Пути Господни (СИ) - Шабельник Руслан (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
- Александр Сонаролла, избранный Пастырем на последнем сборе.
- А не пошли бы вы с вашим пастырем…
- К Кузькиной матери!
Молодецкий гогот сотряс стены сектора.
От этого гогота, заботливые и не очень мамаши забрали играющихся чад и заперли двери комнат, для верности подперев их табуретами.
- Слово Пастыря – закон!
Храбро взвизгнул Миллгейт.
- Вот вы и выполняйте. А ну пошли отсюда!
- К Кузькиной матери!
Поликарп Миллгейт засобирался протиснуться за спины товарищей. Произнести обличительную, пламенную, как топка утилизатора речь, ему внезапно показалось сподручнее с задних рядов.
Так же внезапно он обнаружил, что протискиваться не за что, ввиду отсутствия спин и иных частей тел пресловутых товарищей.
Из-за поворота, того самого из-за которого они вышли минуту назад, долетело противоречивое?
- Сами идите!
Поликарп развернулся и ринулся навстречу звуку. Не то, чтобы он знал в каком из секторов необъятного Ковчега, обитает загадочная Кузьмина мать, однако отыскать ее, внезапно сделалось весьма важным.
***
И вошел Ной и сыновья его, и жена его, и жены сынов его с ним в Ковчег(…).
Они и все звери по роду их, и всякий скот по роду его, и все гады, пресмыкающиеся по земле, по роду их, и все летающие по роду их, все птицы, все крылатые.(…)
И вошедшие мужеский и женский пол всякой плоти вошли (…). И затворил Господь за ним (Ковчег).
Бытие.1.
Они сидели перед ним - все, или почти, за исключением стоящих на вахте. Обитатели Ковчега, граждане нового мира.
Он лично отбирал, беседовал с каждым. Эммануил никогда не предполагал, что выбор настолько тяжелая штука. «И соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов. И поставит овец по правую свою сторону, а козлов – по левую». *(Матвей гл.25 (32,33))
Он не бог, он не способен отделить праведников от грешников. Богу не позавидуешь. Он - Эммануил - не позавидует - он познал тяжесть выбора.
Сотни пар глаз смотрели на него.
Совсем рядом, за толстой обшивкой Ковчега, с каждой минутой, секундой от них отдалялась невидимая отсюда Земля. Или они от нее.
Войны, насилие, ненависть, голод, неуверенность в будущем. Друзья, родственники, первые светлые воспоминания, первая любовь.
Неуверенность в будущем.
Они оставляли ее, и она же ждала их впереди.
Тысячи пар глаз. Они поверили ему, они отринули прошлое, они пришли сюда, выбрав неопределенное будущее. Будущее, как они надеялись, лишенное пороков прошлого. Он тоже надеялся на это. Надеялся и молил, всех богов, которых знал.
- Мы пришли... - они ждали от него речи, первой речи, напутствия, и он готовил ее, даже специально - чего ранее никогда не делал - написал, выучил... слова, заученные, вымученные слова застыли в горле удушливым комом.
Требовалось ободрить, поддержать, это была речь, преисполненная оптимизма, щедро сдобренная высокопарными фразами. Речь, как нельзя лучше, соответствующая обстановке, моменту.
- ... собрались здесь, чтобы...
Куда подевалось его хваленое красноречие, его кружевные обороты, которыми восхищались даже оппоненты. Где они, когда нужны более обычного! Где уверенность в себе, собственных силах, собственной правоте, подкрепленная созвучием мыслей, чаяний сотен последователей!
Невдалеке, на специально отведенной площадке, играли дети. Качались качели, кружилась карусель. Жалобно трещала под напором детских ножек шведская лестница. Гайдуковский был прав. Детям везде хорошо, когда имеются игрушки и есть с кем порезвиться. И нет им дела до удаляющейся Земли, до проблем взрослых, и до его личной проблемы - невозможности произнести речь.
- ... мы оставили... отринули...
Из кучи, образованной мешаниной детских тел, вырвался смуглолицый мальчуган. Взъерошенные волосы, раскрасневшиеся щеки, глаза горят азартом игры. Большие, темные, словно бездонные колодцы глаза, на редкость красивые - наследие деда. Внук Гайдуковского - Брайен Гайдуковский. Засучив рукава, мальчишка с разбегу влетел в кучу малу, затерявшись среди подобных себе копошащихся детских телец.
- Мы - здесь присутствующие - вы, я, еще порождение, продукт того мира. В нас еще живут, возможно тлеют, возможно горят его ценности, его мировоззрение, взгляд на вещи. Но мы сделали первый шаг, самый сложный шаг - ушли, отринули. Я преклоняюсь перед вами, вашим мужеством, вашей решительностью и вашим благородством. Да, да, благородством. Только благородный человек способен пожертвовать собой, собственной жизнью, часто обеспеченной, с налаженными связями, ради туманного будущего. Будущего, в котором не ему - детям, внукам его будет жить лучше.
И мы построим это будущее!
Мы - помнящие Землю.
Не ради себя, ради них!
Они, родившиеся на корабле, не знающие иной жизни, станут истинно новыми и полноценными гражданами взлелеянного общества. Общества, свободного от насилия, ненависти, принуждения, рабства себе подобных. Общества, которое тщетно силились построить поколения идеалистов на Земле. Общества, которое безуспешно пытались вообразить тысячи утопистов.
На вас, мне, лежит огромная ответственность. Мы - строители, фундамент. Воспитывайте, воспитывайте детей. Они - наше - ваше будущее, граждане того, взлелеянного, гармоничного мира!
***
Непослушание, либо невыявление должного почтения – 8 особей (утилизированы).
Они шли.
Далекими землями.
Незнакомыми тропами.
Мимо чужих жилищ. Во всем похожих на их собственное.
На Ковчеге все было похоже.
Но запах – нос, чутье не обманешь.
«Великая Мать!»
Рхат Луну сделалось страшно. Он никогда не заходил в такие дебри. Конечно, хозяин Брайен добрый, но ведь Рхат Лун разбил пятиногого зверя, и божка…
«Великая Мать, милостью твоей, если только я вернусь, мы вернемся домой, я стану самым лучшим слугой. Хозяин Брайен, Хозяйка Рената, преданнее, расторопнее, аккуратнее слуги, не найдется на всем Ковчеге! А пыль! Я люблю, обожаю, жить не могу без пыли!»
Хозяин Брайен остановился у одной из дверей. Зачем-то огляделся, дождался пока дальний прохожий скроется за углом коридора, после чего постучал.
Необычно.
Два быстрых, потом один… потом снова два быстрых… Рхат Лун не запомнил, да и как было запомнить, когда он молился Великой Матери.
Щелкнул замок. Дверь открылась.
- Брайен! Проходите, только что началось.
«Что началось? Праздник Рождения? Великая Мать!»
Что сразу навалилось на Рхата, так это – запах. Запах дыхания. Давно не мытых и свежеискупанных тел, разгоряченных и холодных. Запах любопытства. Запах страха. Запах надежды, и запах обреченности.
Жилище, немногим больше хозяйского, было сплошь, что называется, забито народом.
«Великая Мать!»
Рхат Лун никогда еще не видел такого.
Хозяева и рабы, сидели, стояли, бок о бок, как равные. Все взоры были обращены к дальней стене, где на возвышении говорил один из Хозяев. Худой старик, нижняя часть лица которого заросла жидким седым мехом.
- Братья, сестры. Повинуясь зову сердца, естеству, кто пришел сюда впервые, и постоянные слушатели. Именно: братья и сестры. Ибо, как завещал Учитель нет низших и высших, рабов и господ. Перед лицом Всезнающего – все равны. Паукообразный гандапод с Аграрии и ластоногий тун с Ваниба, член Совета Техников и чистильщик заброшенных секторов. Так говорил Учитель. Воодушевленные этими словами, наши предки построили Ковчег. Нести слово Божественного меж звезд…
Учитель – бог Хозяев, Рхат Лун и раньше слышал это имя. Странный бог, как все у Хозяев. Имя не было запретно, однако его старались пореже произносить вслух. Боги Рхат Луна карали, разве за исключением Великой Матери, а Учитель…
- Забыты пророчества, попраны заповеди - законы, по которым жили поколения наших предков! Глядя из звездного жилища на деяния детей своих, сердце Всепрощающего обливается кровью…
