Все вечеринки завтрашнего дня - Гибсон Уильям (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
— Комнату я снимаю, — ответил Райделл. — Да, я не очень богат.
Услышав это, она оглянулась.
— Я не хотела обидеть вас.
— Все о'кей, — сказал Райделл, глядя то на проектор, то на нее. — Я просто имел в виду, что многие люди сказали бы, что я беден.
— Но еще больше людей сказали бы, что вы богаты.
— В этом я что-то не уверен…
— А я уверена, — сказала она. — Сейчас в мире большинство живущих людей гораздо менее богаты, чем вы. У вас есть ночлег, у вас есть одежда. Я вижу, что вы только что ели. Как вас зовут?
— Берри Райделл, — сказал он, вдруг застеснявшись. Но, подумал он, по крайней мере, я знаю, кто такая она или кем считается. — Слушайте, я вас узнал. Вы — японская певица, ну та, которой… В смысле, которая…
— Не существует?
— Я этого не говорил. В смысле, это ведь вы должны были выйти замуж за этого парня — ирландца, китайца, то есть неважно, в общем, из этой дурацкой группы?
— Да. — Она вытянулась на кровати, лежа на животе, подперев руками подбородок, головой всего в нескольких дюймах от затуманенного пузыря из пластика. (Райделл на миг отчетливо представил, как, словно из-под воды, тусклым глазом какого-нибудь бегемота, смотрит на нее этот пузырь.) — Но мы не поженились, Берри Райделл.
— Откуда вы знаете Лэйни? — спросил он ее, надеясь нащупать хоть какую-нибудь нить, связывающую их.
— Мы с Лэйни друзья, Берри Райделл. Вы знаете, где он сейчас?
— Точно не знаю, — ответил Райделл, что было правдой.
Она перевернулась — великолепная и в буквальном смысле светящаяся, в нелепой зеркальной копии его экипировки, которая смотрелась на ней, как образец последней высокой моды, и поразила его своим полным печали взором. В эту секунду он вполне готов был добровольно и счастливо смотреть в ее глаза, была бы она только согласна, — и просидеть так, разумеется, вечность.
— Нас разлучили с Лэйни. Я не могу понять почему, но хочется верить, что в наших интересах. Кто дал вам проектор, Берри Райделл?
— Я не знаю, — ответил Райделл. — Сюда он был доставлен из «ГлобЭкс» на имя Лэйни. Адрес отправителя — Мельбурн, компания «Парагон-Азия»…
Она подняла брови.
— Вы не знаете, почему мы оказались с вами здесь, в Сан-Франциско, Берри Райделл?
— Нет, — сказал он. — А вы?
— Лэйни считает, что мир скоро рухнет, — сказала она, и улыбка ее была лучезарна. Он не мог не улыбнуться в ответ.
— Я считаю, что мы уже пережили это, когда кончился век.
— Лэйни говорит, что миллениум был всего лишь датой. Лэйни уверен, что на этот раз все случится по-настоящему. Но я не говорила с ним очень давно, Берри Райделл. Не знаю, насколько мы стали ближе к узловой точке.
37
ДЕРЬМОВЫЕ ДЕНЬГИ
Сегодня вечером Бумзилла с дрянной деньжонкой, тем дебитным чипом, который ему дали эти сучки дальнобойщицы, пойдет с моста в «Счастливый дракон». Он всегда туда ходит, когда у него есть бабки, потому что у этих гадов прорва всякого дерьма.
Жратва ему там нравится, потому что это не «мостовая» жратва, а, как по телику, все в лучшем виде. И вообще там все есть: всякая хрень, на которую можно пялиться, игры и все такое. Классное место.
В один распрекрасный день он разгребется со своей жизнью. У него будет дом, красота, как в «Счастливом драконе». Везде свет, как у них, и еще он надыбает этих летающих камер, как у тех сучек с фургоном. Он будет заглядывать всем в задницу, и никто не устроит ему разборок.
Чип надо показать, когда подходишь к парадному входу, если держишь чип в руке, помашешь перед носом охранника, он тебя впустит. Он должен убедиться, что ты тоже в игре, а не вор какой-нибудь. Бумзилла давно это просек.
Сегодня вечером все по-другому. У главного входа в «Дракон» здоровенный белый фургон. Самый большой, самый белый фургон, какой он когда-нибудь видал. Никаких надписей, кроме номера тачки из Северной Калифорнии, рядом стоит пара охранников. Бумзилле интересно, не на нем ли привозят новые игры? Никогда не видал такого фургона.
И вот он уже в дверях, предъявляет чип и идет для начала, как обычно, за леденцами.
Бумзилла любит этот японский леденец, эту маленькую химлабораторию. Смешиваешь разные компоненты, эта штука шипит, нагревается, а потом остывает. Берешь, выдавливаешь в формочку, и — гляди-ка ты! — оно уже твердое. Когда его ешь, оно просто как леденец, но Бумзилле нравится сам процесс.
Он покупает шесть штук, злится, что нет с виноградным вкусом, и парочку шоколадок. Долго прикалывается на аппарат, который делает журналы на заказ, смотрит на экранах всякое дерьмо, из которого можно слепить свой личный журнал. Потом — в дальний отдел магазина, купить лапши, типа просто добавь воды и тяни за макаронину.
Решая, что лучше — лапша с говядиной или курицей, он замечает, что разобрана целая секция «драконовской» стенки. Между «ГлобЭкс» и кассовым аппаратом.
Ага, так вот почему здесь белый фургон, видно, здесь будут ставить какую-то новую хрень, и чешет в затылке — а может, это игровой автомат?
Белые люди в белых хлопковых костюмах демонтируют стену.
Он смотрит на них, потом идет обратно к главному входу, показывает ту дрянь, что успел набрать. Кассир катает по окошку на поверхности своей стойки, которое как калькулятор, это дерьмо, берет у Бумзиллы чип и — вжик! — счету конец. Вот и ушли его дерьмовые деньги…
Он выходит с кульком на улицу, в полутьме находит поребрик, чтобы присесть. Сейчас он начнет готовить первый из шести леденцов. Красный.
Он смотрит на экраны главного входа, у которого стоит белый фургон, и видит точно такие фургоны почти что на всех экранах. Значит, сейчас во всем мире у «Счастливых драконов» торчат эти белые фургоны, а стало быть, нынче ночью везде установят какую-то новую хрень.
Бумзилла вскрывает коробочку с леденцом и изучает многословные, но абсолютно непонятные инструкции.
Надо делать все правильно.
38
«ВИНСЕНТ ЧЕРНАЯ МОЛНИЯ»
Должно быть, Фонтейнова лавка — вот эта, фиолетовая, узкая, с высоким окном, законопаченным таким количеством силикона, что хватило бы на обмазку целого свадебного торта. Весь фасад был когда-то выкрашен нудной фиолетовой краской, теперь облупившейся из-за дождей и солнца; она смутно помнила, что раньше здесь торговали подержанной одеждой, что ли. Фиолетовым было решительно все: потеки силикона, процессоры, прибитые к старой деревянной двери со вставленными сверху окошками.
Если это действительно лавка Фонтейна, то он не побеспокоился дать ей название — впрочем, это вполне в его духе. И кучка предметов, лежащих в окне под лучом старинного «Тензора», тоже была в его духе: несколько старомодных наручных часов с проржавевшими циферблатами, большой складной нож с костяной рукояткой, отполированной до блеска, и огромный уродливый телефон, обтянуты и складчатой черной резиной. Фонтейн был помешан на старых вещах и раньше, бывало, притаскивал разную рухлядь, показывал ее Скиннеру.
Иногда ей казалось, что он это делал лишь для того, чтобы «завести» старика, чтобы вытянуть из него истории. Скиннер был молчуном, но, крутя и вертя в руках какое-нибудь ветхое Фонтейново сокровище, он порой начинал рассказывать, и тогда Фонтейн садился и слушал, время от времени согласно кивая, будто истории подтверждали какие-то его давние подозрения.
Зная о прошлой жизни Скиннера, Фонтейн принимался сам изучать предмет с новым любопытством, задавать вопросы.
Ей казалось, Фонтейн живет в мире вещей — мире вещей, сделанных людьми, с их помощью ему легче приблизиться к людям. Если Скиннер не мог рассказать ему историю какой-нибудь штуки, он выдумывал собственную, по особым приметам вычитывал предназначение вещи из ее формы, судил о ее применении. Казалось, это его утешает.
Для Фонтейна все имело историю. Каждый предмет, каждая деталь, составляющая существующий мир. Многоголосый хор, прошлое, что живет во всем, море, волны которого раскачивают корабль настоящего. Когда он строил для Скиннера фуникулер, лифт, который полз по канату к верхушке наклонной железной башни, — тогда поясница у Скиннера разболелась настолько, что он уже не мог взбираться вверх с прежней легкостью, — Фонтейн имел наготове историю о происхождении каждой детали. Он сплел эти истории вместе, пустил электричество: тележка подъезжала, клацая, к люку в полу стариковской комнаты.
