Обнажённый Бог: Феномен - Гамильтон Питер Ф. (бесплатные серии книг .txt) 📗
— Ты не рассказал старшему сектанту, потому что не хотел утонуть в дерьме. Потому что, если одержимые настоящие, то они уберут сектантов, которым ты вот уже шесть лет лижешь зад, и сами встанут на их место. И если ты станешь рассказывать всем о том, что видел, твои слова сочтут призывом к мятежу… хотя вряд ли ты способен на все эти рассуждения. У тебя просто сработал инстинкт. За тобой приглядывает твой дракон, бережет тебя. И это правильно, с этой точки зрения ты проявил лояльность по отношению к самому себе и Божьему Брату. Ты, конечно, не удержался и рассказал кое-кому. Так? Оплошал, Килиан. Ты же ведь знаешь, что я награждаю сектантов, которые предают мне своих друзей.
— Да, Великий волхв, — промямлил Килиан.
— Ну что ж, я рада, что мы этот вопрос прояснили. Золотое правило нашей секты: мне нужно говорить все. Я одна решаю, что важно, а что нет, — Беннет подошла к металлическому столу и постучала по нему пальцем. — Иди сюда, Килиан. Ложись.
— Пожалуйста, Великий волхв.
— Быстро.
Если бы он подумал, что есть шанс бежать, то, конечно, убежал бы. У него даже мелькнула дикая мысль наброситься на Беннет. Великий волхв физически была слабее его. Но в этот момент он по глупости взглянул в ее розовые глаза.
— Это очень плохая мысль, — сказала Беннет. — Мне она совсем не нравится.
Килиан, мелко переступая, двинулся к столу. Контейнеры отбрасывали фиолетовый свет на потертую серебристую поверхность с маленькими засохшими пятнами крови.
— Сначала разденься, — сказала Беннет. — Одежда мне помешает.
Церемония посвящения, наказания, унизительные процедуры так и не подготовили его к этому. Простую боль он мог вытерпеть. Она быстро проходила и, унижая, делала его в то же время сильнее. Дракон с каждым разом становился чуть больше и решительнее. Сейчас он ему не помогал. Каждый снятый предмет одежды казался ему частью его самого, принесенной ей в жертву.
— В давние времена принято было говорить, что наказание должно соответствовать совершенному преступлению, — сказала Беннет. Килиан снял джинсы, и она насмешливо улыбнулась, увидев его тощие ноги. — Я всегда думала, что это верно. Но сейчас считаю, что часть дела должна соответствовать преступлению.
— Да, — прохрипел Килиан.
Объяснения не требовалось. В его обязанности входила уборка свинарника. Все сектанты должны были заниматься этим. И все ненавидели отвратительных визжащих животных. Он понял намек на ожидавшую его судьбу. Всем сектантам Эдмонтона угрожало это, и не важно, были они дисциплинированы или нет.
Свиньи у Беннет были особой, выведенной несколько столетий назад породы. Генная инженерия тогда еще только зарождалась. Свиньи нужны были для трансплантации органов. Очень ценный проект: помочь сердечникам или людям с больными почками. Органы свиньи и человека совпадают по размерам, к тому же после пересадки человеческий организм их не отторгает. В начале двадцать первого года эта концепция процветала. Потом начали бурно развиваться медицина, генетика и протезная технология. О свиньях, кроме историков медицины да некоторых любопытных зоологов, все забыли. Беннет случайно наткнулась на старинный файл в медицинском разделе.
Она заинтересовалась, выявила потомков тех самых свиней и снова начала их выращивать. При этом применяла новейшие генетические идеи и значительно укрепила породу. Больше всего ее привлекала примитивность концепции. Использование современных технологий вступало в резкий контраст с убеждениями секты. Свиньи и старомодная хирургия явились идеальной альтернативой этому.
Когда сектанту требовалась трансплантация, она имплантировала ему не искусственную мышцу. Мышцы свиньи, как и остальные органы, человеческим организмом не отторгались. И кожа, толстая и крепкая, не отторгалась тоже. Позднее она стала экспериментировать с другими животными. Обезьяньи ноги, пересаженные сектанту, превращали его в акробата, а это требовалось, когда надо было забраться на верхние этажи. Более легкие кости в ногах позволяли им убежать от полицейских механоидов. При наличии времени и объектов исследования, полагала она, ей удастся создать людей, не уступающих космоникам и созданным генной инженерией наемникам, широко применявшимся Конфедерацией.
Хирургию она использовала и для исправления поведения. Например, заменяла при попытке побега ноги свиными ножками. Что делать с Килианом, Беннет пока не решила. Она предполагала, удлинив его толстую кишку, вывести ее в горло, чтобы он испражнялся через рот. Вставит в горло дополнительную трубку, и очень толстая шея будет в полной гармонии с тупой башкой.
Когда Килиан разделся, положила его на стол лицом вниз и пристегнула ремнями. Наказание пока подождет. Ее заинтересовало то, что он сболтнул об одержимом. Беннет выжала ему на затылок крем для удаления волос и очистила участок для имплантации нейросети.
Анестезии ему не полагалось. Он, не переставая, стонал и хныкал, когда волокна вонзались в мозг, казалось, в голове у него что-то непрерывно взрывалось, нервы посылали спазмы в ноги и руки. Беннет сидела рядом на табурете, прихлебывала охлажденный мартини, подавая время от времени новые команды во внедренную нейросеть. Первые ответные импульсы пошли через два часа. Беннет принесла процессор для анализа и интерпретации поступившей информации. Изображения, представлявшие поначалу случайные сочетания цветовых всплесков, успокоились, и AI начал приводить синаптические разряды в определенный порядок. Как только шедшие в мозгу процессы были каталогизированы и соотнесены с нейросетью, появилась возможность управлять сознанием. В синапсы через волокна поступали новые импульсы, выявляя его мысли.
Килиан думал о семье, такой, какой она была когда-то. Мать и он с двумя сводными братьями, младше его, ютились в небоскребе купола Эдсон в двух грязных комнатах. Как же давно это было. Мать жила на детское пособие, и дома ее никогда не было. Он же постоянно слышал брань, музыку, шаги, шум поездов подземки. И была у него одна мечта: бежать. Плохое решение.
— Почему? — спросила Беннет.
Килиан вздрогнул. Растянувшись на просевшем диване возле окна, он с любовью смотрел на знакомые предметы недолгого детства.
Беннет встала возле дверей и устремила на него взгляд, исполненный презрения. Она была самым ярким пятном в комнате.
— Почему? — повторила она.
Словно шаровая молния взорвалась в мозгу Килиана, и мысли его неудержимым потоком вырвались изо рта сами собой.
— Да потому что, убежав, я тут же вступил в секту. А лучше бы я этого не делал. Я ненавижу свою жизнь, ненавижу! Вот он я, на твоем столе, а ты сейчас превратишь меня в собаку, а может, отрежешь мой член и пришьешь его кому-то другому, чтобы тот другой меня моим же членом изнасиловал. Ну, в общем, что-то вроде этого. А это несправедливо. Зла я никому не делал. Всегда делал то, что требовала от меня секта. Ты не можешь делать это со мной. В тебе нет ничего человеческого. Все это знают. Ты странная уродливая людоедка.
— Вот тебе и благодарность. Но кому нужна эта жалкая тирада? Я хочу узнать, когда ты видел одержимого.
В мозгу взорвалась еще одна молния. Он громко закричал. Воспоминания серной кислотой обожгли ему глаза. Дома своего он уже не видел. Дом развалился, как гнилая плоть с костей, и сознанию его явилась церковь в куполе Вегревиль. Килиан был там три дня назад. Послал его туда старший сектант за каким-то пакетом. Он не знал, что в нем, знал лишь, что «Беннет хочет его как можно быстрее».
Собрание выглядело как-то по-другому. В темных комнатах сгустилась иная атмосфера, похожая на ночь перед большим сражением. Они смотрели на него, как на шута. Их насмешило нетерпеливое его желание получить пакет и уйти. Каждый раз, как только он торопил их, они тянули время и страшно веселились, видя его реакцию. Они похожи были на резвых школьников, мучающих нового ученика.
Когда его привели наконец в церковь, старшие сектанты сказали, что пакет давно его дожидается. Стены часовни сделаны были из тонких, приваренных друг к другу металлических стержней. Помещение напоминало птичью клетку. Алтарь устроили на возвышении из ржавых, длинных гвоздей, концы которых обрезали под одну высоту. Длинные желтые языки пламени, поднимаясь из ощетинившегося металла, танцевали в темноте. Скамьи из кровельных досок прибиты к разного рода чурбакам. На стенах обычные руны, только сейчас их было почти не видно. Зато повсюду в глаза бросался новый слоган: НОЧЬ ИДЕТ. На стенах, на потолке и даже на полу.
