Дороги. Часть первая. - Йэнна Кристиана (прочитать книгу txt) 📗
Шли вдоль реки, чернеющей внизу, вода поблескивала от света фонарей, или может быть, тусклых далеких звезд, и вдали, на смутно различимом берегу, виднелось неясное зарево. Последняя розовая полоска уже погасла на горизонте, ночь вступала в свои права. Ильгет зябко куталась в белесую куртку.
— Помнишь, — дежа вю вдруг захватило ее, но это было правдой, когда-то они действительно гуляли здесь, — мы тут с тобой бродили, и тоже был закат?
— Ага, — отозвался Пита.
— Я еще стихи тебе читала... Пылает розовый закат, ложась на парапет...
— Ага, вроде помню. Мы тогда только в Зару переехали.
— А за рекою дивный сад, — вспомнила она, — голубоватый свет.
Пита взял Ильгет за руку. Теплая волна побежала по телу, теплая, сладкая. Ильгет посмотрела в лицо мужа, и нежность захлестнула ее.
Мой, мой любимый. Родной. Только вот почему я не могу даже произнести этих слов? Слишком многое стоит между нами...
— Знаешь, я когда тебя в первый раз увидела — подумала, какой симпатичный парень... ну на меня он точно внимания не обратил бы. Ты же тогда был с Люссаной, помнишь, на вечеринке у Нелы?
Ильгет слегка помрачнела. Немного неприятно то, что Люссана — их общая с Нелой подруга, ну не то, чтобы близкая, так... Да и Пита вначале расстался с ней (и женаты они не были), а потом уж стал ухаживать за Ильгет. Но все равно как-то нехорошо получилось. Однако такие соображения не могли ее остановить в тот момент, она ведь действительно влюбилась в Питу.
— А ты мне сразу понравилась, — задумчиво сказал муж, — сидишь в уголке, такая тихая, скромная, а потом тебе дали гитару, ну, думаю, она еще и талантливая.
— Но я тогда в тебя не влюбилась, потом уже... Знаешь, — Ильгет помолчала, — наверное, после нашей первой ночи. Да, точно. Вот тогда я вдруг почувствовала — все, без тебя жить не могу.
Это было как прозрение — ведь действительно, вся любовь началась именно с этого. Как-то Ильгет страшно привязалась к Пите, ощутила — что это уже все. Что с этим человеком она связана на всю жизнь. Может, потому что подсознательно всегда была уверена: муж может быть только один.
Но она-то не была первой у Питы. До Люссаны у него было еще минимум три женщины, не считая случайных связей. Да и последней, если уж честно, Ильгет тоже не была. Вдруг занозой всплыла черная шалька, всплыла и заныла в памяти, но Ильгет старательно упрятала дурную мысль подальше.
Пита любит ее. Только ее. Даже если у него что-то и было — ведь Ильгет он все равно любил больше. Просто он заблуждался.
— Помнишь, как это было здорово, — произнес Пита, — твоя мама уехала на два дня... И помнишь, как мы кофе пили утром?
— Да, — восторженно подхватила Ильгет. Пита обнял ее за плечи. Медленно они двинулись вдоль реки. Ты неправ, мысленно сказала она сагону. Мы с Питой не случайно встретились, я предназначена Пите, и у нас — настоящая семья... до самой смерти. У нас ведь так много общего, нас так многое объединяет. Спустились вдоль реки и медленно зашагали к гостинице сквозь прозрачную летнюю ночь Зары.
На следующий день Ильгет уговорила-таки Питу пройтись по магазинам, она выбирала бумажные книги, Пита интересовался музыкой и фильмами — на Квирине ведь ярнийская культура далеко не полностью представлена. Покупали какую-то мелочь, денег хватало.
— Кажется, отсюда ты улетишь с таким же количеством чемоданов, — заметил Пита. Но он и сам покупал немало, войдя даже в некоторый азарт — идти и покупать все подряд, денег сколько угодно (по квиринским меркам у них оставалось немного, но в пересчете на лонгинские кредиты — целое состояние). Пообедать они решили в небольшом ресторане на верхнем этаже супермаркета.
Ковыряясь в мясном рулете, Пита рассказывал примерно в двадцатый раз, как в детстве он мечтал купить собственный проигрыватель, копил деньги и даже собирал и сдавал пустые бутылки. Ильгет слушала и улыбалась.
Ей нравилось такое редкое оживленно-бодрое состояние мужа. Обычно он с ней бывал не в духе.
Что же это, неужели Ярна на него так влияет? Здесь он чувствует себя своим, да и родственники — вот это ощущение корней, у Ильгет оно только сейчас появилось. Когда мама, похоже, простила ее и смирилась с ее жизнью. А Пита никогда не конфликтовал с родственниками... И при этой мысли у Ильгет снова сжалось сердце — не вспомнились, а так, темным комом прокатились по сознанию прежние многочисленные придирки матери Питы, когда муж вовсе и не думал за Ильгет заступаться, а ей и деваться было некуда.
Да что это? Неужели сагон? Как все-таки он надавил на меня... Ведь я давно уже об этом забыла!
Не надо думать о дурном. Надо строить прекрасное настоящее. Пита подлил себе соуса, Ильгет последовала его примеру.
— А я с Нелой встречалась, — сказала она, — представляешь, она ведь приехала!
— В Иннельс?
— Ну конечно.
— Ну и как у нее дела?
— Ну как... муж, она говорит, раскаялся, что работал на сагонов, — Ильгет прикусила язык. Ну нельзя же об этом! Пита замолчал.
Пита, по-видимому, и сам уже понимал, что служба его у сагонов никак не может являться предметом гордости. Правда, пережитые лишения и опасности во время военных действий он вспоминал подробно и с удовольствием, отчего Ильгет коробило. Ее-то жизнью он не интересовался. Но всякие напоминания о том, что вот, он служил у сагонов, Пита воспринимал как оскорбление.
— Я вот давно хотел тебя спросить, — начал он, отодвигая второе.
— А можно еще мороженого? — спросила Ильгет.
— Ну закажи.
— А может ты мне закажешь?
Пита сморщился, однако подозвал официантку и заказал мороженого для Ильгет, а себе — пива.
— Так что ты хотел спросить? — беззаботно спросила Ильгет.
— Да про Бога твоего... Вот вы верите, что он любящий и всемогущий. А по вашей легенде получается так, что люди съели яблоко, и за это Бог их выгнал из рая. Я уж не говорю о том, какая это любовь...
— Это и есть любовь, Пита, — немедленно сказала Ильгет, — крепка, как смерть, любовь, люта, как преисподняя, ревность. Понимаешь?
Пита отмахнулся.
— Ревность — это уже не любовь. Это обыкновенное чувство собственности. Но я не о том, я хочу спросить — а что же Бог, когда творил людей, не знал, что они съедят это яблоко? Зачем он обрек их на страдания?
— Ты знаешь... может быть, и не знал.
Принесли заказ. Ильгет погрузила ложечку в прохладную белоснежную пену.
— Может быть, и не знал, Пита, ведь он сотворил существ, обладающих свободой воли. Понимаешь, мы всегда свободны избрать зло. Я такое стихотворение написала когда-то: и есть свобода, и она превыше всех иных даров.
— А зачем такая свобода? — спросил Пита, — Ведь он же знал, что люди наверняка изберут зло!
— Да почему знал! Вовсе не обязательно. Пойми, у нас и правда есть свобода воли. Мы можем и хорошо поступать, не обязательно — плохо.
— А почему он не вмешивается? Ну он же наш отец. Представь родителя, который выпускает ребенка бродить, как тому хочется, попадет под машину — чья вина?
— Да потому что мы-то не дети. Мы уже обладаем свободой. А он только ждет, когда мы придем к нему. Думаешь, не больно Ему смотреть на наши страдания? Но он ждет. Терпеливо. А мы снова и снова уходим от Него.
— А вот сагоны лишают нас свободы выбора, стараются лишить, — добавила она, помолчав. И снова ее осенила мысль — противостояние сагону — это же по сути отстаивание своей собственной свободы.
Свободы верить и любить.
Пита фыркнул скептически.
— Н-да... представляю себе такого Бога, который сидит и ждет, сложа ручки. А мы тут должны маяться...
— Но он же не просто ждет, — тихо сказала Ильгет, — он сам пришел и отдал жизнь за нас.
