Криптономикон, часть 2 - Стивенсон Нил Таун (мир бесплатных книг TXT) 📗

— Это математически несущественно, — бормочет Рэнди.

— Налицо произвольный масштабный коэффициент! — припечатывает дядя Ред. — Вот почему я в конце концов согласился с твоим братом Томом, что надо по примеру релятивистских физиков принять ? = 1. Правда, в результате придется иметь дело с дробными величинами, что может вызвать затруднение у части дам (разумеется, я не имею в виду никого из присутствующих), но по крайней мере так яснее виден произвольный характер масштабного коэффициента, что позволит избежать дальнейших недоразумений.

(Дядя Том работает в Лаборатории реактивного движения НАСА, отслеживает траектории астероидов.)

— Это консоль от Гомера Болструда! — Тетя Нина протерла глазок в запотевшем стекле и теперь возит рукавом по стеклу, как будто пытается протереть в нем аварийный выход. — Стоит и мокнет под снегом, как будто так и надо!

— Вообще-то это не снег, а просто поземка, — говорит дядя Ред. — Абсолютно сухая. Если ты выйдешь и посмотришь на консоль или как там это называется, то увидишь, что снег на ней не тает, потому что она с самого отъезда твоей мамы в дом престарелых стояла в контейнере и успела принять равновесную температуру значительно ниже нуля по Цельсию.

Рэнди складывает руки на животе, откидывается на подголовник и закрывает глаза. Шея застыла, как пластилин при минусовой температуре, мышцы ноют.

— Консоль стояла у меня в спальне с моего рождения и до тех пор, как я уехала учиться, — говорит тетя Нина. — По любым мало-мальски пристойным стандартам справедливости она — моя.

— Что подводит нас к прорыву, который мы с Рэнди, Томом и Джефом совершили вчера около двух ночи, а именно экономическая ценность каждого предмета при всех сложностях задачи об укладке рюкзака — лишь одно измерение вопроса, который разбудил в вас такую бурю чувств. Второе измерение — и здесь я об измерении в буквальном евклидовски-геометрическом смысле — эмоциональная оценка предмета. То есть, в теории, мы можем так разделить множество предметов, чтобы каждому досталась равная доля, и все равно ты, милая, останешься глубоко недовольна, потому что не получишь консоль, которая, хоть и стоит много меньше, чем, скажем, рояль, гораздо дороже твоему сердцу.

— Не могу ручаться, что я не полезу в драку за свое законное право на эту консоль, — с ледяным спокойствием отвечает тетя Нина.

— Но тебе не придется лезть в драку, милая, поскольку все для того и затеяно, чтобы ты могла высказать свои пожелания!

— Отлично. Что надо делать? — говорит тетя Нина, выскакивая из машины. Рэнди и дядя Ред торопливо собирают шапки, перчатки и варежки, после чего вылезают следом за ней. Тетя Нина уже стоит над консолью, глядя, как снежная пыль метет по темному блестящему лаку, образуя крохотные мандельбротовские эпиэпиэпизавихрения в турбулентных струях от ее тела.

— Как Джеф и Энн до нас и как остальные после нас, мы расставим предметы на парковке, как на координатной плоскости (х, у). Ось x идет так. — Дядя Ред поворачивается к Уотерхауз-хаузу и раскидывает руки крестом. — Ось y — так. — Он, топчась, поворачивается на девяносто градусов, так что теперь его правая рука указывает на «импалу». — Субъективная финансовая ценность откладывается по оси x. Чем дальше в ту сторону, тем более дорогой ты считаешь данную вещь. Ты можешь даже присвоить чему-нибудь отрицательное значение x — например, вот тому стулу, если думаешь, что перебивать его встанет дороже, чем он на самом деле стоит. По оси y откладывается субъективная эмоциональная ценность. Теперь, когда мы знаем, что эта консоль исключительно дорога твоему сердцу, думаю, ее можно переставить к «импале».

— Может ли что-нибудь иметь отрицательную эмоциональную ценность? — горько и, возможно, риторически спрашивает тетя Нина.

— Если вещь настолько ужасна, что начисто отравит тебе радость от консоли, то да, — говорит дядя Ред.

Рэнди взваливает консоль на плечо и шагает в положительном направлении y. Можно кликнуть Шафто, которые здесь для того, чтобы таскать мебель, но Рэнди должен показать, что и он — какой-никакой мужчина, поэтому таскает больше, чем, вероятно, необходимо. У Начала Координат продолжается разговор между Редом и Ниной.

— У меня вопрос, — говорит Нина. — Что помешает ей просто поставить все в самый дальний конец оси y — объявить, что все чрезвычайно дорого ей эмоционально?

Она в данном случае — тетя Рэчел, жена дяди Тома. Рэчел — мультиэтническая уроженка Восточного побережья и начисто лишена врожденной уотерхаузовской робости. В семье ее всегда считали воплощением ненасытной алчности. Самое страшное будет, если Рэчел каким-то образом приберет к рукам все — рояль, серебро, фарфор, обеденный гарнитур от Гомера Болструда. Потому и нужны сложные ритуалы и математически обоснованная система дележки.

[пропущено] [19]

и

— Наши оценки, как эмоциональные, так и финансовые, будут пронормированы так, чтобы их сумма оставалась постоянной. Если кто-то перетащит все в самый дальний угол, результат будет тот же, как если бы он вообще не выразил никаких предпочтений.

Рэнди подходит к запотевшей «импале». Дверца распахивается, хрустя застарелой ледяной коркой. Робин Шафто вылезает, дует на ладони и принимает стойку «вольно», показывая, что готов выполнить любой приказ на данной декартовой координатной плоскости. Рэнди смотрит поверх «импалы» и стены на мерзлый газон и холл Уотерхауз-хауза, где Ами Шафто, закинув ноги на журнальный столик, читает исключительно грустную книжку про кайюсов, которую Рэнди купил для Ави. Она смотрит на него, улыбается и, как думает Рэнди, с трудом перебарывает желание покрутить пальцем у виска.

— Отлично, Рэнди! — кричит дядя Ред от Начала Координат. — Теперь добавим ей абсциссы!

Он хочет сказать, что консоль не лишена и некоторой финансовой ценности. Рэнди поворачивает направо и шагает по квадранту (+х, +у), считая желтые линии.

— Примерно четыре парковочных места! Довольно!

Рэнди ставит консоль, вытаскивает из кармана блокнот миллиметровки, отрывает верхний листок, содержащий разброс (х, y) по версии дяди Джефа и тети Энн, и отмечает координаты консоли. В Палусе звуки разносятся далеко, и он слышит, как у Начала Координат тетя Нина спрашивает дядю Реда:

— Сколько ?_e мы потратили сейчас на консоль?

— Если оставить здесь все на y = 0, то сто процентов, — говорит дядя Ред. — В противном случае это будет зависеть от того, как мы распределим остальное по оси y.

Ответ, разумеется, верный, хоть и совершенно бесполезный.

Если эти дни в Уитмене не оттолкнут Ами от Рэнди, то уже ничто не оттолкнет, поэтому он даже рад, что она это видит, несмотря на сосущую боль под ложечкой. Рэнди не склонен откровенничать о своей семье, поскольку считает, что говорить, собственно, не о чем: маленький городок, хорошее образование, стыд и самоуважение примерно в равных долях и в основном по делу. Ничего сногсшибательного в плане жутких психопатологий, инцеста, тяжелых неизгладимых переживаний или сатанинских сборищ на заднем дворе. Поэтому обычно, когда люди рассказывают про свои семьи, Рэнди слушает и помалкивает. Его семейные истории настолько приземленные, что вроде как стыдно их рассказывать, особенно после того, как услышал что-то чудовищное, не лезущее ни в какие ворота.

Однако, стоя здесь и глядя на смерчи, Рэнди начинает сомневаться, что все так просто. В утверждениях некоторых людей, что «Сегодня я: курю/толстею/подличаю/впадаю в депрессию, потому что: моя мама умерла от рака/дядя ковырял мне пальцем в попке/отец бил меня ремнем для правки бритв» ему чудится излишний детерминизм, ленивая готовность смириться перед голой телеологией. Если людям очень хочется верить, будто они все понимают или хотя бы в принципе способны такое понять (потому что это приглушает их страх перед непредсказуемым миром, или позволяет им гордиться своим умом, или то и другое вместе), то получается среда, в которой убогие, упрощенческие, убаюкивающие, благовидные взгляды циркулируют, словно тачки с обесцененными купюрами на рынках Джакарты.