"Фантастика 2023-128". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Малицкий Сергей Вацлавович (книги онлайн полные версии бесплатно .txt, .fb2) 📗
Благодаря ее заботам я был свеж и готов к подвигам.
В Москве, той — староземельной, я бы тоже не пожалел на нее две сотни евро в час. Стоит Инга того.
Сама церемония была по русским меркам, не говоря уже об армянских, весьма скромной и проходила на заднем дворе магазина. Там, где когда-то (боже мой, несколько дней всего прошло, а я уже говорю «когда-то»)… где когда-то мои девочки под руководством Билла чистили свои новые американские винтовки.
Гостей было человек сорок, включая и нашу дюжину.
Несколько человек армян.
Братья-буры в белых чистых, но неглаженых рубашках.
Остальные все — прихожане местной методистской церкви, у которой был скромный молельный домик на Шестой улице и большой участок под застройку на берегу океана. Пустой пока.
Сорок — это если не считать нарядно одетых вездесущих детей разного возраста, которым приготовили отдельный безалкогольный стол в ресторане.
И Зоран. Но он не гость на этой свадьбе, а обслуживающий персонал — фотограф. Если бы я не подсуетился, то Билл точно постеснялся бы припахать такую знаменитость. А то, что знаменитость тоже кушать хочет, тут как-то пропускают мимо сознания. Тем более что лишнего Зоран не запрашивал.
Все гости сбились в две небольшие отары на помосте, оставив проход посередине, который был выстлан целой штукой бордового сукна и вел к арке, целиком увитой цветами.
На постройке арки настоял Билл. И когда я ему попенял, что можно было и не выкидывать столько денег на дорогущие здесь оранжерейные цветы, которые все равно завянут, он только сурово ответил:
— Цветы на свадьбе — это святое.
Я и заткнулся. Кто я такой, чтобы покушаться на святое?
Так вот под этой самой цветочной аркой, держа в руках довольно увесистый том Библии, сейчас топтался местный методистский священник, чем-то неуловимо внешне схожий с Керенским. [596] Коротко стриженным ежиком, что ли? Падре был гладко выбрит, одет во все черное, только с белым стоячим воротничком на шее — «ошейником раба Божьего».
Я с удивлением только час назад узнал, что Билл — верующий и принадлежит к этой конфессии: когда ко мне прибежала в растрепанных чувствах Катя, уже одетая в подвенечное платье, прося совета — как быть? Она же православная.
Ответил ей просто:
— Бог у нас един, Катя, а что веры разные, так это уже от людей. И так как православного храма тут нет, то не будет для тебя большим грехом венчаться у протестантов, потому как они тоже христиане, к тому же тринитарии. А англикане и методисты — по догматам наиболее близкие к православию из всех христиан. Так что не бери дурного в голову. Не в униаты записывают. Вспомни, как в Библии завещано: «Прилепися жена к мужу своему, да станут они одна плоть», — вот блин, даже в образ проповедника вошел не без удовольствия.
— Ты так думаешь? — спросила Катя с подозрением, растягивая слово «думаешь».
— Не думаю, Катюха, а знаю.
Ответил с апломбом, а то как еще ее убедить? Накрутит себя, взбрыкнет в одночасье, забыкует на религиозной почве и все насмарку пустит. Все мои труды по сводничеству. Какой же я тогда свах?
Посмотрел ей прямо в глаза и добавил, понизив голос:
— Если тебя мучает, что под венец идешь без исповеди, так я готов у тебя ее принять. И отпустить грехи.
— Обломись, Жорик, — фыркнула невеста, — ты и так про меня слишком много знаешь.
— Ну тогда иди и не греши, — перекрестил я ее, — я тебя благословляю.
— Нет, Жора, ты для меня все же загадка, — покачала головой Катя и, крутанув пышными юбками, умчалась по своим хлопотам.
Наконец все заняли свои места на помосте.
Билл с Саркисом в качестве шафера, или, как тут говорят, — бестмэна, отделились от толпы и встали рядом с пастором.
Потом по проходу пустили чьих-то детей лет семи-восьми. Девочка была в коротком, но пышном белом платьице, из-под которого двумя коронами выглядывали кружева длинных панталончиков. Она гордо несла маленькую корзинку и, как толстовский сеятель, раскидывала по суконной дорожке лепестки цветов, беря их горстью из этой корзинки. А мальчик в белой рубашке с черной бабочкой и серых штанах до колен рядом с ней на вытянутых руках осторожно нес белую бархатную подушечку с золотыми кистями по углам. На подушке лежали обручальные кольца. И было заметно, что он очень боится их уронить, хотя кольца на такой случай были заранее слегка прихвачены ниткой.
Эта пара юных ангелочков, дойдя до падре, все названные причиндалы сложили на импровизированный алтарь под аркой и, получив от пастора по конфете, гордые бросились в толпу к родителям.
Затем я, на правах посаженого отца, [597] взяв Катю за пальцы по-королевски, то есть с прямым выносом рук вперед движения, неторопливо повел ее этим проходом, шагая по цветочным лепесткам к алтарю, у которого ее ожидал толстый, красный, рыжий, лысоватый счастливый Билл, одетый во все белое.
С первым нашим шагом по помосту из динамиков торжественно взревел марш Мендельсона. Скорее всего, кто-то из наших девчат расстарался и выкопал этот музон по случаю на MPЗ-флешке или в телефоне. А может, и сам Саркис. Но точно не прихожане методистской церкви.
На Кате было надето длинное легкое платье нежно-персикового цвета, с декольте и кринолином и короткая смешная фата без флердоранжа. [598]
Я вел Катю к алтарю, чувствуя пальцами, как ее начинает нехило колбасить.
На середине пути Катя заполошно воскликнула, и, слава богу, за громкой музыкой ее слов никто, кроме меня, не услышал:
— Жора, ты не сказал мне главных слов.
— Каких?
— Ты со мной не развелся, придурок.
Да, мой косяк, ничего не попишешь. И для Катиного душевного равновесия я ей тут же сказал три раза «талах», что ее ненадолго успокоило.
Наступил момент истины.
Мы с Катей, неторопливо пройдя дорожкой, встали напротив жениха с шафером.
Пастор, прижав Библию к сердцу, вскинул в сторону толпы правую руку. Музыка стихла, и он выкрикнул неожиданно высоким тонким голосом:
— Есть здесь человек, который может сказать что-то, из-за чего не может быть совершен данный брачный обряд?
Наступившая молчаливая пауза показалась мне вечностью. Я подспудно все ждал от кого-то подлянки. Чуйка свербила под копчиком, что без этого не обойдется. А пальцы чувствовали, как снова колотит Катю. Сквозь фату мне было видно, как она закусила нижнюю губу, закатив глаза под брови. Она тоже очень трусила, что кто-то сейчас выйдет и опорочит ее перед всеми. И убьет ее второй шанс.
Но обошлось. Все промолчали. Хотя чуйка моя успокаиваться даже не собиралась. Просто вибрировала.
Пастор продолжил:
— Пусть такой человек выйдет сюда и скажет это всем громко. Или молчит об этом всю свою жизнь, до смерти. — Он приподнял обеими руками над головой том Библии, как будто бы хотел такому нахалу, буде тот обнаружится, вбить этой книгой голову в штаны.
Никто не вышел.
Катю отпустило. Она уже улыбалась сквозь фату. Победно так.
— Подойдите ко мне, дети мои, — сказал пастор.
И мы с Саркисом подвели к нему брачующихся.
— Возьмитесь за руки и скажите друг другу пред Богом и людьми слова брачного обета.
Билл осторожно поднял фату на невесте, потом снова взял Катю за руки и, глядя ей в глаза, с чувством сказал:
— Я буду любить тебя и почитать тебя во все дни моей жизни. Я, Вильям, беру тебя, Екатерина, в мои законные жены, чтобы быть с тобой и хранить тебя, начиная с этого дня. Я обещаю быть верным тебе во времена хорошие и плохие, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, в горе и радости, пока смерть не разлучит нас.
Катя, держа Билла за руку, смотря ему в глаза и сияя запредельным счастьем, чуть сбивчиво произнесла ответную формулу брачного обета:
