Вегетация - Иванов Алексей Викторович (список книг TXT, FB2) 📗
Они сидели в бывшей комнате отдыха. Пыльные диваны, грязный стол, заплесневелый кулер в углу, на стене — выцветшая фотография круизного шаттла первого поколения. Алабай был рослым и подтянутым мужчиной, который явно следил за своей физической формой. Он то и дело широко улыбался, в модно подстриженной чёрной бороде блистали белые зубы. А Мите смертельно надоело всё это — расклады, выгоды, подсчёты, разводки…
— Я понял ваш план, — устало произнёс Митя. — И я найду вам «вожаков». Сколько потребуется, столько и буду работать. А сейчас покажите мне брата. Он правда жив?
— Жив и даже относительно здоров, — кивнул Алабай. — Он ведь нужен мне для шантажа. Извините, разумеется.
— Отведите меня к нему.
— Окей. Но вас свяжут.
— Зачем? Я же сам пришёл. Я не убегу.
— Да, вы поступили самоотверженно. Но вы можете выпустить брата.
Митя ничего не ответил.
— Антон! — крикнул Алабай в проём двери. — Отведи нашего гостя.
Дверь комнаты отдыха выходила на внутренний балкон. Он вытянулся вдоль продольной стены просторного и светлого агрегатного зала: окна здесь зияли дырами от выпавших стеклоблоков. Дизель-генераторы, что питали электромоторы дробилок, были демонтированы: на раскуроченном бетонном полу блестели лужи и зеленели островки мха. Посреди зала стоял длинный, как вагон, дорожно-строительный вездеход. У Алабая он служил трелёвочным трактором. Под потолком на балках перекрытия висели два излучателя.
Балкон закончился лестницей. Митя и конвоир спустились на первый этаж и пошли по замусоренному, полутёмному коридору. В одной из комнат два бойца Алабая, свободные от караула, готовили обед на переносном кухонном комбайне, тут же вертелась Щука. Увидев Митю, она осклабилась.
Серёгу держали в каком-то кабинете. Выбитое окно, облезлые стены, перевёрнутый набок канцелярский стол, обломки стульев, упавший шкаф. Связанный по рукам и ногам, Серёга лежал в крошеве штукатурки и осколках стекла. Конвоир связал Мите руки за спиной, Митя сел, и конвоир связал ему ноги; вместо верёвок он использовал прочные пластиковые хомуты, которыми обычно крепили водопроводные трубы. Завершив процесс, охранник сфоткал Митю и Серёгу на телефон. Серёга молча и угрюмо наблюдал. Физиономия у него распухла от синяков и кровоподтёков.
— Позовёшь, когда надо будет, — сказал конвоир Мите. — Я недалеко.
Он вышел. Митя смотрел на брательника.
— Чё, поймали тебя? — хрипло спросил Серёга.
Митя выглядел не лучше его: грязный, бледный, одежда в крови.
— Не поймали, — устало возразил он. — Я сам сдался Алабаю.
— Лексеич мало платит, да? — издевательски скривился Серёга.
— Не хотел, чтобы тебя, придурка, застрелили.
Митю глодала тоска. Ему Серёга был безразличен, да и Маринка теперь тоже. Он поступил так, как должно, а не из любви или беспокойства.
— Пиздишь, — не поверил Серёга.
— Иди на хуй.
Серёга заворочался и с трудом сел на задницу, опираясь спиной о стену.
— Мы же друг другу в пятачины насовали… — напомнил он.
Митя ничего не ответил.
Серёга шумно сопел раздувшимся носом, как ребёнок, которого сначала отругали, и он собрался заплакать, а его уже простили.
— Сильно тебя отметелили? — спросил Митя.
— Зубы целы — и ладно… Митяй, чё, правда — ты из-за меня пришёл?
Серёга не знал человека, способного на такое ради него.
— Буду работать на Алабая, если «спортсмены» тебя больше не тронут.
Серёга растерялся. Что сказать Митяю? «Спасибо» слишком маленькое… Душу Серёги медленно плавило небывалым жаром благодарности и родства. Это его брат… Это, блядь, его брат!.. По жизни брат, по всему!..
Они сидели и молчали, даже не глядя друг на друга. Из разбитого окна были видны обширные развалы щебня с клочьями травы — каменная пустыня, а над ней сияло такое же пустынное синее небо. Мягкими порывами в комнату залетал лёгкий тёплый ветерок, сразу и пыльный, и хвойный. Под стеной стрекотали кузнечики. В проёме двери появился Митин конвоир — но ничего не происходило: пленные были смирные, тихие. Всё, оба отбегались.
Митя ощущал неподъёмную слабость, словно что-то изнутри высасывало его до полного истощения. Митя знал, что это — чужая природа. Чужая жизнь вкрадчиво и как-то лапчато расползалась, ветвилась и потихонечку осваивала его, Митю. Он — уже не он. Всё, что раньше было важно, теряло своё значение, переставало мучить. Родовая суть словно бы замещала в нём личную. Как в фитоценозе. Подобно дереву, ему уже не было дела до собственной судьбы, до поисков удобного места. Главное было не в нём. Не он — мера всех вещей.
— Серёга, — наконец заговорил Митя. — Ты должен знать… Я тебе не брат. Я — не настоящий. Я — Харлей, которого ты убил.
— Не понял, — помедлив, честно сказал Серёга.
— В «Гарнизоне» учёные проводили эксперимент. Скопировали личность настоящего Дмитрия Башенина и через компьютер ввели ну как бы лесу в мозги. А лес переписал эту копию в Харлея. Так я и получился.
Митя старался объяснить просто — чтобы до Серёги дошло.
— Харлей же сдох, сто пудов… Разве можно мертвяка оживить?
Митя вспомнил мёртвый, но живой пень в Межгорье — Митя показывал его Маринке. Вспомнил клумбаря в Белорецке.
— Лес всё может, Серёга.
Однако Серёга и не усомнился в способностях леса — хер разберёт, на что способен радиоактивный лес-мутант. Серёга усомнился в том, что Митяй ему не брат. Вот это — полная хуйня. Митяй пришёл за ним, за Серёгой — только брат мог так сделать. И Серёга больше не позволит отнять у себя брата.
— Пургу гонишь, Митяй, — осторожно возразил Серёга. Он очень боялся обидеть Митю. — То болото у автобазы за сто километров от Ямантау.
— Ну и что. Ты же пересылаешь фотки в телефоне? Вот и лес переслал программу — и загрузил в Харлея.
— А почему в Харлея-то? — почти разозлился Серёга.
— Не знаю, — Митя пожал плечами. — Может, у него не было под рукой другого мёртвого Бродяги. Может, потому что Харлей был знаком с Дмитрием Башениным. Программа как бы примагнитилась к Харлею.
В памяти у Серёги тотчас всплыло, как Харлей назвал его Димоном… Неужели Митяй прав? Но его правота в Серёге вызывала только несогласие.
— Ты на меня рожей похож, а не на Харлея!
— Наверное, лес как-то подлатал внешность Харлея — в соответствии с представлением Дмитрия Башенина о себе. Вроде пластической операции.
Лес заштопал в Мите порезы от ножа Костика, а в Харлее — дыру от пули Серёги. Это было посложнее, чем слегка перекроить черты лица.
Серёга не находил аргументов, чтобы опровергнуть слова Мити. Точнее, аргумент был один: Митяй — брат, значит, он не Харлей и не Димон Башенин.
— Байда помойная! — убеждённо отрёкся Серёга.
А Митя наконец-то сформулировал, что же его угнетало. Что стряслось с его восприятием самого себя, отчего он чувствовал себя призраком. Все вокруг делают вид, что он существует, а в реальности его нет: он ничего не может изменить и слова его не оказывают никакого воздействия на людей.
— Я — не настоящий. Не настоящий. Меня сконструировали, скопировали. Это не моя жизнь, а твоя. Не мой мир, а твой. Не моя девушка, а твоя. А я — какой-то морок, который возомнил себя живым человеком.
Мите вдруг стало стыдно от того, как доверчиво и тупо он пристраивал себя к обстоятельствам: намеревался работать Бродягой, любить Маринку, притерпеться к нравам бригад… Позорище!.. Он — случайное следствие эксперимента, порождение селератного леса, сблёвыш экологической беды, а посмел распихивать других людей, выгадывая местечко поудобнее…
— Я пришёл за тобой не только для того, чтобы спасти тебя. Я пришёл всё исправить, Серёга.
А Серёга догадался, что не Алабай отнимает у него брата, и не Типалов, и даже не Маринка. Сам Митя и есть главная угроза. Его дурацкие городские закидоны, его пизданутая совесть — путаное мочало, набитое в его башку.
— Хорош скулить! — разъярился Серёга. — Да плевать, как ты получился! Я тоже доктором замастыренный: он меня в больничке с пипетки капнул! Я же не ною: «Ой, бля, меня мамке не папка сделал!» Это всё херня, Митяй! Подумаешь, с Харлея тебя вылупили!.. Да и хорошо — утырка в нормального пацана перешили, а мне брательника дали! Живи, кто тебе мешает?
