Синдром отторжения - Воронков Василий Владимирович (бесплатные версии книг TXT) 📗
Именно тогда я признался Лиде в любви.
Она промолчала.
Я проводил ее до станции, где она сказала, что в театре было замечательно, что надо как-нибудь сходить туда снова, если, конечно, я сам не устал от повторяющегося по одному и тому же сценарию представления. Потом она сказала, что я могу опоздать в общежитие, которое закрывали на ночь (хотя я не опаздывал ни разу), и что не нужно дальше ее провожать. А я сказал «до завтра», хотя знал, что завтра мы с ней не встретимся – был выходной, и она уезжала куда-то за город.
В тот день я не поехал в общежитие.
Я стоял на станции, слушая, как искаженный голос – барахлил громкоговоритель, и каждая вторая гласная превращалась в пронзительный металлический звон – объявлял о прибытии поездов. Сначала на станции было людно, меня часто толкали, пытаясь втиснуться в переполненные вагоны, но вскоре все вокруг опустело, хотя голос под потолком по-прежнему резонировал и звенел, нарушая напряженную тишину никому не нужными объявлениями.
А потом я остался совсем один.
Я спустился на улицу.
Уже наступила ночь, но на небе не было звезд. Возвращаться в общежитие не хотелось.
Я зашагал к звездному театру, как если бы намеревался посетить еще один, ночной сеанс, в котором не было бы ни закатов, ни рассветов, ни путешествий сквозь звезды на сверхсветовых скоростях – только полное солнечное затмение продолжительностью в один час.
Я дошел до светофора, соединявшего два рассеченных проезжей частью тротуара. Машин не было, но светофор светился угрожающим красным светом, запрещая идти. Я спустился на проезжую часть. Сдавленный голос электронного советчика ожил, возник из пустоты, и заскрежетал мне в спину – «ждите, пока загорится зеленый», «ждите, пока загорится зеленый». Я не стал ждать.
Я пошел дальше, вниз по улице, навстречу запоздалым сонным прохожим, отводившим глаза. Я чувствовал на губах ее поцелуй.
Театр был уже закрыт.
Где-то далеко впереди бессмысленные прожектора освещали низкие тучи – как маяки, благодаря которым небесные корабли могли вернуться домой, даже если погасло Солнце. Мощные лучи поднимались вверх, к невидимым звездам, скрещивались, указывая в противоположные стороны, словно никак не могли определиться с выбором верного вектора пути и, высветив на пустом, почти черном небе зависшие над домами грозовые облака, стремглав падали вниз, исчезая за высокими глыбами многоэтажек.
Я спустился по улице, к прожекторным лучам. Ночной город выглядел уродливым и пустым, а свет, лившийся отовсюду – из окон домов, с зациклившихся реклам, из фонарей, напоминавших планеты, – усиливал ощущение гнетущей темноты.
Я и сам не понимал, что со мной не так.
Я бродил по ночным улицам, пока не отнялись ноги, вспоминая, как Лида смотрела на меня, как затягивало черной тенью ненастоящее солнце, как Лида от меня отстранилась и попросила ее не провожать.
А потом я увидел настоящий, а не голографический рассвет.
Фасады домов в спальном районе, куда я забрел, были освещены мягким янтарным светом, и ни одно из окон не горело, будто электричество в квартирах отключали по расписанию, с вечера до утра. Но тут я заметил отблески в стеклах монолитной высотки. Вспыхнуло одно окно, промелькнула по каменному фасаду неуловимая тень, и тут же загорелись, мгновенно раскалившись до температуры плавления, стекла в ставнях этажом выше – казалось, все здание охватывает невероятный пожар из солнечных отражений. Зарделось над фешенебельными кондоминиумами небо, черные, сливающиеся с темнотой тучи превратились в багровые космические туманности, и я увидел солнце, которое всходило в облачном мареве над спящим районом – красный карлик в коконе электронного газа.
Я стоял посреди улицы, забыв об отнимающихся ногах, и долго смотрел на рассвет. Повсюду еще горел ночной свет – фонари, уютная подсветка фасадов, – а небо уже заливало цветом – сначала оранжевым, потом желтым, потом голубым.
Я вернулся в общежитие первым же маглевом и сразу свалился в постель. Разбудил меня ближе к полудню звонок. Я взял суазор и увидел фотографию Лиды – ту самую, из соцветия, где она, не попав в фокус, стыдливо отворачивалась от фотографа точно так же, как отвернулась вчера от меня.
Под фотографией светилась большая зеленая кнопка «Ответить».
Я надавил на экран пальцем. Трель звонка оборвалась, и из динамика послышался…
76
– Назовите ваше имя!
Дребезжащий металлический голос взорвался у меня в ушах, и я обхватил голову руками. Перед глазами все поплыло. Завибрировали белые стены.
Я слез с кровати и, покачиваясь, встал босыми ногами на промерзлый пол. Красный глазок камеры над дверью пристально следил за моими движениями.
– Назовите ваше имя!
– Имя? – спросил я.
Безжизненный свет слепил глаза.
– Вы что, смеетесь надо мной? Да кто вы вообще такие?
– Назовите ваше имя!
Сощурившись, я посмотрел в потолок, с которого скрежетал отдающий ржавчиной голос.
– Я на Венере?
– Назовите ваше имя.
– Это ведь не Земля.
– Назовите ваше имя.
– Мы же в космосе. Наверное, на орбите. Какой смысл держать меня на орбитальной станции, если вы не с Венеры?
– Имя! – рявкнул голос. – Назовите имя!
– Да сколько можно? – простонал я; меня шатало от слабости. – Хватит!
Голос ненадолго замолк.
– Назовите ваш возраст.
Я вздохнул и осмотрелся по сторонам, хотя знал, что нахожусь все в той же пустой светящейся комнате, где нет ничего, кроме унитаза и узкой кровати.
– Назовите ваш возраст.
Я подошел к двери и уставился в красный глазок камеры.
– Почему вы каждый день задаете одни и те же вопросы? Проверяете, не забыл ли я, кто такой? Это тест или…
– Назовите ваш возраст.
– Хватит! – неожиданно для самого себя я закричал в полный голос. – Я больше не произнесу ни единого слова! Можете уморить меня голодом! Делайте, что угодно, я…
Внезапно я почувствовал резкий укол в плечо – как удар током, – и правая рука загорелась от боли. Под кожей разливалась серная кислота.
– Опять, – пробормотал я, схватившись за плечо. – Что это? Чего вы…
– Отвечайте на вопрос! – зазвенело в ушах. – Отвечайте на вопрос!
– Мне…
В глазах потемнело. Я побрел к кровати, с трудом удерживая равновесие.
– Мне двадцать ше…
Я был почти у кровати, даже мог дотянуться до нее рукой. Еще один маленький шаг. Голова раскалывалась от боли.
– Мне…
Я упал на кровать.
75
Не знаю, сколько прошло времени.
Мне казалось, что я подключен к неисправному нейроинтерфейсу, и сознание мое медленно умирает, распадаясь на бессвязные электрические сигналы, последние судорожные мысли, которые гаснут в оглушительной пустоте.
Когда я очнулся, меня встретила тишина. Я лежал на полиэтиленовой пленке – как мертвец, которого забыли упаковать в черный мешок.
– Прекратите это! – крикнул я. – Просто прекратите! Я знаю, кто вы! Сделайте последнюю инъекцию! Я не могу так! Я так не могу!
Нервные окончания в правом плече вновь рассекло шоковым разрядом.
Они наконец услышали меня. Больше не будет бессмысленных допросов, тестов и пыток светом и темнотой. Кошмар закончится навсегда.
Я закрыл глаза, приготовившись, не чувствуя страха – лишь холодное отрешенное спокойствие. Но ничего не происходило. Боль в плече затихла. Свет горел.
Вдруг что-то загрохотало.
Я открыл глаза. Бронированная дверь, приоткрыв на секунду выход из камеры, уже закрывалась с натужным подвыванием сервоприводов. А передо мной появилась девушка в сером приталенном комбинезоне. Девушка, похожая на Лиду.
Я лежал на затянутой в пленку кровати не двигаясь.
Девушка (я вспомнил, она представилась Таис) нерешительно взглянула на меня. Видно было, что Таис собирается сказать о чем-то, но никак не может подобрать слова.
Я уселся на кровати, скрестив холодные, как у трупа, ноги. Таис молчала. Я не замечал у нее в руках привычного устройства, похожего на тенебрис.
