Звездная каторга: Ария Гильденстерна (СИ) - Бреусенко-Кузнецов Александр Анатольевич (первая книга .txt, .fb2) 📗
Что до пристального внимания к мимической мускулатуре, — Кай невольно усмехнулся, чем вызвал тревожный бросок машинки в сторону, — то и оно понятно. Через мимику соглядатаи стараются проникнуть в мысли. Да только зря стараются. В мысли — определённо, зря! — тут поднадзорный вдруг смачно расхохотался, отчего летучий глаз панически метнулся ввысь и неловко приложился о старинную потолочную балку.
Приятно вспомнить, что какие-то из твоих действий извне недоступны. Те, что и составляют главный арсенал учёного-ксеноисторика: это мысли. Да, мысли, образы, переживания — но не поспешные физические действия, которые столь просто зафиксировать следящим роботам-конвоирам. Мысли — неуловимы и опасны. Ибо Кай обязательно поведёт против толстозадых революционеров личную войну. Как они узнают, что именно ему удастся придумать им на погибель? Похоже, никак. А ему удастся!
Конечно, отдельную трудность составит переход от мыслей к делу. Кай не больно-то практичен, приходится признать. Но! Реализация планов придётся на отдалённый период, когда соглядатаи утомятся следить.
А сейчас, пока наблюдатели в пике хорошей формы — яростные подрывные идеи могут быть надёжно спрятаны. Их не проследят, чтобы предотвратить, и не задокументируют ради наказания. Правда, чтобы наказать, знать истинный умысел не так уж и обязательно — Каю его легко придумают. Попробуй потом опровергни, что ты нечто такое хладнокровно планировал...
Но ведь и определить с точностью, что ты всерьёз задумал отомстить — без истинного чтения мыслей — ха, поди попробуй! Так и не догадаются, на кого первым возводить напраслину.
Что же могут предпринять враги, не способные к контролю твоих мыслей? Лучший способ — занять твоё время, чтобы измышлять подрывные планы сделалось некогда. Чем же надёжнее занять твоё время, как не заботой о выживании в мало подходящем для жизни месте. В людном месте. В занятом примитивным трудом.
Наверное, именно затем Каю и предписана ссылка на Эр-Мангали: попросту отвлечь.
Тупо, но эффективно.
5
Машинки не оставляли Кая до самого вечера. Пришлось признать, что отвлекаться от их присутствия — та ещё задача. К тому же, весь день от него шарахались прохожие. Увидят человека под наблюдением — и спешат прочь. Ибо крысы.
Впрочем, мало-мальски знакомые Каю люди сторонились его давно — с того самого запоздалого призыва к сопротивлению толстозадым — эх, ну надо же было две недели проторчать в библиотеке над свитками центавроидов, а по выходе настолько не разобраться в сложившейся конъюнктуре!
А вот машинки лихо прокладывали путь и среди густой толпы незнакомцев перед эстрадой на площади Космонавтов.
— Эй, кто это такой? — звучали за спиной голоса. — Мы его зачем пропускаем?
— А затем, что этот тип — государственный преступник под надзором. К такому только дотронься — киберконвой примет за сообщников. Типа хотим отбить.
— И что?
— Да из бластера раскромсает. И его, и нас!
— Ну, его-то — понятно. Но нас за что?
— Думаешь, эти машины станут разбираться? Пальнут, и все дела.
— Так то если заряжены...
Что за дурацкий диалог! Это откуда ещё пальнут? Кай здорово рассердился на бесцеремонных спорщиков, но теперь и он сам отчётливо разглядел раструбы мини-бластеров прямо под объективами бегущих впереди машинок слежения. Догнать хоть бы одну из них и наподдать с ноги захотелось ещё сильнее, чем сразу перед фенбонговой дверью, но бластеры — штука серьёзная. Проверять, заряжены ли, — так себе идея.
В общем, с непривычки никак не удавалось расслабиться под надзором да прицелом боевых механизмов. А ведь собирался побродить по Юрбургу, попрощаться перед высылкой со здешними уютными красотами. Уж они-то, в отличие от людской популяции, Кая не предавали. Даже, бывало, поддерживали в нелёгком учении. Широкие проспекты убеждали в истинности идеи прогресса, лесистые холмы мягко улыбались в солнечные дни, особняки на склонах подмигивали витражными окошками, мутные воды Широкого Рейна переливались чудными красками в часы заката.
Всего полгода назад восторженный ксеноисторик мог бы водить экскурсии по Старому городу, даром что никакой ксенокультурой тут и не пахло. Земная колонизация пришла на пустое место. Но какими узорами расцветила! Что за люди здесь учились, преподавали и творили, что за страсти бурлили в века межпланетных усобиц и звёздных войн... То ли дело нынешнее выродившееся население, скупленное на корню кучкой толстозадых уродов!
Собственно, Кай успел 'отметиться' везде, где хотел. Вид со Староуниверситетской башни, бывшая Обсерватория, здание Библиотеки, вычурная колоннада Братства Олигархов, ботанический сад, арочный мост через южный рукав Широкого Рейна, здание Старого космопорта, Большой Скотопромышленничий дворец, памятник звездолёту основателей Первой колонии — все эти прежде любимые места он добросовестно обошёл, но так и не проникся светлой грустью расставания.
Верно, уже расстался — чуть раньше. А сам и не заметил.
Краски Юрбурга для Кая преждевременно поблекли ещё в позапрошлом году — с победой Революции Толстозадых, но сейчас в его душе не звенело просто-таки ни одной живой ноты. И вот в чём дело: городские камни перестали молчаливо отторгать запрудившую его толпу дёшево проплаченных хамов.
Именно. Камни пришлых хамов зауважали — каково? Теперь они отторгали Кая, очутившегося в столь явном меньшинстве, что только ленивый не пнёт. Ксеноисторики к таким тонкостям чувствительны, ведь и документы иных космических рас постигаешь во многом интуитивно.
Так и есть. Чуждый город, Чужак его побери! Город, отныне лишённый права на живую историю, ибо заслужил самое худшее. Город, измельчавший в своём позоре настолько, что целиком спрятался от Кая за четырьмя миниатюрными конвоирами.
Куда он ни шёл — видел первым долгом кибернетических стражей, и лишь в качестве фона — всё остальное. В кафе наскоро глотал пищу, толком не ощущая вкуса. Потом и вспомнить затруднился: а что заказывал-то?
Ясно, что взял простые вегетарианские блюда, которые на горнодобывающих планетах, увы, в дефиците. Там властвует ксенотехнология 'мясных шкафов' Оломэ ('Сытно. Дёшево. Сердито'), которая Каю решительно не подходит. Вот и решил себя напоследок побаловать, наелся впрок — но чем именно? В памяти не осталось ни следа.
Красоты не впечатлили, добрая цивилизованная еда напоследок не порадовала, что ещё? Былые товарищи по университету, наставники, магистры — всех этих ему и видеть не хотелось. Попробуй различи, кто из них верный прихвостень новой революционной власти, кто себе на уме, а кто сбежал во внутреннюю оппозицию. Учитывая, что первых подавляющее большинство, а на третьих навести подозрение глупо и подло — странно ли, что попрощаться с людьми Кай даже не подумал?
6
Возвращаясь под вечер к университетскому кампусу, Кай понимал: свободное время наверняка вышло, не к добру помянутая высылка вот-вот начнётся. В дополнение к роботам появится человеческая стража, предъявит ордер и потребует повиновения, а тем временем к задней площадке за спальными корпусами подадут служебный катер. Известно, от какой службы.
С Обзорного холма, откуда посадочные площадки неплохо просматривались, легко было приметить — они пусты. Что это — пытка ожиданием?
Или может, власти предложат Каю добираться до Эр-Мангали своим ходом? Ага, со множеством пересадок, с растянутым до бесконечности процессом приближения к цели. Неужели предоставится шанс?.. Эх, и приятно бывает напоследок помечтать.
Но даже сама мысль о подобном шансе, отразившись на лице поднадзорного, вызвала гневный протест со стороны летучего глаза — ибо как иначе объяснить изданный им пронзительный писк? Тревога! Тревога!!! В глаза приговорённого к тоске прокралась предосудительная надежда!
Словно отвечая на отчаянный призыв мелкого кибер-соглядатая, над горизонтом показалась серебристо-чёрная сигара межпланетного кораблика. Лёгкий на помине катер блюстителей беззакония завис над островерхой крышей ксеноисторического флигеля, развернулся носовой иглой вверх и лихачески зашёл на посадку прямо под стрельчатыми окнами парадных покоев декана, нимало не боясь попортить газон. В такой изысканной фигуре пилотажа выразилась вся мера глубокого уважения прихвостней новой власти к учёным мужам и их малопонятным занятиям.
