Букет для улитки (СИ) - Розов Александр Александрович "Rozoff" (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
— Разумеется, можно. Наберите в интернет-поиске на вашем смартфоне: Руди Ландрад тюрьма Штамхайм, с установкой фильтра поиска на последний час.
— Гм… И что я увижу по-вашему?
— Вы увидите отличие ваших фактов от событий объективной реальности.
— Ладно, — проворчал майор-комиссар, провел предлагаемые действия в сети, и…
Результат был обескураживающий. Оказывается, полчаса назад на брифинге МВД под давлением репортеров замминистра признал, что Рудольф Ландрад, арестованный по подозрению в терроризме, умер вечером 12 мая в тюрьме Штамхайм. От замминистра следовали объяснения и опровержения слухов (как обычно в таких случаях: нелепые и неубедительные для критично настроенной публики). Блоггеры уже провели аналогию между смертью Ландрада и смертью активистов RAF в этой тюрьме в 1977-м. Вот это выглядело убедительно. Так что Рудольф Ландрад вместе с улиткой Помми начинали обретать черты двуликого идола, этаких постмодернистских Ромео и Джульетты. Хотя после терактов в Вадуце было ясно, что Рудольф Ландрад — не тот улиткофил, который назвался Руди Ландрадом при подготовке терактов и публикации угроз. Где логика?..
— Не ищите логику в фольклоре и нео-фольклоре, — посоветовал Ян, будто читая мысли майора-комиссара. — Кстати, в блогосфере уже распространен апокриф — опровержение смерти Рудольфа Ландрада. Якобы, полиция и спецслужбы просто выдали желаемое за действительное, тогда как Рудольф жив и продолжает мстить плутократии за любимую улитку Помми. Типичный сценарий для фольклора. После смерти Нерона в различных провинциях Рима возникли последовательно три Лже-Нерона, второй из них, Теренций Максим — прототип главного героя романа Фейхтвангера. Очень любопытно сейчас, на свежем социальном материале, исследовать развитие лже-персоны.
— По-вашему, все это похоже на развлечение? — хмуро спросил Поль Тарен.
— Нет, но это похоже на ремэйк мифа о схождении Ананке в мир мертвых…
— Что-что?
— …За своим любимым, которого забрали подземные боги, — продолжил гуру. — Это миф шумерского происхождения. Рассказывают, будто Ананке хотела вернуть любимого, а подземные боги сочли это нарушением своего закона, убили ее и подвесили на крюк в назидание всем, кто мечтает оспорить их могущество. От Ананке осталась лишь тень — своеобразный негатив предначертания. Застыли движущие силы природы. Животные перестали спариваться, насекомые больше не опыляли цветы, тучи не наполняли реки дождем, а тень Ананке тянулась дальше, к небесным богам-светилам. Боги испугались, плюнули на законы и отработали задний ход, пока не поздно. Дело завершилось неким паллиативом. Ананке воскресла, ее любимый стал жить с ней на земле половину года, спускаясь на вторую половину года в подземный мир. Соответственно, на эту вторую половину года жизнь замирает. Таково напоминание богам о тени Ананке…
Гуру замолчал, медленно допил бренди и жестом попросил бармена повторить. Поль Тарен тоже опустошил свою рюмку, и поинтересовался:
— Какое отношение к терактам имеет этот шумерский миф?
— Комиссар, вы читали мое эссе? — встречно поинтересовался Ян Хуберт.
— Гм… Честно говоря, я читал только резюме наших аналитиков о нем.
— Любопытно, и что же пишут ваши аналитики о моем эссе?
— Они пишут, что это метод открытия окна Овертона путем неизбирательного террора, проводимого за счет самих жертв через паззл тайной силовой конкуренции.
— Простите, комиссар, а что в данном случае паззл?
— Это, — ответил Поль, — например, когда корпорация «Solfo» желает получить сегмент пищевого рынка для своего искусственного мяса и нанимает веганов-радикалов, чтобы терроризировать ключевые точки корпораций «Brado» и «Eltsen». В свою очередь, для «Eltsen» важно закрепиться на рынке Южного полушария, и она нанимает эко-бойцов, которые терроризируют в Бразилии агрокомплекс «Brado». Что касается «Brado», то ей интересно потеснить «Solfo» и «Eltsen» на севере в секторе безалкогольных напитков. Разумеется, тема не ограничена пищевым рынком. Есть телефоны, автомобили, любые товары, вообще говоря. Главное, что общество оплачивает террор против себя.
— Это вовсе не новость, — прокомментировал гуру. — Общество давно оплачивает террор против себя, давая налоги государству. Еще общество оплачивает террор против себя, покупая что-либо у мега-корпораций. Впрочем, обществу не оставляют выбора. Если холдинг «Eltsen» решает расширить в Африке продажи бутылей с питьевой водой, то коррумпирует местные власти и скупает земли вокруг водоемов. Плати — или умри от жажды. Такова общая вредоносная стратегия государства и финансовой олигархии.
Поль Тарен вздохнул и прожевал кусочек груши с кусочком сыра.
— Доктор Хуберт, пожалуйста, давайте обойдемся без анархистской пропаганды.
— А кто говорил об анархизме? Я лишь констатировал нечто общеизвестное.
— Хорошо. Вы констатировали. А что вы скажете о резюме наших аналитиков?
— Скажу, что они такие же неучи, как Гленн Бек, автор сказки об окне Овертона.
— Минутку, доктор Хуберт, кто, вы сказали, автор… Э-э…
— …сказки об окне Овертона, — договорил Ян. — Видите ли, сам Джозеф Овертон ничего подобного не выдумывал. Он применял обычную эвристику «окна возможностей» для рекламных схем. После его гибели в аварии Гленн Бек, сочинитель книжек по мотивам популярных теорий заговора, приписал ему раскрытие очередного заговора, названного «Окном Овертона». Чепуха в яркой обложке. Ваши неучи-аналитики не знают этого и живут в вымышленном мире. Война мега-корпораций друг против друга — это из тех же книжек в ярких обложках. В XXI веке все мега-корпорации — щупальца одной медузы. Войны между государствами и между мега-корпорациями бывают лишь, когда у этой уродливой медузы обостряется синдром множественной бюрократической личности.
— Возможно, доктор Хуберт, вы правы насчет мега-корпораций, но окно Овертона — это логичное объяснение тому, что в обществе расползаются всякие пакости.
— О, комиссар! Как поэтично! В обществе расползаются всякие пакости. Какие же?
— Такие пакости, о которых раньше нельзя было даже упоминать! Но вот кто-то, у кого имеется интерес, нарушает это табу и вытаскивает пакость на публичное обсуждение. Именно тут начинается окно Овертона. Немыслимое превращается в радикальное и, по принципу моды на экзотику, становится для многих приемлемым…
Тут Тарен остановился. Только что произнесенное им краткое объяснение принципа окна Овертона, ранее казавшееся последовательным и логичным, вдруг предстало, как бессмысленное и убогое. Собственно, о каких табу идет речь? Типичные примеры при объяснениях теории окна Овертона: гомосексуализм и порнография. Действительно, в пуританском обществе начала XX века было немыслимо публичное обсуждение таких вещей. Но в 1960-х они утратили табуированность. А в 1980-х Ларри Флинт выиграл в верховном суде США право своего журнала публиковать извращенное порно. Вот так перевод вещи из табуированной в открыто обсуждаемую сделал эту вещь модной, а в дальнейшем — легальной. В ходе морального ренессанса 2010-х удалось запретить лишь некоторые виды порно, а гомосексуализм остался легальным. Так, с применением окна Овентона, делается бизнес на человеческих пороках…
В разговоре с другим собеседником Поль привел бы эти примеры, однако с доктором Хубертом он воздержался, поняв, что ответом станет в лучшем случае «аргумент Ларри Флинта». Этот аргумент прозвучал на суде в 1983-м: «Что более непристойно: секс или война?». А возможно, доктор Хуберт ответит еще более хлестко — и выстроенная схема аналитиков RCR, базирующаяся на окне Овертона, покажется лепетом идиота…
Между тем, гуру покрутил в пальцах рюмку с бренди и спросил:
— Почему у вас все пакости состоят из эпитетов? Немыслимое что? Радикальное что?
— Конечно, — произнес Поль, — если я приведу что-то из расхожих примеров, вы станете иронизировать. Но ведь есть вещи такого рода, которые вам тоже не нравятся.
— Мне многое не нравится, — ответил Ян. — Но я убежден, что обсуждаемо все. Табу на обсуждение даже самой отвратительной вещи заведомо хуже, чем эта вещь. Так что, комиссар, удобнее будет, если вы назовете ту вещь, ради которой, якобы, в моем эссе открывается это сказочное окно, приписываемое Овертону.
