Город бездны - Рейнольдс Аластер (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗

— Я позаботиться сам за собой, — обиделся Том. — Свинья незачем.

— Они хорошие ребята, поверь мне. С ними ты будешь в полной безопасности. Если пойдут слухи, что кто-то был свидетелем убийства Доминики, тот человек вернется, найдет тебя и убьет.

— Я теперь всегда прятаться?

— Нет. Только до тех пор, пока я не убью того, кто это сделал. Имей в виду: я не собираюсь посвящать этому остаток жизни.

Когда мы покинули палатку, на площади по-прежнему было тихо. Человек-свинья и его жена стояли за пеленой жирного дождя, похожей на пожелтевшую прозрачную штору, который нескончаемым потоком стекал с карниза здания. Поначалу мальчуган косился на них с недоверием. Потом Лоран усадил его в свою машину на огромных надувных колесах, и она исчезла во мраке, как призрак.

— Думаю, он в безопасности, — сказал я.

— Вы хотите сказать, ему действительно грозит опасность? — спросил Квирренбах.

— И куда более серьезная, чем вы представляете. У человека, который убил Доминику, совесть отсутствует как таковая.

— Вы говорите так, словно знаете его.

— Знаю.

Мы вернулись к машине Шантерель.

— Я совершенно запутался, — пожаловался Квирренбах, когда мы влезли в прозрачную полусферу, где было сухо и светло. — Я даже не понимаю, с кем я имею дело. Из-под меня как будто выдернули коврик.

И он посмотрел на меня.

— И все это потому, что я нашел эту женщину? — недоуменно спросил Пранский. — Или потому, что Мирабель тронулся?

— Квирренбах, — перебил я, — выясните, где тут можно купить змей — желательно, неподалеку.

— Вы слышали, о чем мы только что говорили?

— Слышал. Мне просто не хочется сейчас об этом говорить.

— Таннер… — Зебра осеклась. — Черт, как тебя теперь звать… Эта история с твоим именем имеет какое-то отношение к тому, что тебе говорил Миксмастер?

— Простите, о каком Миксмастере идет речь? — вмешалась Шантерель. — Случайно, не о том, к которому я вас водила?

Я лишь покорно кивнул.

— Я знаю пару местных торговцев змеями, — примирительно сказал Квирренбах и, перегнувшись через плечо Зебры, ввел с пульта управления какие-то команды. Машина плавно поднялась в воздух, унося нас из Малча, пропитанного вонью запустения, промокшего под дождем.

— Я хотел выяснить, что у меня с глазами, — сказал я Шантерель. — И зачем кому-то понадобилось подвергать меня генной операции. Когда я вернулся к нему с Зеброй, Миксмастер сказал мне, что работу, по-видимому, выполнили ультра, а потом кто-то грубо завернул процесс — возможно, Черные Генетики.

— Продолжайте.

— Мне это не понравилось. Не знаю, чего я ожидал, но только не того, что окажусь не самим собой.

— Значит, глаза вы прооперировали добровольно?

Я кивнул.

— Ночное зрение — полезная вещь. Например, для заядлого охотника. Теперь я прекрасно вижу в темноте.

— И кем вы оказались? — спросила Шантерель.

— Хороший вопрос, — подхватила Зебра. — Только для начала расскажи, что показало полное сканирование. Он добился, чтобы Миксмастер провел эту процедуру. Зачем?

— Я искал следы старых ранений, — пояснил я. — Обе раны были получены примерно в одно и то же время. Я почти надеялся обнаружить одну из них и предпочел бы не найти другую.

— На то была особая причина?

— Таннеру Мирабелю отстрелили ступню люди Рейвича. Ее можно было заменить органическим протезом — либо копией-клоном, выращенным из моих собственных клеток. Но в любом случае ступню пришлось бы присоединять к культе, а это уже хирургическое вмешательство. Пожалуй, на Йеллоустоуне с помощью передовых медицинских технологий можно было бы сделать это так, чтобы следа не осталось. Но только не на Окраине Неба. Сканер Миксмастера непременно должен был что-нибудь обнаружить.

Зебра кивнула в знак полного согласия.

— Звучит правдоподобно. Но если, по твоим словам, ты не Таннер — откуда тебе известно, что с ним случилось?

— Потому что я, похоже, украл его воспоминания.

Гитта упала на пол палатки почти одновременно с Кагуэллой.

Ни он, ни она не издали ни звука. Гитта была мертва. Если эта подробность имела какое-то значение — она умерла в тот миг, когда луч моего оружия пробил ей череп, превратив мозговую ткань в подобие ритуального праха — горстку тонкого серого пепла, которую вы можете полностью поместить в ладонях и смотреть, как его струйки текут меж пальцев. Ее губы чуть приоткрылись, но она вряд ли успела осознать происходящее прежде, чем утратила способность мыслить. Я надеялся — отчаянно надеялся: последняя мысль Гитты была о том, что я сделаю что-нибудь и спасу ее. Когда она падала, нож боевика пропорол ей горло, но она уже не могла чувствовать боль.

Кагуэлла, пронзенный лучом, который должен был убить боевика и спасти Гитту, тихо вздохнул, словно погружаясь в благодатный сон. Он потерял сознание от болевого шока — маленькая милость со стороны судьбы.

Бандит поднял голову и посмотрел на меня. Разумеется, он ничего не понимал. Мой поступок нельзя было объяснить логически. Интересно, как быстро он сообразит, что выстрел, погубивший Гитту — он был сделан с геометрической точностью, — по сути, предназначался ему? Как скоро до него дойдет простая истина: я напрасно считал себя непревзойденным снайпером, потому что убил единственного человека, которого готов был спасти любой ценой?

Последовала напряженная пауза. Думаю, за это время боевик оказался примерно на полпути к догадке.

Но я не дал ему дойти до конца.

На этот раз я не промахнулся. Я продолжал стрелять даже после того, как задача явно была выполнена. Я разрядил в него всю батарею и продолжал палить, пока ствол в полумраке палатки не засветился вишнево-красным.

С минуту я стоял над тремя телами, которые лежали у моих ног. Затем во мне проснулся инстинкт солдата. Я очнулся и попытался оценить ситуацию.

Кагуэлла все еще дышал, но был в глубоком обмороке. Боевик Рейвича превратился в пособие для лекции по анатомии черепа. На миг меня кольнуло раскаяние: подвергать его такой казни не имело ни малейшего смысла. Наверное, эта мысль была последней судорогой умирающего во мне наемника. Разрядив батарею, я перешагнул порог и очутился в ином пространстве, более здоровом. Здесь правил было еще меньше, а коэффициент полезного действия от этого расстрела имел ничтожно малое значение по сравнению с выплеском ненависти.