Апокалипсис - Адамс Джон Джозеф (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Все нормально. Я могу передвигаться по комнате, дорогая. Я в порядке.
— Ну что ж… Придется попросить маму, пусть как-нибудь уладит это.
Я ничего не отвечаю. Рэчел выпрямляется, бросает на меня быстрый взгляд, отводит глаза. Я по-прежнему ничего не говорю насчет Мэйми. В свете внезапно ярко вспыхнувшей масляной лампы я смотрю прямо на Рэчел, просто потому, что мне на нее приятно смотреть. Она не красавица даже по местным меркам, хотя болезнь затронула пока только левую сторону ее лица. Участок вздувшейся, липкой кожи, грубой, как старый пеньковый мешок, совершенно не заметен, если смотреть на девушку справа. Но у нее слишком большой нос, густые низкие брови и костлявый выпирающий подбородок. Точнее, прямой нос, выразительные брови, открытые серые глаза, подбородок, выступающий вперед, когда она запрокидывает голову, внимательно слушая собеседника. По моему мнению, на Рэчел приятно смотреть. Там, Снаружи, они так не думают. Но они ошибаются.
Рэчел говорит:
— Может быть, мне удастся выменять панель и гвозди на лотерейный билет, и я приделаю ее сама.
— Но термиты останутся.
— Ну да, однако нужно же что-то сделать, — Я не противоречу ей. Ей шестнадцать лет. — Чувствуешь, как оттуда дует? Сейчас холодно, ночью ты замерзнешь. Это ужасно подействует на твой артрит. А сейчас пойдем на кухню, бабушка, я развела огонь.
Она помогает мне дойти до кухни; от раскаленной докрасна металлической печи, в которой пылают дрова, исходит приятное тепло, согревающее мои суставы. Печь была пожертвована колонии год назад каким-то благотворительным обществом или группой по интересам, и я думаю, они получили налоговую льготу, предусмотренную при подобных сделках. Если, конечно, налоговые льготы еще существуют. Рэчел говорит мне, что к нам еще приходят газеты, и пару раз мне приходилось заворачивать овощи с нашего огородика в довольно новые с виду выпуски. Она утверждает даже, что молодой Стивенсон с помощью подаренного колонии компьютера организовал в общем зале блока J новостную сеть. Но я больше не ориентируюсь в налогообложении, действующем Снаружи. Я также не спрашиваю Мэйми, почему именно она получила дровяную печь, хотя в тот месяц мы не участвовали в лотерее.
Свет, исходящий от печи, ярче, чем свет масляной лампы в спальне; я замечаю, что, несмотря на озабоченность гибелью нашей спальни, Рэчел раскраснелась от возбуждения. Не юная кожа пылает от интеллигентного подбородка до границы пораженного участка, который, разумеется, не меняет цвета. Я улыбаюсь ей. В шестнадцать лет все вызывает волнение. Новая лента для волос из хранилища пожертвований; взгляд какого-нибудь юноши; секрет, поведанный кузиной Дженни.
— Бабушка, — произносит девушка, опускаясь на колени около моего кресла; пальцы ее бегают но потертой деревянной ручке. — Бабушка, у нас посетитель. Он приехал Снаружи. Дженни видела его.
Я продолжаю улыбаться. Рэчел — да и Дженни тоже — не помнит тех времен, когда в колонию приезжало множество посетителей. Сначала — громоздкие фигуры в защитной одежде, затем, несколько лет спустя, более изящные, в санитарных костюмах, занявших место тяжелых скафандров. Снаружи сюда поступали люди, и многие годы на контрольно-пропускном пункте движение происходило в обе стороны. Но, разумеется, Рэчел не может этого помнить; тогда она еще не родилась. Мэйми было всего двенадцать лет, когда нас поместили сюда. Для Рэчел посетитель, должно быть, великое событие. Я протягиваю руку и глажу ее по волосам.
— Дженни сказала, что он хочет поговорить со старейшими жителями колонии, с теми, кто поступил сюда в начале распространения болезни. Это рассказал ей Хэл Стивенсон.
— Правда, милая?
Волосы Рэчел мягкие и шелковистые на ощупь. У Мэйми в ее возрасте были такие же.
— Он, возможно, захочет поговорить с тобой!
— Ну что ж, я к его услугам.
— Но разве это не удивительно? Как ты думаешь, что ему нужно?
Я избавлена от необходимости отвечать ей — в этот момент входит Мэйми, за ней следует ее бойфренд Питер Мэлони с сеткой, набитой продуктами из хранилища.
Услышав звук поворачивающейся дверной ручки, Рэчел встает, отходит от моего кресла и начинает ворошить угли в печке. С лица ее исчезает всякое выражение, но я знаю, что это притворство. Мэйми восклицает:
— Мама, дорогая, как ты себя чувствуешь? И Рэчел! Ты не поверишь — у Пита оказался лишний талон на питание, и он раздобыл нам цыпленка! Я сделаю тушеную курицу!
— Задняя стена спальни обвалилась, — без выражения произносит Рэчел.
Она не смотрит на Питера с цыпленком в сетке, а я смотрю. Он ухмыляется своей терпеливой, волчьей усмешкой. Думаю, талон на питание он выиграл в покер. У него под ногтями грязь. Цыпленок завернут в газету, и я могу прочесть часть заголовка: "ЕЗИДЕНТ КОНФИСКУЕТ С".
Мэйми удивляется:
— Что значит — обвалилась?
— Просто взяла и обвалилась. Термиты, — пожимает плечами Рэчел.
Мэйми беспомощно смотрит на Питера, его усмешка становится еще шире. Теперь я словно вижу, что произойдет дальше. Спектакль состоится позднее, он будет устроен не совсем ради нас, хотя действо будет разворачиваться на кухне, у нас на виду. Мэйми начнет вежливо упрашивать Питера починить стену. Он, ухмыляясь, откажется. Она с глупой улыбкой намекнет на то, что сделает в обмен на починку стены, и каждый последующий намек будет откровеннее предыдущего. В конце концов Питер согласится. Поскольку другого теплого помещения, помимо кухни, у нас нет, нам с Рэчел придется смотреть в огонь, на пол или на свои туфли, ожидая, пока Мэйми и Питер демонстративно удалятся в свою комнату. Нас смущает именно это показное уединение. Но Мэйми нужны свидетели, которые бы подтвердили, что она еще привлекательна.
Питер, однако, смотрит не на Мэйми, а на Рэчел.
— Это цыпленок не Снаружи, Рэчел. Он с птичьего двора в блоке В. Я слышала, ты говорила, что у них там очень чисто.
— Ага, — коротко, почти грубо отвечает Рэчел.
Мэйми вращает глазами.
— Скажи "спасибо", дорогая. Питу пришлось немало потрудиться, чтобы раздобыть этого цыпленка.
— Спасибо.
— Ты можешь сказать так, чтобы это звучало искренне? — Голос Мэйми становится резким.
— Спасибо, — повторяет Рэчел.
Она направляется в сторону нашей спальни с тремя стенами. Питер, все еще не сводя с нее взгляда, перекладывает сумку из одной руки в другую. Сетка сдавливает курицу, и на ее желтоватой коже появляются полосы.
— Рэчел Энн Уилсон…
— Оставь ее в покое, — негромко произносит Питер.
— Нет, — говорит Мэйми. Под пятью шрамами, пересекающими крест-накрест ее лицо, появляется недоброе выражение. — Ей не мешает хоть немного научиться себя вести. К тому же я хочу, чтобы она услышала наше сообщение! Рэчел, выходи сию же минуту!
Рэчел возвращается. Я не могу припомнить, чтобы она хоть раз ослушалась мать. Она останавливается в дверях спальни и ждет. Два пустых подсвечника, почерневших от копоти, обрамляют ее лицо. В последний раз мы зажигали свечи прошлой зимой. Мэйми, лоб которой пересекают раздраженные складки, радостно улыбается.
— Это особый обед для всех нас. Пит и я хотим сделать объявление. Мы собираемся пожениться.
— Точно, — говорит Питер. — Поздравьте нас.
Рэчел, и без того неподвижная, казалось, становится каменной. Питер пристально смотрит на нее. Мэйми, покраснев, опускает глаза, и меня охватывают одновременно жалость и раздражение при виде ребячества дочери, которая в свои тридцать пять ищет поддержку у такого ненадежного типа, как Питер Мэлони. Я пристально смотрю на него. Если он только посмеет коснуться Рэчел… Но на самом деле я не верю, что это произойдет. Подобные вещи больше не случаются. Во всяком случае не здесь.
— Поздравляю, — бормочет Рэчел.
Она пересекает комнату и обнимает мать, которая сжимает ее в объятиях с показной горячностью. Еще минута, и Мэйми разразится слезами. Через ее плечо я мельком вижу лицо Рэчел, на нем отражаются любовь и печаль, и я опускаю взгляд.
