Диаспора - Иванов Борис Федорович (книга жизни .txt) 📗
С минуту они молча наблюдали за тем, как официант расставляет на столе апперитивы и легкую закуску.
— Я, с вашего позволения, уже сделал заказ на свой вкус, — сообщил Раковски Каю. — Но подавать здесь начинают поздно. Пока, для аппетита...
Он поднял рюмку, призывая собеседника означить тостом начало переговоров.
— Ваше здоровье, — по-прежнему сухо отозвался Кай и пригубил терпкое спиртное.
— Надеюсь, вы не станете угощать меня версией о том, что «Ганимед» со своим грузом покоится на шельфе в сотне километров от берега? — осведомился Раковски.
— Не стану, — заверил его Кай.
— И совершенно правильно сделаете, — похвалил его Лешек. — Иначе мне было бы трудно понять, как господину Смольскому удалось выбраться из него на поверхность и объявиться на встрече с читателями в библиотеке Университета Диаспоры...
Кай был в курсе дела и теперь мысленно клял хозяев Серого монастыря, допустивших такое. Он откашлялся и спокойным голосом стал излагать Раковски тщательно взвешенную и отработанную в деталях версию событий, родившуюся в результате долгих прикидок и обсуждений в штабе «Тропы». Версия эта не слишком отличалась от реальных событий. Исключение составляла только ни в какие рамки не укладывавшаяся роль, сыгранная в случившейся истории капитаном Листером. Посадку «Ганимеда», по версии Кая, совершил сумевший освободиться из запертой каюты Кирилл Николаев.
Раковски не перебивал собеседника, потягивая аперитив и время от времени вставляя в разговор ничего не значащие междометия. Это насторожило Кая. Настороженность эта переросла во вполне определенную тревогу, когда после того, как «господин Крюгер» закончил свой рассказ и изложил деловые предложения, его собеседник и не подумал всерьез обсудить сказанное, а пустился в довольно бестолковые расспросы, переходя с пятого на десятое.
— Послушайте, — наконец прервал эту игру федеральный следователь, — мне кажется, что вы пригласили меня сюда вовсе не для того, чтобы говорить о деле...
— Вы только сейчас это поняли? — раздался голос за его спиной.
Кай обернулся и увидел перед собой элегантно, точно в стиле «Изгнанника» одетого джентльмена. Джентльмен был немолод, худощав и ироничен.
Лешек закашлялся.
— Видит бог, Свен, — начал он, — не моя вина, что эти типы — там, на Фронде, — перебежали тебе дорожку. Теперь это моя игра. Не стоит тебе отыгрывать назад партию, которую ты уже продул...
— А тебе не стоит делать того, что ты затеял! — оборвал его тощий старик. — Забирай своих шестерок и сматывайся с борта. Твоих людей здесь только шесть, а моих — вдвое больше. Поторапливайся. Ради такого случая тебе подадут катер...
— Ты еще пожалеешь об этом, Севелла! — Раковски резко поднялся и зло бросил на стол салфетку.
Кай ощутил себя совершенно лишним на борту «Изгнанника».
— Легко Лешек сдался... — заметил Севелла, глядя в спину удаляющемуся без всякого прощания конкуренту. — На вашем месте я над этим задумался бы, господин Крюгер...
— Как я понимаю, вы хотите возобновить те переговоры, которые с вами начал покойный господин Фрост? — спросил Кай, также поднимаясь из-за стола.
Теперь настала его очередь блефовать.
— Сидите, сидите, — Севелла приостановил его легким похлопыванием по плечу. — Вы еще не попробовали чудесной осетрины, которую заказал для вас любезный господин Раковски... Впрочем, оставь я вас в его компании, до осетрины очередь могла бы и не дойти. Вы бы уже отчаливали от борта «Изгнанника» на том прелестном катере, на котором Лешек проделывает это сейчас в одиночку. Точнее, в сопровождении своих боевиков...
— Мне остается поблагодарить вас... — несколько натянуто произнес Кай, опускаясь в кресло и потому поневоле глядя на собеседника снизу вверх. — Итак, вы хотели...
— Упаси бог! Я ничего не хотел, господин Крюгер. Я действительно продул эту партию и не собираюсь к ней возвращаться. Я просто вернул Лешеку своего рода долг...
— Вы так легко отказываетесь от таких возможностей... — начал было Кай.
— Вы обратили внимание на мой почтенный возраст? — мило улыбаясь, перебил его Севелла. — Как вы думаете, почему я его достиг? Да потому, мой друг, что я никогда не заглатывал такую наживку, которую у меня могли вырвать вместе с желудком! Простите мне мою откровенность, но тот товар, который вы предлагаете, очень похож на такую приманку.
Он еще раз улыбнулся.
— Приятно вам провести вечер. Я тоже покину вас — дела требуют... Мой геликоптер снимет меня с верхней палубы...
Оставшись в одиночестве, Кай молча созерцал белоснежную скатерть и пытался хоть как-то уложить в голове все происшедшее. Официант бесшумно убрал со стола прибор Лешека и с полупоклоном осведомился:
— Прикажете подавать осетрину, мистер?..
Вверенный ему кар федеральный следователь перевел на автопилот, поднял затененные стекла кабины и, став теперь невидимым для взглядов прохожих, еще раз занялся тем, что его приятель Пьер Годфруа из научного сектора управления любил называть «анализом неопределенностей и синтезом подозрений». А проще говоря — гаданием на кофейной гуще. Ничего другого, впрочем, не оставалось. Прекрасное занятие для меланхоличной вечерней поездки по «кварталам землян» без определенной цели и без видимых провожатых.
Кай понимал, что после провального эпизода на «Изгнаннике» его самостоятельные выходы в «кварталы землян» не могут приветствоваться Службой безопасности Диаспоры, да и контрразведкой ранарари — тоже. Но у проблемы была еще и вторая — неформальная — сторона.
Агент на контракте, о многом догадывавшийся, предпочитал вида не подавать и в дела федерального следователя не вмешиваться. И не только солидарность граждан Федерации стояла за этой его непричастностью. Весьма возможно, что в рукаве у федерального следователя припрятана пара козырных тузов — другой вопрос, крапленых или нет. Так зачем же в сложившейся ситуации, смахивающей на позорное фиаско, мешать партнеру пойти с какой-то из этих карт? Можно было также предположить, что работодатели агента догадывались о его точке зрения и давали свое молчаливое «добро» на этот эксперимент.
Собственно, для них — будь они тузами Диаспоры или «чертями» из планетарной контрразведки ранарари, тоже было приемлемо отпустить офицера управления с короткого поводка и проследить за его действиями, даже если они и не принесут никаких результатов в рамках операции «Тропа». Может, конечно, нарваться на дальнейшие неприятности со здешним криминалом — не велика беда теперь, когда он фактически выбыл из игры. А может и вывести на какого-нибудь замороженного резидента федералов в Диаспоре, а то и на целую сеть их... Будет же человек стараться выбраться из тупика, в котором очутился? Будет. Ну что же — ему и карты в руки...
Пожалуй, других объяснений предоставленной ему свободы Кай найти не мог. А обещание гарантировать безопасность при выходе «в люди» прекрасно оправдывало ведение за ним ненавязчивой, но постоянной слежки.
И это ставило его перед нешуточным выбором: либо не рисковать дальше понапрасну и, признав окончательное поражение, отдать всю операцию на откуп ранарари и Диаспоре, либо привести в действие весьма слабенький резерв — еще только наметившуюся сеть управления.
Да и то сказать — «сеть»: пара ничего еще в здешней жизни не смыслящих новичков, года не проживших в Диаспоре. Неудивительно, что управление не стало вводить контрразведку в курс своих разработок по Инферне. Это было сделано не столько ради сохранения каких-то особых секретов, а скорее из опасения, что над достигнутыми за последние несколько лет успехами по проникновению в Диаспору заклятые друзья из других «компетентных служб» Федерации могут просто посмеяться. По некоторым особенностям полученных им инструкций Кай понял, что и ему-то, «своему», карты эти приоткрыли с большой неохотой.
Тем не менее в отношении этих двух агентов у Кая был выработан определенный план, в соответствии с которым он мог бы действовать, если бы выбор пал на продолжение игры. Но что-то мешало ему сделать этот выбор самостоятельно. Впрочем, он уже привык к этому «что-то», легко узнавал его голос.