, а значит, сколь ни мал был интервал между бойцами взвода, остальных эта необъяснимая вспышка застала не в ста метрах над землей, а гораздо выше, где ее последствия наверняка были во сто крат губительнее.
Ладно лейтенант… Успокойся… Пробуем встать…
Он со стоном приподнял голову, услышав отчетливый хруст собственных позвонков, в глазах помутилось от этого усилия, но ему все же удалось опереться на локоть, и Лозин на минуту застыл в таком шатком, неудобном положении, терпеливо снося дурноту, в ожидании пока перед глазами рассеется багряно-черная муть.
Рассеялась…
Иван медленно опустил глаза, посмотрев на свои руки, и увидел замызганный грязью скафандр, к рукавам которого налипла прелая прошлогодняя листва.
Повернув голову, он понял, что находиться в кустарниковом перелеске, разделяющем два невозделанных поля. Метрах в двадцати от него по невспаханной целине обиженно хлопая крыльями, ходили грачи.
