Дороги. Часть вторая. - Йэнна Кристиана (лучшие бесплатные книги TXT) 📗

Quoniam confirmata est super nos misericordia ejus,

Et veritas Domini manet in aeternum.

... — Я беру тебя, Ильгет, в жены и обещаю любить тебя и быть тебе верным до самой смерти.

Казалось, что она не сможет этого произнести — но выговорить слова оказалось на удивление легко, Ильгет сама поразилась тому, как радостно зазвенел ее голос.

— Я беру тебя, Арнис, в мужья, и обещаю...

Рука в руке. Скользнуло на палец сверкающее золотое колечко. Ильгет взяла руку Арниса — раза в два больше ее ладошки, и пальцы длиннее, надела и ему кольцо на безымянный палец.

Встали в первый ряд молящихся, началась обычная служба...

Сидели тихо в зале Общины. Народу было много, но Ильгет не видела никого. Арнис. Его рука. Иволга поет негромко, ее мальчишки подыгрывают на флейтах.

Возьми в ладонь пепел, возьми в ладонь лед. (9)

Это может быть случай, это может быть дом.

Но вот твоя боль -

Так пускай она станет крылом.

Лебединая сталь в облаках

Еще ждет.

Я всегда был один — в этом право стрелы.

Но никто не бывает один, даже если б он смог.

Пускай наш цвет глаз

Ненадежен, как мартовский лед.

Но мы станем как сон, и тогда сны станут светлы.

Ильгет вдруг поднимает голову, и видит перед собой Беллу, и по щеке Беллы ползет слезинка.

Потом она видит Миру и Гэсса, сидящих рядом, и лица их странно похожи. Ильгет тоже хочется заплакать, но сейчас не время для этого.

Дэцин. Ойланг. Иост. Все здесь, только Данг не пришел, не смог, и это понятно. Рэйли. Аурелина. Все родные, роднее и ближе не бывает.

Так возьми в ладонь клевер, возьми в ладонь мед.

Пусть охота, летящая вслед,

Растает как тень.

Мы прожили ночь,

Так посмотрим, как выглядит день!

Лебединая сталь в облаках -

Вперед!

Коринта, разноцветная весенняя Коринта, дурманящий запах роз, маленькие кафе в переулках Бетрисанды, Набережная — вечный праздник. В этот день мы отдались на волю города, и он нес нас по волнам, и маленькие девочки, замирая, глядели на Ильгет — принцессу, белую королеву, и на ее короля с еще не зажившим шрамом от ожога на левой щеке. Вся Коринта узнала о случившемся , и вобрала в себя их счастье так, как вбирает все счастье и горе своих неразумных детей.

Ильгет первой ступила в холл — сразу же зажглись светильники под потолком, и пол, и стены — все засияло, заблестело, отражаясь и переотражаясь в многочисленных зеркалах.

— Вот мы и дома, — тихо сказал Арнис, — ты устала, маленькая?

— Не знаю даже, — ответила Ильгет растерянно, — с одной стороны, вроде не с чего, с другой... как-то слишком много всего.

— Ты есть хочешь?

— Нет, ведь ужинали в кафе... а ты?

— И я не хочу.

— Неужели это правда? — спросила Ильгет, — неужели мы теперь с тобой всегда будем вместе? Будем жить вместе? Просыпаться и видеть друг друга... ну пусть только между акциями... Да хотя бы только до осени. Это же целая вечность!

— Знаешь, я сам в это не верю.

— А я до сих пор, хоть и понимала это, но как-то так... отвлеченно. И вот теперь. Ты — мой муж. Это правда!

— Правда, Иль, — кивнул Арнис. Подошел к ней, коснулся ее плеч, глядя в глаза, — правда, мое солнце.

— Даже если кто-нибудь из нас осенью погибнет, даже если мы проживем только эти три месяца — это и то будет уже слишком много... слишком щедро, — прошептала Ильгет. Арнис поцеловал ее. Это было так же, как в первый раз, на Визаре, только дольше продолжалось.

Арнис смотрел в глаза Ильгет. Мир медленно возвращался на свое место.

— Иль, — спросил он тихо, — тебе страшно?

Она неловко кивнула, отвела взгляд.

— Не бойся,Иль, пойдем. Не бойся, все будет хорошо, поверь мне. Пойдем, ведь уже почти полночь.

... В этом совсем нет ничего страшного. И пошлого ничего нет, и грязного. Ведь когда первые люди жили в Раю, до грехопадения — они были наги, и совсем не замечали этого. А мы сейчас чисты, как они.

Разве, Иль, я не видел тебя обнаженной? Я знаю твое тело лучше, чем собственное, лучше, чем ты его знаешь. Так уж у нас получилось. Я все помню, каждый твой шрамик помню, каждую рану. А эти точки — они не болят теперь? Совсем нет? Иногда понятно, но вот сейчас ведь совсем не больно? Я все-таки буду осторожен. Да и ты ведь меня видела всяким, верно? Разве мы от этого становимся хуже, оттого, что нет одежды?

Я знаю, Иль, почему ты боишься, я все понимаю. Понимаю, почему так сжалось твое тело, почему плечики поникли, съежились, будто пытаясь защитить грудь. Но не бойся, Иль, ведь я совсем другой, ведь я люблю тебя, моя драгоценная, моя радость, разве я могу причинить тебе боль? Солнышко мое, ну давай, я возьму тебя на руки. Просто вот так возьму, а помнишь, как я тащил тебя на Визаре? Да нет, нисколько не тяжело. И тогда было не тяжело, и сейчас. Только страшно было, я так боялся, что не донесу, что ты умрешь. Тебе хорошо вот так, тепло? Правда?

У тебя такие трогательные ключицы. Тоненькие, маленькие. Точно куриные лапки. Можно, я их поцелую? Вот так. И не бойся ничего.

Я очень осторожно. Очень тихо. Я знаю, что ты умеешь терпеть, ты даже не боли боишься, а того, что между нами случится непоправимое. Но не бойся ничего.

Свет очей моих... золотинка... любимая.

Какие руки у тебя тонкие, тонкие, но крепкие. Ну еще бы, «Молнию» на себе таскать.

Твои глаза — они изменились, знаешь? Это правда, что ты больше не боишься? Ты любишь? Правда? Меня? Нет, я знаю вообще-то, но так удивительно... Брось ты, какой я самый прекрасный, ерунда.

Все получится. Все будет хорошо. Тебе не тяжело, правда? Да, я чувствую, я знаю теперь. Да, милая, да!

Утром они позавтракали вдвоем в новенькой сверкающей кухне. А потом вошли в Сеть и зарегистрировали свой брак в статистической службе. Маленькая формальность, которой в свое время пренебрег Пита, а Ильгет не стала настаивать, только однажды заметила, что надо бы оформиться официально. Пита относился к формальностям с презрением. Однако пренебрежение это теперь сильно облегчило им жизнь, иначе Ильгет пришлось бы несколько месяцев потратить на официальный развод с Питой.

— Как, однако, легко неверующим, — заметила Ильгет, — всего пять минут — и готова семья.

— Ну развестись и неверующим все-таки сложно, — улыбнулся Арнис.

Ильгет посмотрела на него. Все было по-прежнему, все-все. Ничего не изменилось от того, что произошло ночью.

А она так боялась...

А это было совсем по-другому. Как будто в первый раз. И страха никакого не стало. И еще — никогда ей не было так хорошо. Даже и сейчас вот — все еще хорошо, так чудесно, как просто быть не может.

— Тебе идет солнце, — сказал Арнис. Они гуляли в Бетрисанде, переодевшись после тренировки. Ильгет улыбнулась, поправила прядь около уха, недоверчиво посмотрела на Арниса.

— В каком смысле?

— Ну... идет. Ты вся такая солнечная. Золотая. Как блики в лесу между соснами.

— А помнишь, мы первый раз встретились... Я гуляла тогда в лесу с собакой. У меня еще такое стихотворение было, я вспоминала его.

— Расскажи.

— Да, подожди, оно короткое.

У осени истерика -

Дожди, лучи, дожди.