Планета обетованная - Романов Андрей Олегович (библиотека книг TXT) 📗
Всевидящее око Ишшинкулла вовремя рассмотрело надвигающуюся опасность. Выступившее заранее к границе войско доблестного Абиссариха уже захватило вражеский обоз и возвращается с богатой добычей. Так сказал гонец от Абиссариха, посланный к Ишшинкуллу. Он сменил коня в их городе и опорожнив поднесенный ему кубок, наполненный пенистым ячменным пивом, ускакал дальше в степь, не задержавшись дольше ни минуты.
Обоз взят, но самого вождя с кучкой верных ему воинов изловить пока не удалось. Однако, Абиссарих – великий воин. Он приволочет на аркане варвара, дерзнувшего сопротивляться воле великого Ишшинкулла каким бы сильным тот не был. Потому что никто не может сравниться в доблести с Абиссарихом.
«Завтра, – подумал ДакатЛу, – надо будет пустить конные дозоры, чтобы разъехались по степи, ловить оставшихся в живых чужеродцев. Пленных можно будет использовать как рабов, а еще лучше отдать Ишшинкуллу, чтобы он принес их в жертву Каменному Богу».
Проскакавший вчера гонец сообщил ему, что среди захваченных много детей. Это хорошая весть. Все они войдут в небесный дворец Балитума. Их должно хватить на много лун и тогда, может быть, не покажется на горизонте черный всадник и не въедет в ворота их маленького городка, чтобы собрать страшную дань детьми, не достигшими возраста одевания первого пояса. Это тот возраст, когда заканчивается воспитание матери и ребенок переходит под покровительство отца.
Появления черного всадника ДакатЛу боялся больше всего на свете. Он был для него страшнее даже, чем огненная колесница, катящаяся по ночному небу – предвестница великих несчастий. В тот год, когда огненная колесница прокатилась по небу в первый раз, (ДакатЛу помнил это, хотя был мал) черная оспа унесла много жизней. Его мать и трое братьев вошли в черные воды таинственной реки Хабр и омыли в ней свои стопы, освобождаясь от суеты жизни, чтобы никогда не вернуться обратно.
А боялся он появления этого всадника потому, что подрастал его сын единственная надежда. Его очередь предстать перед грозным взором Балитума была близка. Но оставалось совсем немного времени до того светлого дня, когда ему повяжут на поясе шнурок зрелости, сделанный из раскатанного в тонкую нить серебра. И тогда он перешагнет первый и самый опасный рубеж своей жизни.
ДакатЛу зябко поежился, когда прилетевший с недалеких гор, ветер разогнал духоту ночи и словно невесомой вуалью обвил его полуголое тело утренней прохладой. Занималась заря. Край неба на горизонте уже розовел и сумрак ночи вот-вот должен был смениться яркими красками нарождающегося дня. Начальник стражи сладко зевнул. Дремота начала одолевать его. Самое время пойти спать. Если бы не эта орда, он бы так и сделал, доверив проверять посты своему помощнику. Ну да ладно. Будет время отоспаться.
Бояться особенно нечего. Их город – крепкий орешек. Не по зубам будет всякому бродячему сброду, не имеющему к тому же ни стенобитных орудий, ни баллист, ни катапульт. Если разобраться, то ДакатЛу больше боялся не того, что орда нагрянет, а того, что она пронесется мимо. В душе он надеялся, разбив вражеское войско, получить свою долю добычи, взяв пленных и превратив их в рабов.
Обойдя посты он хотел уже было уйти со стены, как вдруг до его слуха донесся далекий гул. Казалось, гудела сама земля. ДакатЛу вытянул шею, чтобы получше рассмотреть, что там вдалеке творится. Но в серости надвигающегося утра не сумел ничего различить. Он подумал, что может это пастухи перегоняют табуны на дальние луга, однако заподозрив неладное, решил на некоторое время задержаться. Он так и не смог различить что-либо в темноте, однако его внимание привлек тихий шорох, раздавшийся у самых городских стен. Взглянув туда он заметил бесшумно скользящие тени, окутанные утренним туманом. Тени были совсем рядом и он с ужасом распознал в них всадников.
Это был передовой отряд прорвавших границу варваров. Копыта их коней были обмотаны чем-то мягким, именно поэтому они сумели бесшумно подойти почти к самым стенам города. Само же войско надвигалось сзади и его появление у городских стен было также неотвратимо как сама смерть.
ДакатЛу не мешкая выхватил из-за пояса бронзовый топорик с узким, лезвием и небольшим, расплющенным в лепешку обухом. Нашарив рукой закрепленный за спиной небольшой круглый щит, обитый листовой медью, он извлек его и размахнулся, чтобы, ударив металлом о металл, поднять тревогу. Но в это время в воздухе раздался тонкий, едва слышный свист, и что-то острое больно стукнуло его по горлу. Словно кто-то невидимый нанес ему в гортань удар ребром ладони.
Горячий ручеек потек по шее на голую грудь и далее по животу на ткань набедренника, пропитав ее липкой массой. Следом за ручейком невыносимая боль разлилась по всему телу. ДакатЛу хотел было закричать, но вместо крика из горла раздался булькающий хрип. Скосив глаза вниз он увидел торчащую из горла вражескую стрелу, деревянное древко которой еще слегка покачивалось, дрожа черным оперением.
Удивленный ДакатЛу протянул руку к стреле, намереваясь сломать ее, но не смог. Перегнувшись пополам он рухнул вниз головой с крепостной стены. Глядя мертвыми глазами в светлеющее небо, он уже не видел как взметнулись в воздух тонкие веревки с привязанными к ним крючьями; как перелетев через стену они зацепились острыми зубьями за неровности в камне; как темные фигуры людей стали карабкаться на стену, один за другим проникая в город. Раздался сдавленный крик и что-то тяжелое опрокинулось наземь. Послышалось звяканье мечей, затем все затихло, чтобы через некоторое время нарушить тишину уходящей ночи скрипом открываемых городских ворот. Застигнутые врасплох стражники были все до одного перебиты.
И вот уже лавина дико кричащих и улюлюкающих конников на гривастых лошадях вливается через распахнутые настежь ворота в город и неудержимым потоком растекается по кривым улочкам, как кровь по капиллярам. Опьяненные битвой воины выламывали двери, врывались в дома, убивая без разбору всех кто попадался под руку. Они хватали беззащитных людей за волосы, руки, цеплялись за одежду, если таковая имелась, и наносили кинжалами колющие удары снизу в живот, в грудь или горло; перерезали глотки; вспарывали животы, отрезали головы.
Вырванные из тенет сна люди не могли оказать достойного сопротивления нападавшим. Они умирали, пронзенные мечами, заколотые дротиками, так до конца и не поняв в чем дело. Те, кому удалось выбежать из тесных помещений на улицу, находили свою смерть под копытами бешено мчащихся коней. Резня продолжалась до тех пор, пока в городе оставались живые люди. Смерть в ту ночь собрала обильную жатву.
Немногочисленное население городка было вырезано полностью. Восходящее солнце озарило золотистыми лучами безжизненные улицы мертвого города. Везде валялись трупы людей в лужах крови: в тесных переулках и внутренних двориках; на плоских крышах домов, используемых для сна в жаркое время года, и в темных помещениях, освещаемых маленькими оконцами, проделанными в потолке. В хлевах жалобно блеяли овцы, загнанные на ночь, в загонах мычали коровы, слышалось ржание лошадей. Некормленая скотина просилась на волю из тесных загородок.
Далеко в степи клубилось серое облако пыли, с каждой секундой удаляясь от разграбленного городка. Это рвущийся к Тилле АрбанСин, не захотевший оставлять у себя за спиной укрепленный город, уводил своих воинов, опасаясь подхода армии Абиссариха. Хунну, не имевший возможности скакать наравне со всеми, из-за медкейса, стоящего у него на коленях, въехал в город, когда основное войско уже покинуло его. С ним находилось несколько воинов, выделенных вождем для охраны СелильУбарума.
Они медленно ехали по кривым улочкам мертвого города. Их кони переступали через лежавшие там и сям трупы людей, тела которых еще не остыли. Вездесущие мухи роились тысячами, облепив страшные раны, с жужжанием перелетая с одного трупа на другой. В жарком воздухе сразу же начались процессы гниения. Тлетворный запах смерти пропитал все вокруг.
– Что здесь произошло? – с ужасом телепатировал Крис, содрогаясь от увиденного. – Кто это все сделал?
