Програмерзость - Фостер Алан Дин (чтение книг .txt) 📗
Тон Форхорсес показывал, что она все еще не совсем понимала происходящее.
— Но если отец умер, то почему эта чудовищная грамма по-прежнему интересуется ей?
— Потому что она не была формально отменена, — кратко объяснил он. — И до тех пор, пока это не сделано, она будет и дальше спускать директивы тем элементам империи отца Катлы, которые по-прежнему откликаются на команды центра. А те приложат все силы для выполнения этих команд, так как считают их исходящими от ее отца или от его заместителя — кем бы он ни был. В конечном итоге, даже до низших рядов дойдет распоряжение оставлять без внимания любые директивы, исходящие всего лишь от молли. Вся проблема лишь в том, что мы не можем ждать, когда же это произойдет, когда природа возьмет свое. Потому что к тому времени для Катлы может оказаться уже слишком поздно.
Форхорсес двинулась в его сторону, просительно разведя руки.
— Ну так экспиайте тогда эту проклятую молли, которая составляет такие приказы! Вырубите, отключите ее — взорвите ее!
— Нельзя. То есть, можно, конечно, но если мы уничтожим ту молли, нет никакой гарантии, что встроенные резервные копии не раскидаются по всему ящику. А не зная, где находятся все желпровода, мы не можем быть уверены в полном отключении граммы. И не можем позволить ей распространиться по вспомогательным хабам, местонахождение которых неизвестно, потому что тогда нам вообще никогда не распылить эту грамму. Она словно змея. Ей можно отрубить голову, но тело будет извиваться еще много часов.
Несчастное выражение лица Минервы показывало, что она поняла.
— Значит, никто не может приказать этой грамме самоликвидироваться?
— Я был там. Разговаривал с ней. Она настаивает, что ликвидация граммы может быть достигнута только вводом «командной парадигмы, оттранслированной Клеатором Моккеркином» — отцом Катлы.
— Но ведь… ее отец умер, — воскликнула Форхорсес. Инспектор кивнул. — Значит, не осталось никого, способного закрыть эту грамму.
— Возможно, кое-кто и остался. — Карденас снова повернулся лицом к Катле Моккеркин. Также как и Минерва Форхорсес.
И упал духом, когда она ответила на его незаданный вопрос.
— Я не могу этого сделать.
— Почему же? — Он всем сердцем сочувствовал ей; этой бедной, забитой, блестящей девочке, у которой не было никакого настоящего детства. Она заслуживала лучшего. Все дети ее возраста заслуживали лучшего.
— Потому что я не знаю этой парадигмы. Как и приказ убить, мой леперо отец, должно быть, оттранслировал и ввел ее после того, как мы с мамой убежали с мистером Бруммелем.
У них не осталось никакого выбора. Придется ему отдать приказ вывести из строя молли, которая по-прежнему вращалась в недрах той подводной цитадели в Техасе. Если им повезет, грамма не распространится по всему уцелевшему ящику Мока. А если не повезет…
Она робко обратилась к нему жестом, прервав его печальные думы.
— Что такое, Катла? — спросил он как можно мягче.
— Я не могу ввести парадигму, потому что не знаю ее. Но, думаю, я смогу сделать нечто другое.
— Что именно, Катла? — Позабыв, что ей полагалось во время визита Карденаса держаться на заднем плане, Форхорсес поднялась со своего места и встала рядом с федералом.
Юные, но далеко не наивные глаза пристально смотрели на них обоих.
— Возможно, я сумею стереть всю систему. Это совершенно иная парадигма. Дело это непростое — понадобится сделать много шагов — но выполнимое. Я так думаю.
Мысли Карденаса так и закрутились в голове. Стирание ящика Мока, безусловно, ликвидирует грамму, настойчиво приказывающую похитить или убить Катлу, но это также приведет к потере неисчислимо ценной для центрального управления СФП информации. Фамилии, цифры, статистика, места, истории совершенных и планы ожидаемых преступлений: все это будет утрачено. Он так и сказал, и заработал мрачный взгляд со стороны Минервы Форхорсес.
— Ничего из этого вы не потеряете, мистер Карденас, — умоляюще возразила Катла Моккеркин. — Федеральная Полиция сможет все это получить. Я ведь собираюсь попробовать стереть только ящик. — Она многозначительно коснулась виска кончиками пальцев. — А остальное, все прочее муй мало содержимое — оно по прежнему здесь.
В своей сиюминутной заботе о ее безопасности, он как-то позабыл о способностях девочки, и о том, почему Мок вообще так высоко ценил ее. Он поклялся никогда больше этого не делать.
— Скажи мне, какое тебе нужно оборудование.
Она показала на настенный аппарат.
— Думаю, это можно проделать и отсюда. Покуда у меня есть непрерываемый доступ к мегаскоростной связи и достаточно кранча. Только я… — на этот раз она не встретилась с ним взглядом — …только я не знаю… смогу ли я это делать.
Он успокаивающе положил руку ей на плечо.
— Почему же нет, Катла?
Она по-прежнему избегала смотреть ему в глаза.
— Мама моя умерла. У меня нет ни братьев, ни сестер. А если есть какие-то дальние родственники, то я не знаю ни кто они, ни где они. А теперь и отец мой тоже умер. Я не очень-то любила его. Он причинил зло многим людям. Но… он был моим папой. Материалы в ящике — это все, что от него осталось. Стереть их… это будет все равно как самой убить его.
— Оттранслированная им грамма в ответе за убийство твоей матери.
— Знаю! — Она вдруг чуть не расплакалась. — Неужели вы думаете, будто я этого не помню? Неужели вы не понимаете, что если бы я обращала больше внимания на ящик, то могла бы наткнуться на эту гнусную, ужасную грамму и что-то сделать с ней до того, как убили маму? Если б я постоянно следила, как мне следовало, ее могли бы и не убить. Но я держалась подальше от папиной системы. Я не хотела приближаться к ней, иметь к ней какое-то отношение. Думала… думала, если буду чересчур много зондировать, то она может выследить меня и выяснить, куда мы исчезли. Но мне следовало поступить как раз наоборот. Мне следовало сохранять с ней связь. Это я виновата. Мама не должна была умереть! Она не должна была умереть!
Катла, рыдая, упала к нему в объятия. Он крепко обнял ее, прижимая к себе. Подняв взгляд он увидел, что Форхорсес странно глядит на них.
«Я знаю, что тут узы, — мысленно воззвал он к этой женщине, хоть и знал, что та не сможет почувствовать его мыслей. — Ты видишь это, а я это чувствую. Но да поможет мне Бог, у меня никогда не было своего ребенка, и я не уверен, что же делать. Тридцать лет интуитской тренировки, и я не знаю, что же делать».
Форхорсес знала, что делать. Она мягко освободила плачущую двенадцатилетнюю девочку из сочувственных, но неловких объятий Карденаса и, обняв залитую слезами Катлу, принялась медленно укачивать ее взад-вперед, постоянно шепча ей что-то. С темными пятнами от слез на груди тонкой рубашки, Карденас откинулся на спинку кресла и смотрел. И когда почувствовал, что прошло достаточно времени, то обратился к девочке со всей возможной эмпатией.
— Я понимаю, как это может быть для тебя трудно, Катла. Но если ты не остановишь сейчас эту программу, она будет и дальше отправлять людям приказы, велящие изловить тебя. Это было б не так уж и страшно. Но могут быть и другие приказы, повелевающие людям сделать нечто худшее. — Он умоляюще подался вперед. — Ты единственная, кто может положить этому конец, Катла. И я вынужден не согласиться с тобой по поводу того, о чем ты недавно говорила. Это не все равно, как если б ты кого-то убила. Ящик Мока всего лишь системная компиляция, коллекция бездушных внедренных грамм. Точно так же, как и любой другой ящик.
Тон Форхорсес отражал тщательный подбор каждого слова.
— Вы просите двенадцатилетнюю девочку, пережившую громадное эмоциональное напряжение, нырнуть прямиком обратно в самую середину источника ее дискомфорта.
— Это… это ничего, миз Форхорсес. — Катла отодвинулась и вытерла глаза тыльной стороной обеих рук. — Мистер Карденас прав. Я единственная, кто может это сделать. А сделать это нужно. — Она шмыгала носом между фразами. — Это следовало сделать давным-давно. Возможно, будь это сделано, мама была бы все еще здесь. — Поднявшись, она прошла к маленькому столу в углу комнаты. Взяв голком, она покрутила прибор в руке, манипулируя своими изящными, миниатюрными пальчиками на тот же лад, на какой разогревает палочку дирижер перед концертом.
