Все вечеринки завтрашнего дня - Гибсон Уильям (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗

Сон прерывается появлением Костюма, его прическа похожа на отлитый из пластика помпадур [41], будто на старинном манекене. Лэйни, скорее, чувствует, нежели видит, с какой аккуратностью Костюм в последний раз починил черную оправу своих очков, и когда он вползает внутрь под пологом дынно-желтого одеяла, от костюма Костюма несет плесенью. Странно, что запах теплого тела создает ощущение холода, но Костюм пахнет именно так.

Костюм несет Лэйни новую порцию сиропа от кашля, новую порцию «Восстановителя», несколько больших шоколадных батончиков с сукразитом [42] и кофеином и двухлитровую бутылку обычной колы. Выкрашенная манишка Костюма слабо мерцает, будто цифры наручных часов у водолаза в глубине неосвещенного колодца, а может, жертвенного кенотафа. Лэйни на мгновение подхватывается потоком смутных обрывистых воспоминаний об отпуске на Юкатане.

Что-то случилось, думает Лэйни; что-то случилось с моими глазами, потому что теперь рубашка Костюма сияет светом тысячи солнц, а все остальное черным-черно, как старые негативы. Но он находит в себе силы отдать Костюму два новых дебитных чипа, которые невозможно выследить, и даже кивает в ответ на приличный наемному работнику поспешный короткий поклон среди спальных мешков и конфетных оберток. Костюм уходит в своей светящейся рубашке; вне всяких сомнений, это был артефакт того непонятного процесса, который Лэйни должен изучить.

Лэйни высасывает половину бутылочки сиропа, жует и проглатывает кусочек шоколадного батончика и запивает все это большим глотком теплой колы.

Он закрывает глаза, и, еще до того, как надевает шлем, ему кажется, что его поглощает поток данных.

Он моментально ощущает присутствие Ливии и Пако, показывающих ему направление. Они не тратят время на разговоры и представление, но он узнает их по особому почерку, стилю навигации. Он позволяет им унести себя туда, куда им угодно, и, конечно же, не жалеет об этом.

Ромб раскрывается перед ним.

Он видит сверху очень большую комнату, полагает, что это офис Харвуда в Сан-Франциско, видит Харвуда, сидящего за широким, темного дерева столом, уставленным архитектурными моделями и стопками распечаток. Харвуд держит в руке телефон.

— Да, это абсурдный запуск, — говорит Харвуд, — но, с другой стороны, это дурацкий вид услуг. Система будет работать, потому что она не нужна, понимаете? Она слишком дурацкая, чтобы не сработать.

Лэйни не слышит ответа и делает вывод, что Ливия и Пако взломали камеру слежения в офисе Харвуда. Аудиосигнал — звук реального окружения, а не отводка от телефонной линии.

Харвуд закатывает глаза.

— Люди очарованы бессмысленностью услуги. Вот что их привлекает. Да, это безумно, но это весело. Вы хотите послать игрушку своему племяннику в Хьюстон, а сами в Париже: покупаете, несете в «Счастливый дракон», и игрушка копируется с точностью до молекулы в хьюстоновском «Драконе»… Что? Что происходит с игрушкой, купленной вами в Париже? Оставьте ее себе. Отдайте кому хотите. Разорвите на части, вы, занудная, примитивная сука. Что? Что вы, нет. Нет, Норико, мне очень жаль, но это, должно быть, выходки вашей программы-переводчика. Как вы только могли подумать, что я способен на такое? — Харвуд смотрит перед собой с выражением непередаваемой скуки. — Конечно, я хочу дать интервью. Да это же эксклюзив, в конце концов! Я сразу подумал о вас. — Харвуд улыбается, успокаивая журналистку, но улыбка исчезает в тот же миг, когда она задает свой следующий вопрос.

— Люди боятся нанотехнологии, Норико. Мы знаем об этом. Даже в Токио семнадцать целых восемь десятых процента вашего удивительно технофетишистского населения по сей день отказываются принять нанотехнологическую нишу. Здесь, на побережье, ярким примером является Малибу, где произошла очень серьезная биотехнологическая катастрофа, — впрочем, никак не связанная с нанотехнологией. Вода там сейчас очищается комплексом трех видов специальных водорослей, но местные жители почему-то убеждены, что пляжи кишат невидимыми нанороботами, готовыми активно внедриться в вашу сморщенную норку. Что? Неприязненная кошка? Нет. Что-то случилось с вашим программным обеспечением, Норико. И я надеюсь, что вы просто стенографируете, потому что мы договаривались об интервью без записи. Если хоть одно мое слово вообще появится в записанной форме, больше вам интервью не видать. Что? Прекрасно. Рад, что вы понимаете. — Харвуд беззвучно зевает. — Последний вопрос, пожалуйста.

Харвуд слушает, поджав губы.

— Потому что «Счастливый дракон» создан в целях удобства. «Счастливый дракон» существует для того, чтобы люди имели возможность купить те вещи, которые им на самом деле нужны, и тогда, когда они им нужны, — двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. В то же время «Счастливый дракон» существует для развлечений. Люди с удовольствием будут пользоваться этими устройствами. Мы провели достаточно много исследований и поэтому знаем, что на самом деле не знаем, какое именно применение этой технологии найдут покупатели «Счастливого дракона», но это тоже весело.

Харвуд исследовал закоулки своей левой ноздри ногтем мизинца, но, по всей видимости, не нашел там ничего интересного.

— Поцелуй мой член, — сказал он. — Что-о? «Поцелуй — моя составная часть»? Я так не думаю, Норико, но на вашем месте я бы проверил эту вашу программу. Да. Всего наилучшего.

Харвуд кладет телефонную трубку, взгляд его сосредоточен. Телефон звонит. Он берет трубку, слушает. Хмурится.

— Почему это не удивляет меня? Почему это совсем не удивляет меня? — Лэйни кажется, что Харвуд готов рассмеяться. — Ну что же, вы можете попытаться. Несомненно, можете. Пожалуйста, попытайтесь. Но если у вас не получится, тогда он убьет вас. Всех. До единого. Но я не должен из-за этого волноваться, не так ли? Потому что у меня есть ваш буклет, и это действительно чудесный буклет — женевская типография, роскошное оформление, полноцветная печать, огромный тираж — это издание убеждает меня, что я нанял лучших, самых лучших. Я убежден, что самые лучшие — вы. Мы провели сравнительный анализ рынка. Но я знаю также, что он — это он. И да поможет вам Бог.

Харвуд дал отбой.

Лэйни чувствует, что Ливия и Пако дергают его, торопят куда-то в другое место.

Он хочет остаться с Харвудом: расположиться бы друг против друга за этим столом и поделиться своим восприятием. Он был бы счастлив, к примеру, услышать, как Харвуд интерпретирует узловую точку тысяча девятьсот одиннадцатого года. Он хотел бы обсудить с Харвудом запуск «драконовских» нанофаксов. Он представляет, как отправляет (хотя этот термин здесь не годится) копию Лэйни, собранного из деталей, — вот только куда, да и кому?

Ливия и Пако тянут его туда, где это разрастается, и Лэйни видит, что оно изменилось. Ему интересно, давно ли Харвуд не рассматривал образ нового мира, — если, конечно, какой-то мир действительно может быть назван новым. Он спрашивает себя, будет ли у него шанс пообщаться с Харвудом? Он сомневается в этом.

Отнюдь не всему суждено случиться, напоминает он себе.

Но этому — суждено, откликается тихий спокойный голосок смерти.

Поцелуй мой член, отвечает ей Лэйни.

55

ТАЛАНТЛИВАЯ МОЛОДЕЖЬ

Позднее Фонтейн вспоминал, что, когда он проснулся, услышав за дверью какую-то возню, подумал не о своем «смит-и-вессоне», а о русском чейн-гане [43], спрятанном под слой штукатурки в марле, пропитанной гипсом добрых четыре месяца назад, — с глаз долой.

И удивлялся, почему, интересно, он сразу подумал об этой на редкость уродливой штуке, когда до его сознания дошло, что кто-то требовательно стучит в застекленную дверь.

— Фонтейн! — театральный шепот.

— Боже правый, — сказал Фонтейн, спустив ноги на пол. Он протер глаза и покосился на светящиеся стрелки бездушного черного кварцевого японского будильника, вроде как подарка Клариссы, которая любила подчеркивать, что Фонтейн частенько опаздывает, особенно платить алименты, хотя и владеет таким количеством старых часов.