Синдром отторжения - Воронков Василий Владимирович (бесплатные версии книг TXT) 📗
Мы были одни.
Лида на сей раз надела простенькую серую ветровку с высоким воротником, а вместо сумочки взяла маленький рюкзачок – как будто мы собрались в поход, на звездную ночевку. Даже волосы она заплела в длинную косу – впервые со дня нашего знакомства.
– Красиво, – сказала Лида. – Но, честно…. Мне кажется, в институтском городке тоже должно быть все хорошо видно.
– Мне говорили, здесь самое лучшее место.
– Да ладно, я не против. Здесь довольно… – Лида склонила голову, – романтично.
И тут же поежилась, потирая плечи:
– Хотя меня немного пугает то, что здесь никого нет. К тому же ты оставил машину почти на дороге.
– Ничего страшного. Она застрахована.
– Ага, только как мы будем отсюда выбираться.
– Ты хорошо подготовилась. – Я коснулся ее плеча.
Лида была одета уже совсем по-осеннему, хотя осень и началась лишь час назад – под ветровкой у нее был вязаный свитер с толстым воротником, а привычной узорчатой юбке она предпочла теплые брюки.
– А ты дрожишь, как осиновый лист, – сказала она.
Мы стояли на утесе, над ночной рекой, в которой, вздрагивая в волнующейся воде, отражались растущий месяц и звезды – или планеты, или восходящие по орбите корабли, – похожие на тающие в глубине песчинки. Легкий ветерок приносил запах воды, играясь с выбившейся из косы челкой на лбу Лиды, и она постоянно приглаживала ее рукой.
– Здесь красиво, – повторила Лида, – и…
Она подняла с земли небольшой камешек – выточенную ветром гальку – и, размахнувшись, бросила его в воду. Легкий всплеск напоминал плач ночной реки.
– Спорим, закину дальше? – завелся я.
– А я и не пыталась далеко бросить.
– Хотела, чтобы он подпрыгнул на воде?
– Я не умею так, – насупилась Лида.
– Я тоже, – признался я.
Лида подняла еще один камешек.
– Забавно. – Она крутила в руке гальку с мраморными прожилками, поблескивающими в сумраке, как фосфор; галька напоминала огромное яблочное семя. – Если знаешь вес камня, угол падения, то можешь предсказать все волны, все круги на воде, которые он вызовет, еще до того, как упадет.
– Логично.
– Все дело в том, что… – Лида бросила гальку в реку. – Иногда я думаю, мы и сами – лишь круги на воде.
Она чуть заметно улыбнулась, неожиданно смутившись.
– Люди не так уж и предсказуемы, – сказал я.
– Я не об этом.
– А о чем?
– Неважно. – Лида качнула головой. – Ох, и завез ты меня! Здесь какой километр?
– Километров семьдесят от институтского городка. Примерно.
– Неплохо, – сказала Лида. – Это, конечно, интереснее, чем кафе, но… Вообще-то я намекала на планетарий. – И толкнула меня локтем.
– А как же «Патрокл»? – картинно возмутился я.
– Ах да! Та фотография. Я уж и забыла о ней.
Порывистый ветер, перепутав в сумраке направления, подул откуда-то со стороны, из-за утеса, и Лида повернулась ко мне, зябко обхватив себя руками.
– «Патрокл», значит? – спросила она.
Ее глаза в темноте были черными.
– Ну, – принялся оправдываться я, – мне показалось, это будет…
– Символично, ага, – закончила за меня Лида и произнесла чуть тише: – Балбес.
– Что? Почему?
Лида не ответила.
Я невольно прислушивался к глубоким вздохам волнующейся реки. Отблески звезд в воде вздрагивали, и волны, которые поднимал ветер, наводили на мысли о причудливых искажениях пространства – вроде тех, которые создают в фантастических фильмах двигатели космических кораблей.
Лида вдруг начала обеспокоенно проверять карманы куртки.
– Забыла суазор?
– Да. Сколько там времени до выхода на орбиту?
– Еще почти полчаса.
Лида задумалась, нахмурив лоб.
– Нам же завтра с утра. Если я завтра просплю первую пару, то ты будешь во всем виноват.
– Я готов понести наказание, – согласился я.
– О, ты понесешь! – прыснула со смеха Лида.
Мы говорили, как друзья, знакомые множество лет, хотя недавно я даже не решался набрать ее номер. Я понимал, что уже не могу представить свою жизнь без нее.
Лида почувствовала что-то и посмотрела на меня.
– А как это будет? – спросила она.
– «Патрокл»?
– Ага. Я ни разу не видела, как такой большой корабль заходит на орбиту. Просто появится еще одна звезда? Мы, наверное, и не увидим ничего.
– Да нет, не думаю. Ты сама ведь знаешь, какой он огромный. Самый большой корабль, который когда-либо запускали с Земли. Он встанет на геосинхронную орбиту, а это в десять раз ближе, чем Луна. Я думаю… Впрочем, я и сам никогда ничего подобного не видел. Но, мне кажется, это будет не просто еще одна яркая звезда.
– Будет как Луна?
– Все же, наверное, не настолько…
– Ой, слушай, надо это заснять обязательно. – Лида вновь стала ощупывать карманы ветровки. – Давай попробуем на камеру твоего суазора. Тут, правда, так темно, что мало чего будет видно.
– Погоди! – спохватился я. – И как я мог забыть! На суазор тут снимать бесполезно. Я же взял с собой камеру специальную. Она должна быть в машине. Сейчас принесу.
– Предусмотрительный, – улыбнулась Лида. – И что еще у тебя в машине?
– Камера, – повторил я.
– Ладно, – рассмеялась Лида. – Неси камеру, я жду.
– Только никуда не уходи, – сказал я.
– Даже если бы захотела, – сказала она.
Я быстро зашагал к дороге, где бросил взятый напрокат представительский седан. Лида одиноко стояла у обрыва, глядя на отражения звезд и потирая плечи.
Я не сразу нашел машину.
Это был огромный шестиметровый седан, за один прокатный день которого мне пришлось отдать почти половину лаборантской зарплаты. Я не сообразил, что автомобиль стоит заказывать заранее и когда явился в контору, услышал безжалостный приговор – все бюджетные варианты были давно разобраны, а бессовестно разрекламированный в сети «широчайший выбор» сводился к одному-единственному представительскому седану с вызывающе-броскими гранеными формами. Который к тому же был предательски черного цвета, а черный цвет – не лучший выбор для путешествия в темноту.
Седан отыскался в развесистой тени совсем еще летних, густых деревьев, вдали от фонарей. Когда мы приехали, я так нервничал, что даже не запомнил место, где припарковался.
Я подошел к машине и остановился.
Я вспомнил слова Лиды – то, как она говорила, что ей страшновато в этой безлюдной глуши. И правда – на перепутье между столицей и сонными областными городками стояло такое непререкаемое затишье, словно по рассыпающейся в пыль дорожке пару сотен лет не проезжал ни один автомобиль. Редкие газовые фонари, половина из которых бесшумно мерцала, догорая последние минуты, усиливали чувство странного одиночества, как будто мы с Лидой оказались на самом краю земли.
Меня сковала оторопь.
Звездное небо над головой тянулось до самого горизонта – как купол, – и сливалось с ночной темнотой. Узкая загородная дорожка с разбитым асфальтом уходила не к очередному населенному пункту, а в бесконечный космический мрак. Света газовых фонарей едва хватало на то, чтобы очерчивать в темноте призрачно-бледные силуэты собственных столбов, выхватывая, отвоевывая у сумрака небольшие островки земли и дороги, над которыми нависал плотный саван безраздельной, почти осязаемой темноты.
Я открыл дверь автомобиля с водительской стороны.
Камера должна была лежать в бардачке или внутри подлокотника – я и сам точно не помнил, где ее оставил.
Я заглянул внутрь.
Приборная панель выглядела довольно необычно – совсем не так, как в других машинах. Она была похожа на развернутый к водителю триптих, в крыльях которого мерцали многочисленные кнопки и переключатели, а всю центральную часть занимала непонятная решетка с широкими прямоугольными прорезями.
Я стал садиться в массивное, с высоким, чуть загнутым вперед подголовником кресло. Я чувствовал пронзительный страх, для которого не было ни малейших причин. Я решил, что это просто волнение – первое настоящее свидание с Лидой, звездное небо, выходящий на орбиту «Патрокл», – и провалился в кресло.
