Адмирал Империи 33 (СИ) - Коровников Дмитрий (чтение книг txt, fb2) 📗
Под издевательским смехом Самсонова Петр Шувалов не нашелся сразу, что ответить, так как сам прекрасно понимал всю абсурдность ситуации, сложившейся сейчас на Новой Москве. Двоевластие, царившее в залах Большого Императорского Дворца, и впрямь вселяло сомнения и растерянность во многих офицеров и адмиралов Империи. И в этом хаосе, порожденном чехардой самозванцев на вершине, неизбежно размывались и расшатывались правила передачи власти…
— Молчишь? — не унимался Иван Федорович, торжествующе поглядывая на растерянного Шувалова. — Это потому, что тебе и возразить-то мне нечего, голубчик. Да, не завидую я тебе, старина. Привык все по уставу делать, по ранжиру — от вахт до походов в нужник по склянкам. И приказы от начальства без рассуждений исполнять. А теперь, после всей этой вакханалии во дворце и сам не понимаешь, от кого распоряжения получать. Ведь так а, Петр Григорьевич?
Самсонов откровенно потешался над мучительными терзаниями бывшего соратника, загнанного в угол неразрешимой этической дилеммой. И надо признать, в чем-то он был прав. Его собственная позиция, при всей ее предосудительности с точки зрения традиционной имперской морали, отличалась, по крайней мере, четкостью и прямотой. Адмирал не пытался юлить и изворачиваться, оправдывая задним числом свою измену. Нет, он открыто и смело объявил себя единоличным хозяином положения, присвоив право решать судьбы страны и народа по собственному разумению.
— Может в чем-то ты и прав, но зато я прекрасно знаю, как действовать Гвардейской Императорской Эскадре в случае незаконного входа в систему «Новая Москва» любого другого боевого подразделения, — уверенно парировал Шувалов, смело глядя на собеседника сквозь отблеск экрана.
Петр Григорьевич выпрямился во весь рост, словно оловянный солдатик, и непроизвольным жестом поправил белоснежный китель с золотыми аксельбантами. Всей своей подтянутой фигурой, идеально ровной осанкой, твердым прищуром глаз командир гвардейцев воплощал собой величие и несгибаемость лучших традиций российского космофлота — ни тени сомнений, ни секунды колебаний, ни намека на компромиссы и сделки с совестью.
— А именно, мне как командующему обязуется выдворить нарушителей из столичной системы любым, подчеркиваю — любым способом, — продолжил Шувалов твердым командным голосом, словно отдавал очередной безапелляционный приказ. — И если для этого понадобится таковых нарушителей закона уничтожить — я это сделаю, не моргнув глазом… Вот мое последнее слово, Иван Федорович. Сам решай, готов ли ты ценой жизней своих «людей» испытать гвардейцев на прочность.
На широком лице Самсонова появилась брезгливая гримаса — так смотрят на нашкодившего щенка или досаждающего попрошайку. Но в то же время в стальных глазах адмирала-мятежника зажглись недобрые огоньки, как у хищного зверя, завидевшего достойную добычу.
— Как самоуверенно ты говоришь, — презрительно хмыкнул Иван Федорович. — Не боишься подавиться собственным апломбом и пафосом, а? Что ж, попробуй сдержать слово. Ты разве не видишь, что соотношение сил, которое сейчас далеко не в твою пользу?
Самсонов обвел рукой, указывая на голографическую карту за своей спиной, испещренную изумрудными значками кораблей Черноморского флота. Но Петр Григорьевич и бровью не повел, оставаясь внешне абсолютно невозмутимым. Многолетняя выучка, вбитая в кровь и плоть еще в юные лейтенантские годы, не позволяла гвардейскому офицеру проявлять страх и неуверенность, даже оказавшись лицом к лицу с неминуемой смертью. Ни один мускул не дрогнул на лице контр-адмирала, ни один жест не выдал внутреннего напряжения.
— Когда это численный перевес врага останавливал гвардейцев? — недоуменно пожал плечами Шувалов, всем своим видом давая понять, что не видит в создавшейся ситуации ничего из ряда вон выходящего. — Нас, «преображенцев», еще со времен Петра Великого учили не числом, а умением побеждать.
— Ага, значит, уже записал нас во «враги», Петр Григорьевич! Гвардейский официоз с тобой заговорил, аж скулы сводит, — с плохо скрываемым злорадством вскричал Самсонов, картинно всплеснув руками в притворном негодовании. — Ты первый, кто назвал своих же соотечественников и товарищей по оружию — «врагами»! И после этого ты еще смеешь рассуждать о порядке и правилах, о верности и чести? Ай-яй-яй, как нехорошо, голубчик!
Лицо Ивана Федоровича раскраснелось от возбуждения, глаза лихорадочно заблестели. Чувствовалось, что адмирал упивается своим превосходством в этой войне нервов и характеров, откровенно наслаждается произведенным эффектом. Однако если мятежный флотоводец рассчитывал, что его софистика и демагогия поставят в тупик прямодушного гвардейца, то он жестоко просчитался. Шувалов, ни на йоту не отступая от своих убеждений, спокойно и хладнокровно парировал:
— Для меня врагом будет являться каждый, кто нарушит закон Российской Империи, — с ледяной невозмутимостью произнес Петр Григорьевич, смерив собеседника взглядом, полным аристократического презрения. — Будь то внешний противник или, тем паче, внутренний, мнящий себя выше Бога и Государя. И ты со своей разношерстной эскадрой утлых суденышек только что преступили эту черту, Иван Федорович. Так что теперь не обессудь…
— Эх, Петр Григорьевич, бедный ты мой безумец… Засиделся ты в столичной системе со своими домашними питомцами, ой, то есть гвардейцами! Совсем чувство реальности потерял… Посмотри на стоящие перед тобой, как ты изволил выразиться, «жалкие суденышки»… Что ты видишь?
Самсонов встал вполоборота к монитору, и камера запечатлела адмирала в выгодном ракурсе — грузного, в расстегнутом мундире, но полного сил и энергии. На заднем плане горела и переливалась всеми цветами огромная тактическая карта с изображенными на ней десятками боевых кораблей Черноморского флота.
— Перед тобой восемьдесят крейсеров и линкоров, только что прошедших горнило войны с бесчисленными эскадрами проклятого Коннора Дэвиса, а до этого сражавшихся в десятках других кампаний! — вещал Иван Федорович, сверля Шувалова нахально-торжествующим взором. — Мои экипажи сплошь состоят из ветеранов, закаленных в жесточайших схватках, не знающих пощады и снисхождения. А боевые характеристики их кораблей заставят позеленеть от зависти любого техника или инженера в твоей эскадре.
Адмирал-мятежник, все более впадая в раж, уже откровенно куражился над поверженным, как он считал, противником. Голос его креп, наливался металлом, и гулким эхом расходился по командному отсеку «Громобоя»:
— С кем ты вздумал тягаться, Петр Григорьевич? Со своими изнеженными, годами не нюхавшими пороха гвардейскими мальчиками? Ха-ха-ха, не смеши моих космоматросов! В твоей захиревшей Преображенской дивизии уже одно только название и осталось грозным — «гвардейская»! Поэтому, мой тебе совет, отойди в сторонку, не путайся под ногами. Не гневи судьбу, отзови своих гвардейских щенков с линии огня. Так, глядишь, и сбережешь экипажи и себя от неизбежной гибели…
— Ты же прекрасно знаешь, Иван Федорович, что я отвечу на это, — не поведя бровью, спокойно пожал плечами Шувалов. Всем своим тоном и повадкой гвардеец давал понять, что ни на полшага не отступит от намеченной линии. — Пошел ты на…
Договорить Петру Григорьевичу не дал возмущенный вопль Самсонова. Побагровев от гнева, адмирал в сердцах хватил кулаком по пульту, и изображение на мониторе «Громобоя» пошло рябью.
— Ах ты, щенок! Выскочка гвардейская! — брызгая слюной, ревел Иван Федорович. — Что ж, сам ты выбрал свою судьбу. Ты сам подписал себе смертный приговор, когда в гордыне и высокомерии своем записал нас, верных слуг Отечества, в стан врагов. За твою никчемную жизнь и жизни твоих никчемных преторианцев я теперь и ломаного сапфирового империала не дам. Так что готовься к смерти, мой упрямый и недалекий друг…
С этими словами Самсонов, гаденько ухмыльнувшись на прощанье, потянулся к клавише отбоя на коммуникационной панели.
— Я очень часто слышал подобные угрозы, чтобы на них обращать внимание, поэтому можешь не утруждаться, — брезгливо скривился Шувалов, напоследок одарив собеседника взглядом, полным неизбывного презрения к ренегатам и клятвопреступникам. — Разговор окончен. Императорская Гвардейская Эскадра не пропустит твои корабли ни на километр ближе к Новой Москве-3! Попытаешься прорваться силой — падешь бездыханным у трона, который возжелал захватить.
