Билл — герой Галактики. Т. 1 - Иорданский Алексей Дмитриевич (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
— Видишь, в какую передрягу я попал из-за тебя! — скулил он.
Бигер только улыбался, ничуть не тронутый жалобами.
— По крайней мере, закрой свою черепушку, когда с тобой разговаривают! — злился Билл и протягивал руку, чтобы захлопнуть крышку на голове Трудяги.
Но это ничего не меняло. Бигер все равно мог только улыбаться. Никогда ему уже не чистить сапоги. Теперь он стоял неподвижно, придавленный к полу собственной тяжестью и магнитными подковами, а заряжающие вешали на него грязное белье и сварочные аппараты. Бигер простоял так уже целые три вахты, и никто не знал, что с ним делать дальше, но тут наконец появились военные полицейские с ломами, погрузили Бигера на ручную тележку и увезли.
— Прощай! — крикнул ему вслед Билл и помахал рукой. Потом, продолжая начищать свой сапог, добавил: — Ты был хорошим парнем, даром что чинджеровский шпион.
Скотина Браун на это никак не отреагировал, сварщики с Биллом не разговаривали, а преподобного Тембо он сам старательно избегал.
Ветеранша флота «Фанни Хилл» все еще находилась на орбите — на ней устанавливали двигатели. Делать было почти нечего, так как предсказание заряжающего 1-го класса Сплина не сбылось и на овладение тонкостями профессии понадобилось значительно меньше года — фактически на это хватило пятнадцати минут. В свободное время Билл шатался по кораблю, обследуя все закоулки, гуляя повсюду, куда пропускала военная полиция, дежурившая в переходах, и даже подумывал, не навестить ли ему капеллана, чтобы вволю наругаться. Однако побоялся, что плохо рассчитает время и на вахте окажется офицер-кастелян, а это было бы уж слишком. Так, слоняясь по кораблю в полном одиночестве, он однажды заглянул в полуоткрытую дверь какой-то каюты и увидел на койке сапог.
Билл замер на месте, похолодел, остолбенел, ошалел, обомлел от ужаса и с трудом сдержал внезапные позывы мочевого пузыря.
Он узнал этот сапог. Он вспомнил бы его даже в свой смертный час, как помнил свой личный номер, который мог в любую минуту назвать с конца, с начала или с середины. Каждая деталь этого жуткого сапога въелась в его память: от шнуровки, змеящейся по мерзким голенищам, сделанным, как утверждали, из человеческой кожи, до рифленых подошв, измазанных чем-то красным — не иначе как человеческой кровью. Сапог принадлежал Смертвичу Дрангу.
Парализованный ужасом, словно кролик перед удавом Билл почувствовал, как неведомая сила втягивает его внутрь каюты, заставляет скользить взглядом от ноги, всунутой в сапог, к поясу, затем к рубашке, к шее и, наконец, к лицу, которое он постоянно видел в ночных кошмарах с первого дня пребывания в армии. Губы лежащего дрогнули:
— Это ты, Билл? Заходи, гостем будешь.
Билл, спотыкаясь, зашел в каюту.
— Леденцов хочешь? — спросил Смертвич и улыбнулся.
Пальцы Билла машинально потянулись к коробке, зубы сомкнулись на первом за несколько недель куске твердой пищи, попавшем в рот. Из полуатрофированных слюнных желез потекла слюна, желудок выжидательно заурчал, в то время как мысли бешено заметались по кругу, пытаясь определить, что означает выражение лица Смертвича: уголки губ чуть приподняты над клыками, на щеках небольшие морщинки. Тщетно! Понять это выражение было невозможно.
— Я слышал, что Трудяга Бигер оказался чинджеровским шпионом, — начал Смертвич, закрывая коробку с леденцами и пряча ее под подушку. — Мне следовало раскусить его раньше. Я чувствовал, что с ним что-то неладно — вся эта чистка сапог и дерьма, но я-то думал, он просто со сдвигом. Надо было сообразить...
— Смертвич, — хрипло выдавил Билл. — Это невероятно, я знаю, но вы ведете себя как обыкновенный человек!
Смертвич хихикнул; это не был его обычный смешок, похожий на звук распиливаемых человеческих костей; это была вполне нормальная усмешка.
Билл продолжал, заикаясь:
— Но я же знаю, что вы — садист, извращенец, изверг, недочеловек, убийца...
— Тысяча благодарностей, Билл! Чертовски приятно это слышать. Я всегда стремился честно выполнять свой долг, но ничто человеческое мне не чуждо — всегда приятно, когда похвалят. Роль убийцы трудна, и я рад, что сумел произвести столь сильное впечатление даже на такого тупицу, как ты.
— Н-н-но... разве вы не убий...
— Полегче, ты! — рявкнул Смертвич, и в его голосе прорезалась такая привычная злоба, что температура тела Билла тут же упала на шесть градусов. Смертвич снова улыбнулся. — Ладно, не буду тебя винить за такие мысли, сынок, уж больно ты глуп, да к тому же деревенщина, и воспитание твое пострадало от общения с солдатней... Пошевели-ка мозгами, малыш! Обучение воинской премудрости — слишком важное дело, чтобы поручать его любителям. Прочел бы ты кой-какие учебники для военных колледжей, у тебя бы кровь застыла в жилах, ей-богу! Понимаешь, в доисторические времена сержанты в учебках, или как они там назывались, были настоящими садистами. Этим людям, лишенным всяких специальных знаний, командование позволяло прямо-таки уродовать новобранцев. Солдаты начинали ненавидеть службу, еще не научившись ее бояться, дисциплина летела ко всем чертям. А людские потери? То они строевой подготовкой загонят кого-то до смерти, то утопят целый взвод, то еще чего натворят. От одной мысли о таких нелепых потерях можно завыть!
— Могу я поинтересоваться, на каких предметах вы специализировались в колледже? — робко спросил Билл.
— «Воинская дисциплина», «Подавление воли» и «Методика воздействия». Тяжелый курс — целых четыре года, но диплом я получил, что совсем неплохо для парня из рабочей семьи. Я кадровый специалист, и просто не понимаю, за что эти неблагодарные ублюдки списали меня сюда, на эту ржавую консервную банку! — Он приподнял очки в золотой оправе, чтобы смахнуть набежавшую слезу.
— Неужто вы от них ждали благодарности? — с удивлением спросил Билл.
— Нет, конечно, какая глупость с моей стороны! Спасибо, что вправил мне мозги, Билл, из тебя еще выйдет настоящий солдат. Все, чего от них можно ожидать, — это преступное пренебрежение служебными обязанностями, которое я смогу использовать в своих интересах через общество ветеранов; в ход можно пустить взятки, поддельные приказы, махинации и прочие штучки. Просто я и впрямь немало сил положил на вас, болванов, в лагере и надеялся, что за это меня хотя бы оставят в покое и позволят заниматься своим делом — так нет же, дудки! Придется подсуетиться теперь, чтобы добиться перевода.
Он соскочил с койки и запер в сундучок леденцы вместе с очками в золотой оправе.
Билл, реакция которого в критические моменты была явно замедленной, усердно тер ладонью лоб, время от времени постукивая по нему кулаком.
— Какая удача, что вы родились этаким уродом... Я хочу сказать — у вас такие выдающиеся зубы...
— При чем тут удача! — воскликнул Смертвич, щелкнув ногтем по одному из клыков. — Да знаешь ли ты, сколько стоит пара двухдюймовых, генетически мутированных, искусственно выращенных и хирургически пересаженных клыков? Черта с два ты знаешь! Мне пришлось отказаться от трех очередных отпусков, чтобы оплатить операцию! Но, скажу тебе, она того стоила: имидж — это все! Я просматривал снимки с изображениями доисторических громил: в своем роде они были парни что надо. Конечно, их подбирали по физическим данным и низкому уровню интеллекта, но дело свое они знали туго. Непрошибаемые головы, чисто выбритые скулы со шрамами, железные челюсти, отвратные плотоядные рожи — все было при них. Я подумал: небольшое капвложение вначале принесет мне в дальнейшем недурной доходец. Это была настоящая жертва, можешь мне поверить — не так-то много вокруг людей с имплантированными клыками, и не случайно. Жевать ими жесткое мясо, конечно, удобно, но в остальном... Поди попробуй, поцелуй свою первую девчонку... А теперь — исчезни, Билл. Дела у меня. Увидимся еще...
Последнюю фразу Билл еле расслышал — мгновенно сработавший инстинкт самосохранения унес его вдаль по коридору. Когда прошел внезапный приступ ужаса, Билл вразвалку двинулся дальше, словно утка с подбитой лапой: именно так, считал он, ходят бывалые космонавты. Он уже воображал себя закаленным старым воякой и полагал, что о военной службе знает все. За свое жалкое самомнение он был немедленно наказан. Громкоговорители на потолке сначала икнули, а затем гнусаво возвестили на весь корабль:
