Звезда Надежды (СИ) - Багров Вячеслав (книга жизни TXT) 📗
Семья будет рада.
Теперь никаких долгих рейсов.
Он устроится куда — нибудь на пассажирские перевозки, благо его там с радостью примут…
Три километра от Диспетчерской до космо — вокзала, полчаса знакомства со своим миром, новая встреча с самим собой.
Джил посмотрел вперед.
Темно — синий купол космо — вокзала высился перед ним огромной полу сферой, сверкал стеклом высоких окон и там, на хорошо различимой площадке, замерли в ожидании пассажиров, толстые «сигары» авиагравов. Две высокие эстакады скоростных поездов застыли в дрожащем воздухе, высились над ослепительно сверкающим бетоном двумя желтыми, прямыми, как стрела, ветками.
Одинокая фигурка двигалась Джилу навстречу.
Дана.
На ней было летнее легкое платье — салатового цвета, с белым, тонким пояском на талии. Ее белые туфельки мелькали в такт ее шагам. Светлые волосы Даны казались пухом одуванчика.
Дана — ландыш.
Дана — одуванчик.
Встретились.
Джил хотел поцеловать жену, но она мягко отстранилась, сделала шаг назад.
Лицо Даны было спокойным.
— Что — нибудь с Джилом?
— Нет, — Дана отвела рукой, спадающую ей на глаза светлую челку: — Он в детском лагере. Отдыхает. Я встречаю тебя одна, Джил. Здравствуй.
Они смотрели друг другу в глаза, и между ними возникла некая звенящая неопределенностью, пустота.
— Пойдем, — сказала она.
Они двинулись к космо — вокзалу, не спеша.
— Я подал в отставку, — Джил попытался улыбнуться ей, но улыбка получилась неискренняя: — С Глубоким флотом покончено.
— Я рада за тебя, Джил. Ты кое — что начал понимать.
Она какое — то время молчала, шагая рядом с ним — легкая, спокойная, чужая.
— Джил. Я ждала тебя годами. Ты должен знать — мы уже не муж и жена. Я ушла от тебя к другому человеку и мы любим друг друга. Я не упрекаю тебя ни в чем, просто так не могло тянуться вечно — ты в космосе, у тебя своя жизнь, а я с Джилом — младшим здесь одна, брошенная.
— Что? Ты…
— Джил, ты слышал. Теперь я любима и я люблю. Это все, что тебе надо знать, Джил. С сыном можешь встречаться, когда захочешь. Он очень любит тебя, Джил, очень тебя ждет. Всегда. Я привезу его в твой родительский дом. Это его парусник? — Она мельком глянула на сумку Джила: — Я не хочу, чтобы мы с тобой стали делить сына, это жестоко и неправильно…
— Да. Неправильно.
Она продолжала говорить, обращаясь к Джилу спокойно, не нервничала, как будто все слова уже были заранее обдуманны ею, приготовлены для него.
Но Джил уже не слушал ее.
Он видел перед собой светящуюся глыбу астероида, висящую в черной пустоте, когда челнок уносил их к «Дальнему» — прочь от железного мертвеца, и слушал свои мысли, которые думал в тот момент — горячие от ярости и стыда:
«Я не забуду вас никогда. Не забуду, не забуду…»
Он остановился.
Мир, его родной мир, не принял его. И это небо не стало своим, как прежде.
Мир осыпался к его ногам острыми, сверкающими осколками, с грохотом, звоном и лязгом.
Дана прошла несколько шагов вперед, потом остановилась и, оглянувшись назад, сказала:
— Ты опоздал, Джил. Ты опоздал жить.
Она ушла.
Джил стоял, как истукан — не двигаясь, почти не дышал.
Он стоял глядя перед собой, стоял, сдерживая рвущийся из груди крик.
Глава вторая. Ты — обронил
Уже вечерело.
Светило — большое и яркое, коснулось своим краем горизонта. Там, за заросшей травой ложбиной, начинался глухой, темнеющий лес, а слева под пологим холмом, текла тихая, темная река.
Он шел к лесу, не оглядываясь по сторонам, шел не спеша, слушая щебет далеких, невидимых птиц, смотрел на сухую, шуршащую под его ногами траву, вдыхал запахи цветов и сухой, пыльной земли.
На кожаном поясе Брика болталась бьющаяся о его мохнатую ляжку алюминиевая, плоская фляжка, небольшая сумка тянула правый бок.
Дул тихий спокойный вечерний ветерок и Брику казалось, что этот мир — шумный и крикливый, успокаивался, погружаясь в дрему, готовился уснуть до следующего утра.
Так всегда.
На смену буйству приходит усталость.
Он вспомнил свою молодость и тот необузданный подъем сил, который толкал его вперед, нес на своих руках в неизведанные дали мира, внушал ему чувство радости и надежды на новое, доброе.
И еще было любопытство.
Брик в юности был любопытным драком.
Пока с возрастом к нему не пришел опыт.
Он достиг леса, свернул влево к реке, и пошел мимо деревьев и кустов, собирая мехом сухие, колючие репьи.
От реки тянуло сыростью и влагой, там он останется на ночлег.
Место Лайксу.
Здесь она умерла.
Отсюда она ушла в другой мир, к другому небу, к другому Светилу.
Брик давно не был здесь.
И еще.
Он часто думал, глядя на звезды, когда рядом с ним никого не было, и ничто не могло вторгнуться в его чувства и мысли, помешать думать о ней — помнит ли она его сейчас? Думает ли о нем? Может в том далеком, не доступном отсюда мире, память о прошлом стирается так же, как вчерашний, полный событиями день?
Что он теперь для нее?
Брик верил — они встретятся, там, очень далеко, в мире, который нельзя увидеть с Ора, даже если сильно захотеть, нельзя потрогать, осязать, но можно, если тихо сидеть в ночи, когда вокруг нет никого, кроме звезд, то можно услышать тот мир, и даже на мгновение прикоснуться к нему — незримому, вечному, легкому, как летящий пух деревьев.
Он вышел к реке.
Вода в ней потемнела — тихое течение, почти не слышимый шелест волн о глиняный берег. Пахло водорослями и рыбой.
И было свежо.
Он шел по самой кромке воды и за ним оставались круглые следы лап — ног. Промокшие и отяжелевшие от воды, редкие ветки — почерневшие, без листьев, лежали в глине, блекло отсвечивали.
Было спокойно, тихо и торжественно.
Брик дошел до небольшого холма, за которым сразу начинались деревья леса, остановился у старой, кривой коряги, торчавшей из воды в шаге от берега и тихо вздохнул.
Он постоял так, глядя куда — то в глубь темной воды и произнес:
— Здравствуй.
Брик прислушался к себе.
Не было горечи и чувства утраты. Ему было хорошо и покойно, словно он пришел откуда — то издалека домой.
Отойдя под земляной бугор, из которого торчало одинокое, лысое деревце, Брик тяжело опустился на жухлую траву и, откинувшись назад, прислонился к стволу дерева, закрыл глаза.
Еще рано.
Еще не видны звезды.
Их еще загораживает темнеющее, синее небо Ора.
Лайксу.
Конечно же, ее здесь не могло сейчас быть. Но Брик верил, что в то время, когда он думает о ней, то там, в далеком радостном мире, Лайксу вспоминает о нем, и они словно приближаются друг к другу, знают мысли и чувства друг друга, могут взяться за руки и идти куда — то, ни о чем не заботясь — просто и легко…
Брик уснул.
Ему снился сон.
Высокое синее небо, наполненное звоном покоя, висит над ними — вечное, мирное, и они с Лайксу идут рядом, и свежий ветер обдувает их лица, и впереди только мир и простота жизни — легкой и радостной.
Разве они расставались?
Нет.
То был сон — дурной, нехороший сон, который гонится прочь осуществленной надеждой, и уже не помнится, потому, что они вместе и никогда не расстанутся…
Он проснулся внезапно, от голосов — резких, чуждых, лишних здесь. Брик открыл глаза и еще, не придя в себя ото сна, заморгал часто, не понимая, как он здесь очутился.
Луна заливала все вокруг бледным, стальным светом, разделяя краски и оттенки мира на черное и светло — серое, вода в реке блестела, как гладкий металл.
Их было пятеро.
Люди.
Они стояли рядом с Бриком, в нескольких шагах — по двое с каждой стороны и один прямо перед ним — тощий, в расстегнутой светлой рубашке, он держал в левой руке рюкзак, а в правой удочку, уперев ее рукоятку в землю.
Брик медленно поднялся.
— Он все — таки проснулся, — произнес один из тех, что стоял слева от Брика: — Ночь, а он спит. Мышей не ловит.
