Куколка - Олди Генри Лайон (книга регистрации TXT) 📗
– Вставайте, Борготта!
Ланиста?! Опять?!
Сейчас начнет браниться, бить нами об стену…
Страдая жесточашим deja vu, чувствуя себя психом в период обострения шизофрении, Лючано спустил босые ноги на пол. Нашарил тапочки; рывком встал. Его качнуло, пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть.
– Борготта!
Сколько ж он вчера выпил? Вон, и ланиста визжит по-женски, и мебель приплясывает. Сливовый бренди, дрянь, пакость, пойло для идиотов! – надо было отказаться…
«Лучшие образцы беллетристики, – наставительным тоном произнес маэстро Карл, – начинаются с пробуждения главного героя. Герой мучается похмельем и влипает в историю. Это два обязательных компонента. Публика бесится от восторга. Ты – молодец, малыш. Соответствуешь.»
– Динь-динь-динь! Дети, в школу собирайтесь!
Ишь, как верещит. Вот у нас голова не болит, а у кое-кого сейчас заболит. Ну и что, что ланиста? Возьму и наверну табуреткой по башке! Нам один Тумидус приказывать может. А ланист мы на завтрак… с лапшой…
– Борготта! Хотите неприятностей?!
Будут тебе неприятности. Где моя табуретка?! Нету? Что это за номер, где нет табуретки?! Ага, стул. Тоже сойдет. Штаны? Правильно, без штанов лупить стулом по башке неловко. Мы хорошо воспитаны.
– Подъ-ем! Подъ-ем!
Бум. Бум. Бум.
Каблуком бьет, гадюка. Нет, это зад. У штанов. А где перед? Вспомнил: где ширинка, там перед… Рубашку – успеется. Что он о себе возомнил?! Подумаешь, ланиста!
Встав у двери, Лючано перехватил стул за две ножки.
– Войдите!
Дверь открылась. Со злорадной усмешкой он взмахнул стулом – и, уже опуская импровизированное орудие возмездия на голову вредного ланисты, обнаружил, что воображение его подвело, заменив действительное желаемым. Дверной проем был пуст. Сила инерции увлекла Тарталью вперед. Вылетев в коридор, он едва удержался на ногах.
– Доброе утро, Борготта.
Сбоку от двери стояла Николетта, облаченная в серебристое, расписанное драконами и орхидеями кимоно. По хитрому лицу контрактницы ясно читалось: она предвидела реакцию новенького, и заблаговременно заняла безопасную позицию.
«Уж она-то точно не заспалась, – отметил старый бабник маэстро Карл. – Реснички стрелами, губки бантиком. Цыпочка! И пояс на кимоно… суета, а не пояс!..»
– Д-оброе… извините, я д-думал…
От прилива адреналина в голове прояснилось. Лючано отчаянно заморгал, гоняя остатки сна. Что это на него нашло? Нате-здрасте, выломился полуголый придурок, стулом машет… Стыдобища!
Жаркая волна опалила лицо.
– Вы, красавчик мой, проспали завтрак, – Николетта оценивающе, без малейшего стеснения рассматривала коллегу. Тарталья втайне порадовался, что успел натянуть штаны. Без штанов под таким взглядом и угореть недолго. – Это нормально. Так бывает со всеми после первой арены. Мы, семилибертусы, много спим. Ничего, привыкнете.
– Завтрак?
Он взглянул на часы. Действительно, 10:07. А сумерки в номере? – ну да, падая спать, он же убрал прозрачность стекол. До пятнадцати процентов.
– Завтрак – ерунда. Возьмете в кафе омлет и сок. Стала бы я рисковать из-за вашего завтрака! Вам, соня, надо покормить «овоща». Если вы не объявитесь в погребе до половины одиннадцатого, Жорж вас живьем съест!
– Если меня не съели каннибалы на Кемчуге…
– Не хорохорьтесь. Знаете, что такое «юдоль скорби»? Нет? Ну и славно. Это я вам говорю, как большой специалист по «юдоли».
– Хорошо, – кивнул Лючано. Он все больше смущался под наглым взглядом Николетты. Казалось, брюнетка сейчас плюнет на свои же рекомендации, затащит новенького в номер и подвергнет насилию в особо извращенной форме. – Умоюсь, и бегом к Пульчинелло…
– К кому?!
Удивление ей шло – румянец, блеск глаз…
– Я так назвал своего «овоща».
– А-а. Зря. Лучше не давать им кличек. Сантименты, цветы сердца, а он – раз, и сварился. Впрочем, дело ваше. Да шевелитесь, в конце концов! Жорж зол на вас со вчерашнего вечера. Только и ждет повода.
При ближайшем рассмотрении на лице женщины, под слоем макияжа, обнаружились едва заметные морщинки. И кожа под глазами с намеком на дряблость. Арена не прошла даром для Никки. Значит, мчимся будить «коллегу», с которым и виделись-то пару раз?! Спасаем брата-семилибертуса от тайных ужасов?
«Или у нее на меня виды?»
– Прошу простить мою выходку.
Он поставил стул, который, как выяснилось, до сих пор держал в руках. Стул мигом оседлала Николетта, широко расставив ноги. В распахнутом кимоно отчетливо белела грудь гладиаторши – маленькая, с яркой вишенкой соска. Это сильно мешало продолжать разговор в непринужденном тоне.
– Ничего, бывает. Кстати, застегните ширинку.
– М-м… За неглиже извиняюсь отдельно. Скажите, почему вы решили меня предупредить?
«Если ответит: «Из любви к ближнему,» – не поверю!»
– Не хочу доставлять удовольствие этому гаденышу Мондени. Как мотив, уважительный?
– Еще бы, – рассмеялся Лючано. – Спасибо!
– Поторопитесь. Забавная у вас татуировка. Где кололи?
– В тюрьме.
– Интересный вы человек…
Николетта встала и, виляя бедрами, пошла прочь по коридору.
«В душ, в душ! Желательно – ледяной…»
Гладиаторий словно вымер.
По дороге не встретилось ни единой живой души.
Спускаясь в подвал, Лючано обнаружил, что забыл-таки надеть рубашку. Кормилец, голый по пояс? А что? Правилами стриптиз не возбраняется. По крайней мере, Мондени ни о чем подобном не говорил.
– Здорово, приятель!
Сегодня Пульчинелло удивил. «Овощ» не сидел, а лежал на койке, отвернувшись лицом к стене. Нажав кнопку раздатчика, Лючано получил две банки «замазки», извлек ложку с миской и задумался: сразу брать пучок моторика, или сперва…
Пульчинелло сел на кровати.
Лючано споткнулся на ровном месте – настолько внезапно это произошло. Однако, заняв привычную, тупую и покорную позу ожидания, «овощ» снова застыл, уставясь в одну точку. В его поведении крылось что-то космическое, невозможное для человека.
«Он, небось, всегда так садится, – успокоил маэстро Карл. – Просто, малыш, ты впервые застал сей процесс. Валяй, не тяни резину…»
