Чужие миражи - Холмогоров Валентин (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Потому что если ты права, Дикси, это означает только одно. Я ищу ответы не там, где их следует искать. Поскольку меня не убивают в Глубине. Меня убивает сама Глубина. И от этого становится по-настоящему страшно.
05
– Да брось ты, Влад, – говорил Алексей Анатольевич, нервно расхаживая из угла в угол просторного помещения нашего вычислительного центра и обильно дымя дешевой сигаретой, – мистика это все, парень, мистика без каких-либо доказательств.
– А где я вам раздобуду доказательства? – Пожал плечами я, отпивая глоток горячего кофе. – Мы не в суде.
– И не на всесоюзном слете юных уфологов-энтузиастов. – С раздражением бросил он. – Ты никогда не заставишь меня поверить в то, что виртуальное пространство способно мыслить и самостоятельно принимать осознанные решения. Глубина – это всего лишь миллионы компьютеров, непрерывно работающих в сети. Куча проводов и микросхем. Только-то. Олег, микросхемы умеют мыслить?
Олегатор, по своему обыкновению сидевший на столе, сдвинув в сторону клавиатуру ближайшего компьютера и беззаботно болтая в воздухе ногами, с сомнением ухмыльнулся и сочувствующе посмотрел на меня.
– Я сам в это не верю, – огрызнулся я, подумав мимоходом, что скорее всего, я просто не хочу верить в то, что кажется мне пугающим и невозможным, – тем не менее, я и так уже сделал больше, чем мог. Сделал все от меня зависящее.
Алексей Анатольевич остановился посреди комнаты и окинул меня пристальным взглядом.
– А я ни в чем тебя и не обвиняю, Влад. – Примирительно сказал он. – Ты хорошо поработал. Молодец. И знаешь… Отправляйся-ка ты сегодня домой. Прими душ, выпей пива, отдохни, покрути видик. А завтра с утра возвращайся, я оставлю на проходной пропуск. Нам еще многое предстоит сделать… вместе.
Вот, значит, как. Запертому в темнице узнику за искреннее раскаянье и примерное поведение высочайше разрешена прогулка на свободу. Чтобы не забывал, каков на вкус пряник. Что же, наш вам за это низкий поклон, товарищи особисты. Только шли бы вы…
– Спасибо, Алексей Анатольевич, – выдавил из себя я, – это было бы очень кстати. А то у меня все больше и больше складывается такое ощущение, будто я зарос тут дерьмом по уши. Век не отмыться.
Я демонстративно и со вкусом почесался. Алексей Анатольевич сделал вид, что пропустил мою весьма двусмысленную фразу мимо ушей, искоса глядя на меня и методично разминая догоревший до фильтра окурок в пепельнице.
– Я надеюсь на твое благоразумие, Влад.
– Человека благоразумнее меня вы не найдете при всем желании, – Изобразив на физиономии крайнюю степень покорности, отозвался я.
– Ну вот и славно. А налей-ка мне, пожалуй, кофе!
– Сию секундочку, товарищ начальник! – Я опрометью соскочил со стула и бросился у медленно остывающему в углу электрическому чайнику. – Вам с сахарком-с? Сколько ложечек изволите употребить? Одну? Две? Десять не размешивая?
– Ну хватит, Влад! – Хлопнул по столу ладонью Алексей Анатольевич. – Кончай клоунаду! Тебя что, по-человечески ни о чем попросить нельзя?
Все-таки мне удалось вывести его из себя. И выпустить таким образом лишний пар. Однако с циркачеством и впрямь впору было завязывать, все-таки от этого человека в определенной мере зависела моя дальнейшая судьба.
– Извините. Просто устал.
– Ладно, – отмахнулся от меня Алексей Анатольевич, – только, видно, рановато я начал нахваливать тебя Денисову…
– Она что-то говорила об асперистах, начал я, когда Алексей Анатольевич получил свою порцию кофе, а я долил собственную чашку до краев.
– Я слышал. – Оборвал меня он.
Ну просто замечательно. Значит, они не только отслеживают мои перемещения в виртуальном пространстве, а еще и прослушивают содержание всех моих бесед. В принципе, чего-то подобного следовало ожидать. Только вот до чего же все это мерзко… А если бы я решил заняться с этой Дикси любовью, там, в Глубине? Для пользы дела? Что же, они полюбовались бы неплохим бесплатным зрелищем…
– Один из вопросов с повестки дня попросту снимается, – подвел итог Алексей Анатольевич, – асперисты безобидны. Шуму от них, правда, много, а вот толку – никакого.
Ой ли? Этим бы ребятам, да хорошего организатора, и они вполне могли бы превратиться в реальную силу, способную свернуть с места не одну гору. С их-то нерастраченной энергией…
– Это движение весьма разрозненно, – словно уловив испытываемые мною сомнения, пояснил Алексей Анатольевич, – чтобы объединиться по-настоящему, им потребуется много времени и стараний. Не думаю, что им позволят это сделать… Так что если здесь приложили руку асперисты, нам опасаться нечего.
– Если только она не врала, – вставил фразу Олег.
– А с какого перепугу ей врать? – Пожал плечами Алексей Анатольевич. – Проверим, конечно, но я искренне сомневаюсь в том, что здесь что-то не так.
На минуту мы все замолчали, думая о чем-то своем.
– Ладно, пойду, пожалуй, собираться, – вздохнул я, забирая с собой недопитую чашку, – к такому эпохальному событию, как визит домой, нужно как следует подготовиться.
– Валяй, – кивнул мне вслед Алексей Анатольевич, – и не забудь, что утром я тебя жду здесь. Трепетно и с нетерпением, как жених невесту.
«И явно с той же целью», – добавил про себя я, направляясь в свою комнату.
Вечер выдался на славу. С высокого и чистого, без единого облачка, неба ослепительно сверкало солнце, раскрашивая укрытый мягким ковром вялых листьев город мимолетной позолотой, отражающейся в бесчисленных, сверкающих настоящим золотом куполах. Этот вечер разительно отличался от типичного теплого вечера в Диптауне: здесь дул пронизывающий ледяной ветер с Невы, норовящий по-дружески скользнуть за отвороты моего плаща, а воздух был сырым и стуженым.
По брусчатке Дворцовой, не обращая внимания на холод и порывистый ветер, раскатывали роллеры в длинных рубашках навыпуск и черных защитных наколенниках на истертых джинсах, кто-то лениво бренчал на расстроенной гитаре, сидя на ступеньках воспетого Пушкиным Александрийского столба, девушки приветливо предлагали прохожим сфотографироваться верхом на угрюмо помахивающих хвостами лошадях или прокатиться в крашеной аляповатой краской карете с откидным верхом, белыми ободами и красными спицами. Я неторопливо вышел на Невский.
Лавируя меж прохожими, нищими, уличными музыкантами и ютящимися возле фасадов домов многочисленными художниками, я двигался к площади Восстания, стараясь окунуться, нырнуть и впитать в себя этот чудесный суетливый мир, открывающийся сейчас передо мной во всей своей ярмарочной красоте. Мы не замечаем этот мир, деловито проносясь мимо в стремительной машине такси или быстрым шагом преодолевая его, привычно торопясь по своим делам, мы не ценим его, глядя из распахнутого окна на заполненные людьми тротуары и зная, что сегодня, завтра, всегда – этот мир останется на своем месте, что он незыблем, и лишь иногда мы позволяем себе снизойти до мимолетного взгляда на прислоненную к стене неприметную картину в дешевой деревянной рамке или быстрой улыбки в адрес ютящегося в подземном переходе бесприютного скрипача.
Мы начинаем ценить этот мир, лишь утратив его.
Не понимая, что он заслуживает любви гораздо больше, чем тот мир, куда мы стремимся, навсегда оставив за своей спиной настоящее солнце, настоящий ветер и настоящих прохожих на усыпанных настоящей осенней листвой мокрых тротуарах.
Я поднимался по лестнице своего дома, вдыхая уже ставший незнакомым запах подъезда, в котором я вырос, как это случается обычно после долгого отъезда. С установкой кодового замка на дверях парадной здесь практически перестало пахнуть бродячими кошками и общественным сортиром. Зато стало возможно почувствовать, что Антонина Михайловна, живущая этажом ниже, по-прежнему готовит свой излюбленный рыбный суп. Здравствуй, дом. Я вернулся.
Она сидела на подоконнике высокого, похожего на триумфальную арку окна, поставив ногу на батарею и допивая из горлышка остатки пива из темной и узкой бутылки. Именно такая, какой я ее знал. Только сейчас она выглядела гораздо моложе, чем там в Глубине.
