Страна багровых туч - Стругацкие Аркадий и Борис (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
– Береженого бог бережет, – продолжал он, с ужасом чувствуя, что говорит бессвязно и неубедительно. – Зря не рискуй…
– Если будет трудно или если будет опасно?
Это был Ермаков, Толя Ермаков, с молоком матери всосавший презрение к околичностям и недомолвкам. Ему было стыдно за Краюхина и жалко его. И он был встревожен. Он нагнулся к экрану, вглядываясь в лицо Краюхина. Тот поспешно откинулся назад. Несколько секунд длилась неловкая пауза.
– Вот что, – сказал Краюхин, стараясь побороть страшную слабость, – слушай, что тебе говорят, товарищ Ермаков. Я не собираюсь состязаться с тобой в остроумии. Так…
– Слушаюсь, – тихо ответил Ермаков. – Я не буду рисковать. Я буду считать, что основная задача экспедиции – это сберечь корабль и людей. Я сберегу корабль. Но ведь их я не смогу удержать…
– Ты – командир.
– Я командир. Но у каждого из них есть своя голова и свое сердце. Они не поймут меня, и я не знаю, сумею ли заставить их отступить. У меня нет вашего авторитета.
– Ты меня не понял…
– Я понял вас, Николай Захарович. И по вашему приказу я готов поступиться всем, даже честью. Но поступятся ли они?
Ясные глаза Ермакова глядели Краюхину прямо в мозг. Они понимали. Они все понимали.
– Я могу только догадываться, что у вас на уме…
Краюхин опустил тяжелую голову и хрипло сказал:
– Ладно, поступай как знаешь. Видно, ничего не поделаешь. У меня вся надежда на твое благоразумие. А теперь прости, я пойду. Я, кажется, приболел немного…
– Вам надо отдохнуть, Николай Захарович.
– Надо… Проверяй радиоавтоматику. Точно по расписанию, через каждые полчаса мы должны получать автоматические сигналы «Хиуса». Через каждые два часа – твое личное донесение. Не опаздывать ни на секунду!
– Слушаюсь.
– Ну, прощай. Я пошел.
Он встал и заплетающимися шагами устремился к выходу. Пол под ним качался, становился дыбом. «Надо успеть…» – подумал он и рухнул лицом вниз в черную пропасть…
Краюхин очнулся в теплой постели у себя в номере. Светило солнце. Тумбочка у изголовья была уставлена пузырьками из разноцветных пластиков и коробочками. Доктор и Вера, оба в белых халатах, сидели рядом и глядели на него.
– Время? – спросил он, еле ворочая непослушным языком.
– Двенадцать-пять, – поспешно отозвалась Вера.
– Число?
– Двадцатое.
– Третьи… сутки…
Вера кивнула головой. Он встревожился, попытался приподняться.
– «Хиус»?
– Все хорошо, Николай Захарович. – Доктор осторожно придержал его за плечи. – Лежите спокойно.
– Только что звонили с радиостанции, – сказала Вера, – все благополучно.
– Хорошо, – пробормотал Краюхин. – Очень хорошо…
Доктор приложил один из пузырьков к его плечу. Раздалось шипение, и лекарство всосалось под кожу. Краюхин закрыл глаза. Затем отчетливо сказал:
– Передайте Ермакову. Все, что я говорил, не считается. Это паника. Болезнь…
– Бредит, – прошептала Вера.
Он хотел сказать, что это не бред, но заснул.
Проснулся он ночью и сразу почувствовал, что ему лучше. Вера накормила его бульоном и сухарями, напоила горячим настоем из индийских трав.
– Включите радиограммы, – потребовал он.
– Нужно отдыхать, – возразила Вера.
– А я говорю – включите!
Она послушно включила магнитофон. Он слушал рассеянно, глядя в чистый белый потолок, думая о том, что «Хиус», вероятно, уже начал торможение. Незаметно он снова уснул.
Следующие сутки прошли спокойно. Краюхин быстро поправлялся. Доктор разрешил поставить у постели видеофон, телеэкран и пускать посетителей. До позднего вечера с радиостанции поступали пленки с сигналами «Хиуса» и донесениями Ермакова. Приходили и уходили инженеры, мастера, начальники служб. После ужина Краюхин просмотрел газеты, включил стереоскопическую телепрограмму Москвы, поговорил с Верой и Ляховым и, привычно усталый, а потому окончательно успокоившийся, улегся спать.
Утром в комнату вбежала Вера, бледная, с растрепавшимися волосами, и слишком громко, как ему показалось, выкрикнула:
– «Хиус» не подает сигналов! Ночью замолчал… замолчал… и… и… вот молчит уже пять часов…
Она схватилась руками за щеки и горько, навзрыд заплакала.
Космическая атака
«…Либо врали романисты и газетчики, либо наш перелет не типичен. В нем нет ничего «межпланетного». Все буднично и обыкновенно. И вместе с тем… Но это самое «вместе с тем» относится уже к области чувств и переживаний. Если обратиться к фактам, то просто трудно представить себе, что находишься на борту космического корабля и что наш планетолет с гигантской скоростью несется к Солнцу. Сейчас, когда я пишу эти строки, Юрковский и Иоганыч в кают-компании возятся над картой полушарий Венеры – так они называют два круга на бумажном листе, на которых нанесены цепочки красных и синих кружков и небольшие пятнышки, заштрихованные зеленым. Юрковский объяснил, что красные – это горные вершины, достоверно известные; синие – гипотетические или замеченные всего два или три раза; зеленые пятна отмечают места, где были зарегистрированы мощные магнитные аномалии. И большая черная клякса – Голконда. Это все. Воистину загадочная планета! Над этой картой наши астрогеологи сидят часами, сверяя что-то со своими записями и переругиваясь вполголоса, пока Ермаков не выйдет из рубки обедать и не прогонит их со стола. Крутиков сейчас на вахте, Богдан в соседней каюте читает, свернувшись в три погибели на откидной койке. Пристегнуться не забыл – видимо, привычка. Что касается Ермакова, то он заперся у себя и не выходит вот уже второй час. Но о нем разговор особый…»
«…Итак, за истекшие сутки никаких происшествий не случилось. Пилотам и электронно-счетным машинам пришлось много потрудиться, прежде чем планетолет был выведен на так называемый прямой курс и взял прямое направление к точке встречи. Для этого Ермаков и Михаил Антонович еще на Земле рассчитали какую-то «дьявольскую кривую», трехмерную спираль, следуя по которой, планетолет гасил инерции орбитального и вращательного движения Земли и выходил в плоскость орбиты Венеры. Крутиков после сказал, что электронный курсовычислитель «Хиуса» оказался не совсем на высоте положения. Мы – Юрковский, Дауге и я – сидели в это время в кают-компании и прислушивались к легким толчкам. Но амортизационные устройства кресел – чудесные, и дальше чувства легкой тошноты мои страдания не пошли. Затем я приготовил обед. У нас обильные запасы готовых обедов в термоконсервах, но есть и «живое» мясо в пластмассовых баках, стерилизованное гамма-лучами, и изрядное количество овощей и фруктов. Я решил блеснуть. Все хвалили. Но Юрковский сказал: «Хорошо, что у нас теперь есть, по крайней мере, порядочный повар», – и я разозлился. Ермаков, впрочем, заметил Юрковскому:
