Город бездны - Рейнольдс Аластер (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Таннер?
В этот момент включилось ночное зрение. Сероватый туман начал приобретать очертания внутренностей разоренной палатки. Этим приобретением — на редкость удачным — я был обязан ультра и Дитерлингу, который убедил меня сделать себе операцию на собственном примере. Определенные генетические изменения на клеточном уровне приводят к образованию на задней стенке сетчатки светоотражающего слоя — органической субстанции. Ультра называют ее «тейптум». Она отражает свет, максимально усиливая поглощение. Кроме того, тейптум изменяет длину волны отраженного света, создавая оптимальную чувствительность сетчатки. По словам ультра, единственный недостаток этой генной модификации — если можно считать это недостатком — состоит в том, что глаза как бы вспыхивают, если направить в лицо яркий свет.
Ультра называют это «сияющим оком».
Честно говоря, мне такое даже нравилось. Поскольку я успевал увидеть тех, кто замечал мое сияющее око, с изрядным опережением.
Разумеется, этим эффекты генной модификации не ограничивались. Зная, как изменить форму основных фоточувствительных хромопротеиновых пигментов, они нашпиговали мою сетчатку генетически измененными «палочками» с почти оптимальной способностью фотонного определения — простая процедура, для которой пришлось пощипать некоторые гены Х-хромосомы. В итоге я обзавелся геном, который обычно передается только по женской линии. Он позволяет мне различать оттенки красного цвета, о которых я прежде даже не подозревал. Еще по краю роговицы у меня появились клетки, взятые у каких-то рептилий, что расширило доступный мне видимый спектр в сторону инфракрасного излучения и ультрафиолета. Эти клетки подсоединили к моему зрительному нерву. В результате я воспринимал поступающую с них информацию одновременно с остальной, как это происходит у змей. Как и прочие мои способности, эти особенности зрения активировались и подавлялись специальными ретровирусами, которые вызывали быстрый — разумеется, контролируемый, — рост недолговечных клеток наподобие раковых, выстраивающих или демонтирующих необходимые клеточные ансамбли в течение нескольких дней. Впрочем, прошло некоторое время, прежде чем я полностью освоился со своими новыми способностями. Сначала я привык к способности видеть в темноте, а чуть позже — к распознаванию предметов, невидимых обычными людьми.
Отдернув занавеску, разделяющую палатку, я вошел на половину Таннера. Наш шахматный столик стоял на прежнем месте. Фигуры тоже стояли на прежнем месте, демонстрируя комбинацию, в которой я одержал победу — как обычно.
Таннер — почти голый, если не считать шорт цвета хаки — стоял возле своей койки на коленях, в позе человека, который то ли шнурует ботинок, то ли исследует волдырь на ноге.
— Таннер?
Он чуть выпрямился и повернулся ко мне. Его руки были вымазаны чем-то черным. Потом он застонал. Мои глаза окончательно привыкли к темноте, и я увидел, в чем дело. От его левой ступни почти ничего не осталось — просто комок угля, который должен был рассыпаться при малейшем прикосновении.
Я понял, что в палатке пахнет горелым человеческим мясом.
Внезапно Таннер смолк. Казалось, что-то в его голове отметило, что стоны не решают проблему выживания — наиболее насущную в данный момент, — и просто отключило боль.
— Я ранен, — произнес он поразительно спокойно и отчетливо, — и, как видите, довольно серьезно. Не думаю, что от меня будет много проку… Что у вас с глазами?
Сквозь дыру в стене палатки шагнул человек. Очки ночного видения висели у нее на шее, к стволу винтовки приделан фонарик. Луч света скользнул и замер на моем лице. Одежда из хамелеонофляжа уже подстраивалась под интерьер палатки.
Выстрелом из лучевика я распорол ему живот.
— Все в порядке, — произнес я.
Остаточный след моего выстрела растекся розовым пятном, напоминающим большой палец. Я перешагнул через труп боевика, стараясь не наступить босой ногой в кучу вывалившихся внутренностей, снял с оружейной стойки крупнокалиберный бозонный лучевик — слишком тяжелый, чтобы пользоваться им в ближнем бою — и бросил на койку Таннера.
— О моих глазах можешь не беспокоиться. Вот тебе костыль, и начинай отрабатывать свое жалованье. Если выберемся из этого дерьма, получишь новую ногу, так что считай свое ранение временной потерей.
Таннер поднял глаза, посмотрел на винтовку, затем снова на свою рану, словно сравнивал предложенные варианты.
Пора было действовать. Навалившись всем телом на приклад винтовки, я попытался упрятать боль подальше, в самые недоступные закоулки. От ступни у меня ничего не осталось, но Кагуэлла был прав. Сейчас я действительно мог обойтись без нее. Луч идеально прижег рану, закупорив сосуды. Если мы выкарабкаемся, восстановление ступни будет стоить разве что трех-четырех недель дискомфорта. За время армейской службы, когда мы сражались против Северной коалиции, мне доставалось и похуже. Но сейчас я почему-то воспринимал ситуацию иначе. Я лишился части своего тела и не представлял, чем компенсировать эту потерю.
Палатку озарил ослепительный луч искусственного света. Неприятелей было трое; один из них — тот, кто ранил меня — был убит. Наша палатка достаточно велика, и это ввело их в заблуждение: они не думали, что нас только трое, поэтому открыли огонь на поражение, прежде чем ворваться внутрь и добить тех, кто уцелел.
Ковыляя, я подошел к телу убитого достаточно близко, чтобы дотянуться до него, и опустился на колени. Я отцепил от винтовки фонарик и снял с него инфракрасные очки. Кагуэлла стрелял вслепую, почти в полной темноте — и попал, хотя я, пожалуй, взял бы немного повыше.
А несколько часов назад он точно так же палил в темноту — теперь я знал, что он видел цель.
— Они что-то сделали с вами и Дитерлингом, — процедил я сквозь стиснутые зубы и надеясь, что говорю достаточно внятно. — Ультра…
— Им это нужно как воздух, — отозвался он, поворачиваясь ко мне всем телом, широким, как стена. — Они живут на своих кораблях почти в абсолютной темноте. Чтобы полнее наслаждаться чудесами Вселенной, им приходится обходиться без солнечного света. Жить будешь, Таннер?
