Реальная угроза - Авраменко Олег Евгеньевич (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
По совету старшего помощника, командор Томассон часто сажал Гарсию на место штурмана, и в итоге получалось, что добрую треть своего вахтённого времени тот возглавлял группу. Другой бы на его месте только радовался (например, я), но в голове у Гарсии, похоже, сломался какой-то переключатель, и он счёл это жалкой подачкой. В результате его неприязнь ко мне переросла в откровенную враждебность, и он задался целью сделать мою жизнь на корабле невыносимой.
К сожалению, Гарсия был старожилом на «Марианне», а я всего лишь новичком, и многие в экипаже, если не поддерживали его, то относились к нему с сочувствием, а ко мне — с предубеждением. Единственное меня утешало, что это не касалось лётно-навигационной службы. Поскольку конфликт начался на профессиональной почве, лётчики быстро разобрались, что к чему, и встали на мою сторону — кто из убеждённости в моей правоте, а кто из-за того, что Гарсия вёл себя неэтично, предавая огласке наши внутренние проблемы, образно говоря, вынося сор из избы.
Впрочем, постепенно Гарсия растерял сочувствующих и среди остальной части команды. По своей глупости он замахнулся на то, что в условиях замкнутого мирка из четырёх сотен человек, считалось священным и неприкосновенным — он начал разбирать мою личную жизнь. Как-то один знакомый сообщил мне, что Гарсия распускает слухи, будто бы я консультировался у начальника медсанчасти по поводу перемены пола, жалуясь ему, что моя подруга Элис Тёрнер отдаёт предпочтение женщинам и пренебрегает мной как мужчиной.
Дальше стало ещё хуже. Гарсия принялся преследовать нас с Элис, когда мы были на людях, и то и дело отпускал во всеуслышание похабные шуточки в наш адрес. Вдобавок он прохаживался и отдельно по Элис, утверждая, что она, якобы, оказалась настолько бездарным пилотом, что её не захотели брать даже в каботажники. Подобного рода нападки Элис переносила куда болезненнее, чем публичные разборы наших с ней отношений.
Несколько раз Гарсию вызывал для беседы Крамер, но длительного эффекта это не давало. Ситуация накалялась и грозила взрывом. На тридцать второй день полёта этот взрыв произошёл.
Наша Первая группа сдавала вахту Третьей, в составе которой находился Гарсия. Когда я освободил место за своим пультом, он внезапно оттолкнул в сторону моего сменщика, вскочил в кресло и, как ни в чём не бывало, отрапортовал:
— Оператор погружения вахту принял!
Командор Томассон, который в силу своих капитанских обязанностей находился в это время на мостике, строго заметил:
— Пилот Гарсия, это не ваше место.
— Никак нет, сэр, моё, — возразил он и попытался было приступить к работе.
Однако Томассон уже был готов к этому и моментально заблокировал пульт погружения, переключив управление вакуумными излучателями на себя.
— Суб-лейтенант, вы освобождены от своих обязанностей и арестованы за неподчинение приказу командира. Покиньте мостик и отправляйтесь на гауптвахту до дальнейших распоряжений.
Внезапно Гарсия истерически захохотал и принялся беспорядочно нажимать кнопки и щёлкать переключателями на пульте.
Шкипер дал сигнал локальной тревоги. Спустя секунду в рубку ворвались двое широкоплечих парней из десантной службы — во время полёта они исполняли на борту полицейские функции, а эта пара как раз стояла на посту при входе на мостик.
— Арестуйте пилота Гарсию, — приказал им Томассон. — И доставьте его на гауп… нет, в медицинский изолятор.
Дюжие десантники запросто выдернули Гарсию из кресла и увлекли к выходу. Он перестал смеяться и вместо этого зарыдал. Зрелище было жалким и отвратительным.
Когда десантники с Гарсией покинули мостик, командор Томассон устало распорядился:
— Топалова, Вебер, Вильчинский, вы свободны. Пилот Козинец временно остаётся помощником штурмана. Позже я пришлю замену.
Мы втроём вышли из рубки в подавленном состоянии.
— Вот это скандал! — мрачно произнёс Вебер.
— Да уж, — согласилась Топалова. — Такие срывы случаются чуть ли не в каждой дальней экспедиции, но чтобы среди лётчиков… Эх, зря шкипер не послушался совета Крамера.
— О чём ты? — спросил я.
— Ещё десять дней назад старпом предлагал отстранить Гарсию от несения вахт. Тогда тоже был бы скандал, но не такой, как сейчас. Боюсь, что теперь его карьера закончена. В Астроэкспедиции точно. — Словно прочитав мои мысли, Топалова положила руку мне на плечо. — Только не бери себе в голову глупостей, Алекс. Ты тут ни при чём. Во всём виноват идиот Гарсия. И только он один.
3
Как и следовало ожидать, этот инцидент наделал много шуму. Слухи моментально распространились среди экипажа, на ходу обрастая вымышленными подробностями и преувеличениями. В итоге утвердилась версия, что Гарсия в припадке безумия пытался захватить управление кораблём, угрожая присутствующим в рубке невесть откуда взявшимся у него оружием.
Через день, когда страсти немного улеглись, эта версия показалась экипажу слишком драматичной и неправдоподобной, посему большинство охотно поверили официальному сообщению, что у пилота Гарсии просто случился нервный срыв на почве переутомления и он не подчинился приказу командира. К моему облегчению, почти никто не связывал происшедшее со мной, а если и связывали, то только опосредствованно: мол, надо же, от зависти к успехам пилота-новичка у парня совсем крыша поехала.
Сам Гарсия находился под охраной в медицинском изоляторе. Психиатр диагностировал у него сильное нервное истощение. Многие считали, что теперь на лётной карьере Гарсии можно ставить большой жирный крест. Несмотря на искренние заверения друзей и коллег, я всё же чувствовал себя отчасти виноватым в том, что он так глупо и бессмысленно испоганил своё будущее.
Спустя несколько дней жизнь на корабле вернулась в прежнее русло, и «Марианна» как ни в чём не бывало продолжала свой путь. Сокращение состава лётной службы на одного человека почти не отразилось на нашей работе. В принципе, для бесперебойного полёта нам вполне хватило бы и трёх лётных групп, но Астроэкспедиция, в отличие от ВКС, подпадала под юрисдикцию профсоюзов, которые выдвигали жёсткие требования насчёт максимального количества рабочих часов и наличия выходных.
Пилота Козинца перевели обратно в его «родную» Третью лётную группу, а наша Первая осталась недоукомплектованной. Шкипер Томассон составил специальный график, согласно которому каждый из лётчиков раз в пятнадцать дней должен был отработать лишнюю смену вместо выбывшего Гарсии, и это решило все проблемы. Тем не менее, буквально с первого же дня мной овладела одна навязчивая идея, которую я обыгрывал в мыслях и так и этак, но не решался высказать её вслух. И только через неделю я набрался смелости, чтобы поговорить об этом с капитаном Павловым.
Он принял меня в рубке командующего и, не дав мне даже рта раскрыть, произнёс:
— Если вы по поводу суб-лейтенанта Гарсии, то можете не беспокоиться. Старший помощник Крамер заверил нас с командором Томассоном, что вы вели себя достойно, не допускали со своей стороны никаких провокаций и делали всё от вас зависящее, чтобы погасить конфликт. Соответствующая запись внесена в ваше личное дело.
— Нет, сэр, я по другому поводу, — ответил я. Хотя, должен признать, слова Павлова заметно успокоили мою совесть. Одно дело, когда в моей невиновности меня уверяли Топалова, Вебер и остальные лётчики; совсем другое — услышать это из уст начальника экспедиции.
— Так что же у вас? — спросил Павлов.
— Отчасти это всё же касается Гарсии, — осторожно начал я. — В том смысле, что в нашей лётной группе образовалась вакансия.
— Эту проблему мы уже уладили.
— Да, сэр, конечно, но… Дело в том, что в экипаже есть человек с дипломом пилота-навигатора.
Капитан кивнул:
— Вы говорите о капрале Тёрнер из инженерной службы?
Ага! Стало быть, он знает. Всё знает… Ну, разумеется, он должен всё знать.
— Да, сэр, о ней.
— Понятно, ваша подруга. Гм-м. Хотя, помнится, вы сказали, что она вам не подруга, просто вы живёте вместе.