Зов странствий. Лурулу (ЛП) - Вэнс Джек Холбрук (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
МСБР рассматривала племена Терца как не поддающиеся влиянию цивилизации; их умиротворение считалось практически невозможным. Сотни раз здесь пытались организовать местные подразделения полиции, и каждый раз безуспешно. В настоящее время МСБР запрещала импортировать на Терц лучевое оружие и предупреждала туристов об опасностях этой планеты, во всех остальных отношениях предоставляя туземцам возможность жить и умирать по-своему.
Капитан Малуф уже несколько раз бывал на Терце. Еще перед тем, как «Гликка» начала тормозить в атмосфере, спускаясь по спирали, капитан проинформировал команду об условиях, которые следовало ожидать на поверхности: «Терц — не туристический заповедник, его дикие просторы не привлекают бродяг-романтиков. Этот мир одинаково опасен как для туземцев, так и для приезжих. Космопорт в Нежно-Ныряльске охраняется МСБР и поэтому относительно безопасен; рынок находится поблизости от космического вокзала — то есть, если вы зайдете на рынок, вас, скорее всего, не зарежут, не ошкурят и не съедят. Но если вы решите прогуляться вдоль причалов в поисках любовных утех, вас могут, конечно, обслужить местные проститутки, хотя с таким же успехом вас могут избить или ограбить».
Перрумптер Калаш объявил, что пилигримы останутся на борту: «Нас не интересуют распутные обычаи этих странных дикарей. Зачем рисковать головой? Только для того, чтобы взглянуть на экзотические наряды и обряды? Сомнительное удовольствие — предавайтесь ему сами, если вам так хочется».
Винго с улыбкой возразил на том основании, что любые новые познания могут только способствовать дальнейшему пониманию судьбы человека: «Всякий раз, когда группа людей заявляет, что руководствуется незнакомыми мне принципами, я знаю, что найду на их планете ценный материал для моей фотографической «подборки настроений»».
Калаш цинично усмехнулся: «Все мы сделаны из одного теста. Вы ничем не лучше других».
«Неправда! — заявил Винго. — Для меня это важно. Я считаю, что у меня есть особая, редкая способность запечатлевать сущность места и времени в одном мгновенном снимке».
«Так вам кажется. Но зачем стараться, в любом случае?»
«Я пополняю альбом замечательных фотографий, который издадут под названием «Карнавал Ойкумены» — тружусь, не покладая рук!»
Калаш проникся пущим скептицизмом: «Все это не более, чем щекотание нервов и потворство нездоровому любопытству».
«Неправда, неправда! — возбужденно восклицал Винго. — Я руководствуюсь исключительно артистическими побуждениями! Чем еще я мог бы руководствоваться? Я решительно осуждаю жестокость и порок!»
Калаш потерял интерес к обсуждению: «Вполне может быть».
Винго, однако, продолжал разъяснять свои намерения: «Рождаются и умирают бесчисленные триллионы обитателей ойкуменических планет — и, тем не менее, каждый раз, когда я запечатлеваю фотографическое «настроение», я чувствую, что причащаюсь к опыту всей человеческой расы!»
«Делайте, что хотите, — пробормотал Детер Калаш. — Мне все равно».
«Надеюсь, мне удалось убедить вас в чистоте моих намерений, — вежливо сказал Винго. — Вопреки вашим подозрениям, я вовсе не стремлюсь раболепно привлечь внимание публики какими-то сенсациями! Поэтому будет очень жаль, если мне не удастся заснять представителей необычайных народностей Терца и включить их портреты в мой сборник».
Калаш нетерпеливо дернул себя за бороду: «Довольно! Достаточно! Вы меня убедили». Он поспешил присоединиться к компании паломников, чтобы беспрепятственно изложить им свое мнение о причудах и претензиях судового повара.
Повернувшись к Винго, капитан Малуф повторил свое предупреждение: «Не забывай, что местные жители — вовсе не ценители произведений искусства. Если им почему-либо покажется, что ты ведешь себя нахально, они тебе уши отрежут».
Винго трезво пообещал соблюдать осторожность.
«Гликка» приземлилась в космопорте Нежно-Ныряльска, откуда можно было видеть просторы Восточного океана. Мирон наблюдал за разгрузкой трюмов, а капитан Малуф отправился на космический вокзал, чтобы попытаться заключить новые контракты с экспедиторами. Ему удалось договориться о перевозке нескольких ящиков; кроме того, ему сообщили, что на следующее утро с островов должна была приплыть еженедельная баржа, в связи с чем могла возникнуть возможность отправки дополнительных экспортных товаров. Малуф согласился подождать с отлетом в Шоло до следующего дня.
После обеда Малуф, Винго, Шватцендейл и Мирон отважились выйти из вокзала. У выездных ворот им преградил путь молодой человек в униформе агента МСБР: «Господа, могу ли я поинтересоваться, куда вы направляетесь, и с какой целью?»
«Мы идем на рынок, — ответил капитан Малуф. — Никакой особенной цели у нас нет — мы просто любопытствуем, хотя Винго хотел бы сделать тайком несколько фотографий для своей «подборки настроений»».
Агент МСБР взглянул на Винго с некоторым любопытством. Так же, как и в других подобных случаях, стюард напялил просторный плащ табачного оттенка, широкополую коричневую шляпу и мягкие кожаные сапоги. Такой костюм, по мнению Винго, отражал романтический дух богемного образа жизни, присущего настоящим артистическим натурам.
Молодой агент вежливо заметил: «Моя бабушка тоже увлекалась фотографией — по сути дела, ни о чем больше не думала».
«Я предпочитаю рассматривать себя как свободного художника, — с некоторым напряжением сообщил Винго. — Мой сборник включает существенные характерные изображения, иллюстрирующие не поддающиеся словесному определению свойства ойкуменической души».
«Замечательная идея! Позвольте, однако, вас предупредить! Будьте очень осторожны на рынке. Если вы сфотографируете чью-нибудь душу, ее обладатель потребует с вас соответствующую плату — пять или десять сольдо — и сумеет причинять вам всевозможные неприятности и неудобства, пока вы не заплатите».
«Я не вчера родился, — с достоинством ответствовал Винго. — Я снимаю совершенно незаметно — ни у кого даже не возникнет никаких подозрений».
«Рад слышать! — отозвался агент. — Тем не менее, сохраняйте бдительность, а то с вас совершенно незаметно снимут сапоги — так, что у вас даже не возникнет никаких подозрений».
Винго с отвращением покачал головой: «Похоже на то, что у местных жителей полностью отсутствует всякое понятие о чести».
«Вполне справедливая оценка ситуации. А теперь: пытается ли кто-нибудь из вас пронести лучевые пистолеты, лазерные огнеметы или молекулярные гранаты-распылители? Совершенно необходимо, чтобы такое оружие не попало в руки местных бандитов — то есть, по сути дела, большинства населения».
«У меня с собой бамбуковая трость, — сказал капитан Малуф, демонстрируя этот предмет. — Ее единственным энергетическим приводом служит мышечное усилие моей руки».
Другие заявили об отсутствии у них какой-либо контрабанды, и агент МСБР пропустил их через ворота: «Последний совет: не выходите с территории рынка! Если вы зайдете выпить под какой-нибудь из рюмочных навесов на набережной, вас могут одурманить и ограбить — если не хуже. Даже на рынке не расслабляйтесь. К вам может подойти музыкант, играющий на баяне, с парой хорошеньких танцующих и кувыркающихся детишек. «Какие очаровательные малыши!» — подумаете вы. И в тот же момент мальчишка, делая сальто-мортале, пнет вас в пах туфлей с окованным железом носком. Как только вы упадете на землю, он усядется вам на шею и станет сворачивать вам нос на сторону, пока девчонка вытаскивает кошелек у вас из-за пазухи, после чего они прыснут в разные стороны и растворятся в толпе. Тем временем музыкант заиграет другую мелодию и потребует с вас чаевых».
«Мы будем внимательно следить за приближением баянистов и прочих негодяев, — пообещал капитан Малуф. — Сомневаюсь, что нас застанут врасплох».
«Удачи!» — напутствовал их молодой агент межпланетной службы безопасности.
Четыре астронавта вышли из ворот на рынок и остановились, чтобы осмотреться. Лавина впечатлений, заполонившая органы чувств, не позволяла сразу разобраться в происходящем: цвета, шум и суматоха ошеломляли, как сочетание оглушительных диссонансов; вонь перезрелых фруктов, подгнившей рыбы и кипящих горшков с требухой, казалось, вздымалась и колыхалась, как ожившая субстанция. За вереницей ятаганных деревьев вздымался пронзенный резко контрастирующими темными силуэтами их стволов громадный бледно-оранжевый шар солнца. Рынок заполняла чересполосица пересекающихся проходов между прилавками, тачками и ларьками. Торговцами здесь были представители расы цингалов: жилистые, находившиеся в постоянном движении люди с кожей оливково-загорелого оттенка, черными волосами, сверкающими карими глазами и впалыми щеками. Они носили белые юбки до колен и короткие белые блузки; голову они повязывали цветными шарфами, надвинутыми на лоб. Цингалы предлагали товары со страстной настойчивостью, расхаживая взад и вперед, жестикулируя, выбегая в проход, чтобы схватить за локоть прохожего, и странно пританцовывая за прилавками, словно они никак не могли устоять на месте — все это время они расхваливали свое добро мелодичными причитаниями и возгласами притворного восхищения, стараясь перекричать соседей-конкурентов.
