Сироты небесные - Лазарчук Андрей Геннадьевич (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
В густых колючих кустах.
Кусты – густы…
Артём натянул толстые рукавицы, расчехлил топорик и принялся за работу. Прорубив достаточный коридор, он выбрался обратно и громко позвал остальных.
Кусты маскировали собой продолговатую воронку. Метров пятнадцать в длину, метров пять в ширину. Сквозь мох, устилающий дно, выпирали какие-то металлические рёбра.
– Ух ты… – только и сказал Олег.
– Теперь мы богатые, да? – поинтересовался Артурчик.
– Смотря какой металл, – важно сказал Спартак. – Может оказаться и вообще бесполезный. Помнишь ту трубу?
"Та труба" была найдена не здесь, а в реке: серо-чёрная, толщиной с руку и очень тяжёлая – едва ли в рост человека, а еле-еле доперли её до школьной кузницы. Решили, что свинец. И что же? – стали нагревать, а она возьми да и рассыпься белым порошком…
– Похоже на сталь, – сказал Артём. – На нержавейку.
– Похоже…
– Осторожно, – сказал Олег. – Сначала снимаем мох – от краёв к центру.
Он стал сбрасывать рюкзак и зацепился лямкой за локоть. Сделал движение плечами, не получилось, тогда он крутнулся, что-то зашуршало, подломилось, и мальчишки не успели моргнуть и тем более не успели схватить и поддержать – учитель поскользнулся на мху, съехал в воронку и мгновенно исчез. Мох задрался, и обнажилась блестящая чёрная поверхность "дикого стекла".
– Это Жерло, – наконец сказал Артём, как будто остальные ничего не видели, а главное, не понимали, чтопроизошло.
Там, за стенами, был день, но внутри просторного помещения царили мгла, полумгла, неверные тени и красноватые отблески. Потрескивая, остывал горн. По углям всё реже пробегали малиновые и винно-красные червячки жара. Пританцовывали язычки неяркого пламени грубых, коряво отлитых свечек и свечечек. Дневной свет, отсечённый тяжёлой дверью кузни, дрожал на пороге, даже не смея искать случайную щель.
Разводить кощуны следует в темноте.
Широкий верстак был занят весьма необычными для мастерской предметами. Ярослав перебирал их один за другим – оценивая, сортируя, запоминая, что следует поправить, откладывая, что переделать. Шары, утыканные перьями. Шуршащие летучие змеи. Самодельные фейерверки и взрывпакеты. Костяные гирлянды, издававшие неприятный треск даже при лёгком шевелении. Деревянные змеиные головки с мерцающими неживым светом глазками. Беглые сигнальные огоньки. Арбузные грибы с вырезанными в них жуткими рожами.
Рожи, кстати, смазанные по контуру фосфорной мазью, он опробовал только о прошлом годе, получил прекрасные результаты и задним числом удивился, почему так поздно вспомнил об этой чисто земной пугалке, пусть даже известной ему лишь в теории, и то – благодаря неуёмной страсти к чтению. Можно было даже выстроить чёткую теорию, почему так произошло: в своем колдовстве опирался он, главным образом, на продвинутый школьно-студенческий курс физики и химии, на спецкурс военной кафедры, читанный отставником-пограничником, да на глубокое знание слабых мест человеческой натуры, котором он, однако, пользовался с большой оглядкой, – в то время как старый ирландский Дагда, безусловно, ни к физике, ни к химии отношения не имел, будучи порождением магии, колдовства и нечистой силы, в кои Дворжак не верил – а потому активно эксплуатировал.
Главное своё назначение – отпугивать от дома всякую погань – Дагда выполнял, как оказалось, блестяще. Благодаря трём его страхолюдным рожам прошлогоднее нападение было на самом опасном участке даже не отбито, а отведено – причем истерические вопли нарвавшихся на Дагду молокососов были такими заразительными и громкими, что сработали дополнительным пугалом.
Следовало подумать, как бы научить такую рожу летать… Ну, не летать, но скользить вдоль тонкой нити – не так уж сложно. Одну – наверняка успеет. А вот перьевые шары, пожалуй, пора сдавать в утиль – привыкли к ним, никакого эффекта. Или попридержать несколько лет в резерве? Глядишь – и опять толк будет.
Огромная клочковатая тень скачком закрыла дальнюю стену и потолок – Дворжак склонился над столом. Возьмём вот этот, продолговатенький, в донышко хорошая кастрюлька поместится, только не воды нальём, пожалуй, а рапы местной, тяжёлая и неплёская… а в темечко – кольцо и карабинчик, а то крючок может и соскочить… вешаем, внутрь лампадку запускаем, затеплим…
Над столом расцвела ухмыляющаяся кривая рожа, неторопливо посматривающая из стороны в сторону.
Дворжак, довольный, выпрямился, развёл плечи. Тень его, подсобравшись и окрепнув, соскользнула с потолка и неторопливо зашагала по стене из угла в угол, лишь самую чуть отставая от хозяина на поворотах.
…И прятались тени во тьме…
– …ещё-ещё-ещё! – выдохнул Артём, братья заорали что-то в ответ, снова потянули – и из Жерла наконец появились Вовочкины ноги, а потом и весь Вовочка, Артём распластался по скату воронки, схватил его за руку – Вовочка вцепился судорожно, рука была мокрая и холодная – и помог выбраться на край. Подоспел Михель, на ходу сдирая кожуру с пластырного листа. Вовочка стонал сквозь зубы, верёвка сильно ободрала ему лодыжки, и вообще он был весь в царапинах и ссадинах. Из носа капала кровь, он сидел, зажав его пальцами, и говорил гундосо. Но понять можно было.
– Его там заклинило. С рюкзаком. Намертво. Главное, правую руку как-то внизу зажало, он её не чувствует. Дышать может, но с трудом – очень тесно. Я верёвку за лямки рюкзака привязал, по-другому не получалось. Под мышками не продеть. То есть слева можно, но там сорвётся, потому что рука вверх торчит. А за шею вроде бы не стоит, как вы думаете? – он засмеялся, закашлялся и всхлипнул одновременно. – Говорит, что головой приложился, но терпимо. Холодно там, как в железном гробу… Если сейчас его не вытащим, то горячего питья надо будет сделать и спустить. Иначе господин учитель наш лапки надует… Дайте попить.
Ему дали попить, и Вовочка несколько раз стукнул себя по зубам горлышком фляги, а потом плеснул в ладонь и неловко обтёр замурзанную физиономию.
– Ну вот, – сказал он наконец. – Взяли?
– Взяли, – сказал Артурчик, уже держа в руках конец верёвки.
Они постарались сделать всё как можно лучше. Приволокли длинный крепкий ствол, перебросили через Жерло и закрепили кольями, вбив их поглубже в землю. Верёвку перекинули через ствол, обмотав в этом месте одеялами – чтобы не перетёрлась и чтобы тащить Олега строго вверх, а не волочить по стене. И верёвку тянули не руками, а корпусом, впрягшись в петли, – сначала аккуратно, экономя силы для подъёма, а потом истошно, изо всех сил, упираясь в корни, в комли деревьев, всем весом…
Хорошего было одно: лямки рюкзака выдержали. Лопнула верёвка.
Олег не сдвинулся ни на сантиметр.
– Ну, холера… – тяжело дыша, Артём опустился на корточки. – Сами не сможем. Спартик, дуй к Ярославу. И вдвоём обратно. Верёвки покрепче. И масла горшка два.
– Давай я побегу, – сказал Артур. – Я быстрее.
– Ты быстрее, – согласился Артём. – Зато он не потеряется. А ты можешь.
– Я не потеряюсь, – возмутился Артур. – Один раз и было-то. Теперь только об этом и помнить?
– Затрём, ладно? – сказал Артём. – Спартак, дуй.
Спартак покрутился на месте, задрав голову – запоминал кроны. Было бы солнце…
– Костёр разведите, – сказал он. – Два часа туда, два – обратно… Как раз на закате.
– Учи учёных… – забормотал Вовочка. – Такой костёр будет – со Станции увидят. Что тут у вас? – сунутся. А мы им…
Спартак повернулся и пошёл, разгоняя шаг, потом побежал. Он с самого детства бегал странно: немного скособочась и наклонясь вперёд, локти прижаты к бокам, руки почти неподвижны. Иногда он разворачивался левым или правым боком и нёсся приставным шагом, почти не снижая скорости. Артурчик был не прав: он, конечно, легко обгонял неуклюжего братца – но зато Портос был неутомим. Если бы они бежали наперегонки, то рано или поздно Артурчик лёг бы и уже не поднялся, и Портос протрусил бы мимо него своим нелепым аллюром. Вот он вернётся после четырёхчасового бега, ничуть не запыхавшийся, и будет помогать остальным…
