Zeitgeist - Стерлинг Брюс (читать полную версию книги TXT) 📗

– Джейн О'Хулихан? – спросил он.

– Она самая. Платите вы.

– Платит округ, Джейн. Я в окружной тюряге в Сокорро, штат Нью-Мексико.

– Это я вижу на определителе номера. Кто говорит?

– Не могу сказать, потому что звонки теперь прослушивают даже окружные полицейские. Вспомни начало девяностых. Ты тогда была помощницей прокурора штата Юта. Дело № 10/30 об облаве на радикальных противниц абортов в здании сената штата?

– Черт! – сказала О'Хулихан озадаченно. – Легги?

– Он самый. Прости, Джейн. Голос из прошлого и все такое... Человек, знавший тебя когда-то. Окажи мне услугу.

– Это ты оставил сообщение на автоответчике в пятницу?

– Я.

– А я подумала на телефонных жуликов. Это теперь сплошь болгары, ты в курсе? Чертова куча психов болгар! – О'Хулихан фыркнула. – Что толку в телефонной безопасности, когда национальная телефонная компания в руках болгарской мафии? Эти сукины сыны раздобыли даже мой служебный номер.

– Хорошо хоть, что они не сербы.

– Шутишь? Сербы хуже всех.

– За исключением русских.

О'Хулихан сразу осипла.

– В России даже полиция – это мафия...

– Джейн, я знаю, как ты занята, но удели мне минутку, хорошо? Тут, на границе, случилась незадача: меня сцапали за бродяжничество. Мне нужны связи в министерстве юстиции – потянуть за ниточки в столице, чтобы я выкарабкался.

– Ты с ума сошел? Хочешь, чтобы я освободила тебя из окружной каталажки? Милый мой, ты себе не представляешь, что такое федеральное агентство! Чтобы получить скрепку, я должна заполнить кучу бланков и зайти на интернет-сайт Ала Гора.

– Джейн, ты меня огорчаешь. Забыла, кто тебя устроил в «Клуб незамужних прокурорш», да еще правой рукой Джанет Рино? Если бы не мой нюх на таланты, ты бы до сих пор отлавливала поддельные чеки в своем заштатном Мормонвиле.

– Не зарывайся, парень! Мне ничего не стоит повесить трубку. – Для пущей выразительности она испугала Старлица несколькими щелчками. – Смотри, как бы твоя просьба не осталась гласом вопиющего в пустыне.

– Не вешай трубку, Джейн!

– Так-то лучше, – смягчилась О'Хулихан.

– Это всего лишь бродяжничество. Я остался без гроша, при мне не было документов, я заночевал в пустом гараже. Боже, какие же это преступления.

– У тебя не нашли наркотиков?

– Никаких наркотиков!

– Ты не занимался компьютерным хакерством и не сидел на ящиках с гранатометами?

– Даже не думал.

– Тогда за что тебя посадили? Ты скрываешь от меня правду.

– В дело вовлечена несовершеннолетняя...

– Вот оно что!

– Она моя дочь.

– Твоя дочь? – От удивления О'Хулихан задохнулась. – Твоя дочь, Старлиц? От кого, интересно знать? – Она задумалась. – Кажется, я припоминаю парочку стервозных лесбиянок из Орегона...

– Мать – одна из них.

– Чего только мужчины с собой не делают! – простонала О'Хулихан. – А ведь на свете есть чудесные женщины: Грейс Хоппер, Джанет Рино, Мадлен Олбрайт [49]. Честные, чистые, самоотверженные, верные служанки общества...

– Я прошу не только за себя, понимаешь? Еще и за дочь. Ее упекут в учреждение для малолетних преступников, а ведь она не знакома с задворками жизни. Ей всего одиннадцать лет.

– Предположим. Как ее зовут? У тебя есть перед глазами ее номер социального страхования?

– Ее зовут Зенобия Боадиция Гипатия Макмиллен.

– Этих имен хватило бы сразу на пять или шесть маленьких хиппи.

– Ее назвали без меня. И пяти-шести детей у меня нет, она у меня одна. Я здорово влип, Джейн. Кроме нее, у меня нет никого в целом свете.

– Что ж... – медленно проговорила О'Хулихан. – Будем считать, что ты меня растрогал. Возможно, я сумею закрыть дело о бродяжничестве в Нью-Мексико. Если только ты не занимался ядерным шпионажем в Лос-Аламосе.

– Не занимался.

– Тогда выкладывай, а я подумаю.

– Что ты хочешь узнать? – осторожно спросил Старлиц.

– Что у тебя есть?

– Это не тема для разговора по прослушиваемой линии.

– Я теперь на федеральной службе, понял? Правило номер один: и слышать не хочу ничего такого, что по плечу заштатному окружному шерифу.

– Вот, значит, как... – протянул Старлиц. – Что ж, попытаюсь тебе помочь. Я уважаю закон. Я уже припал ухом к земле и кое-что слышу... Надеюсь, я сумею вывести тебя на хорошее дельце, которым не стыдно заняться из столицы.

– Я слушаю! – подстегнула его О'Хулихан.

– К примеру... Вспомнил! Знаю двух девушек, занимавшихся оральным сексом с президентом.

– Это теперь тема парламентского расследования. Рино больше не будет этим заниматься. Скорее она позволит отрезать себе уши.

– А как тебе вот это: целая коммуна начитавшихся Библии проповедников апокалипсиса, совершенно свихнутых и вооруженных до зубов?

– Обращайся в ATF [50]. Я с ниндзя не работаю.

– Тогда – парень с промытыми в армии мозгами, параноик, помешавшийся на превосходстве белой расы. Закупает удобрения и уже арендовал грузовик.

– С этим тебе надо к Теду Качински! [51] Я не вожусь с психами, слишком уж их много. Мне нужно дельце посочнее, например о рэкете и коррупции...

– Хорошо тебя понимаю. Я уже выскребываю самое дно... Хочешь частную мафию старшеклассников в плащах, решивших перестрелять всех качков в школьном тренажерном зале?

– Детство! Ты принимаешь меня за двенадцатилетнюю? Будь посерьезнее.

– Ладно, – устало сказал Старлиц. – Слушай, это лучше всего! Контрабанда турецкого героина на турецкий Кипр внутри огромных надувных баллонов для пресной воды.

Он услышал скрип шариковой ручки.

– Кипр, говоришь? Турецкий Кипр?

– Самый что ни на есть турецкий.

Стук клавиш на клавиатуре, шуршанье эргономичной мыши.

– Остров на востоке Средиземного моря? Режим экономического эмбарго? Международные торговые санкции?

– Совершенно верно.

– Героин? Новый способ контрабанды? О котором еще никто не писал?

– Никто, можешь не беспокоиться. Только учти, если я выведу на чистую воду этих кипрских подводников, мне потребуется охрана по программе защиты свидетелей. Мне и моей дочке.

Выйдя из каталажки, Старлиц покатил в автобусе на север, в Альбукерке, чтобы вызволить дочь из учреждения для подростков-правонарушителей. Задачка оказалась не из легких: учреждение считало одной из главных своих задач обеспечить недоступность подопечных для подозрительных одиноких мужчин, твердящих о своем отцовстве.

Планируя выход дочери на свободу, Старлиц подбадривал ее, переправляя ее любимые лакомства: сандвичи без хлебной корки с тунцом, белый мармелад, блюда из проволоне [52] и макарон. Для первой тюремной ходки Зета держалась молодцом. Правда, не обошлось без инцидентов: хождений по потолку, внезапного взрыва телевизора, очень похожего на полтергейст, возгорания сумочки в руках у сотрудницы попечительского совета. Все это списали на детские шалости в стиле 1999 года, то есть на употребление нетрадиционных наркотиков и дурное влияние электронных средств информации. Старлиц не сомневался в смышлености своей дочери и знал, что она не подкачает.

Но когда они наконец встретились в тоскливой комнате для свиданий, среди несгораемой, стойкой к вандализму, скучного цвета пластмассовой мебели, Старлиц увидел в глазах Зеты сомнение, даже растерянность. Никогда человеческое лицо не глядело на него с таким невыносимым немым упреком. Взгляд Зеты пронзил его, как острый гарпун, был хуже пули в упор. Он не сумел толком позаботиться о дочери, и она это знала. Он сам это знал и не мог толком оправдаться.

Пришлось взять персонал учреждения в оборот: бомбардировать телефонными звонками и бесконечными факсами на поддельных бланках адвокатов по детской опеке и детских психиатров. Кончилось это тем, что Зету отпустили из учреждения на один день. Оба мгновенно покинули Нью-Мексико.