Священный огонь - Стерлинг Брюс (читаемые книги читать .txt) 📗
Старые женщины в зимних куртках для горных прогулок, в пестрых свитерах из пушистой шерсти толстой вязки. Старые женщины в элегантных деловых костюмах розово-абрикосового, ярко-синего и светло-зеленого тонов.
Женщины в модных зимних брючных костюмах желтого и голубого цвета. Хорошо причесанные, без единой сединки, коротко подстриженные или с волосами на пробор, в шарфах, перекинутых через плечо и аккуратно заколотых брошками-раковинками. Накидки, плиссированные воротнички, муслин, фай, искусственный шелк, маркизет, набивные ткани, роскошный креп и тафта. Платья-щиты, надетые поверх продуманно устроенных, незаметных медицинских приборов. Тонкие постсексуальные профили и талии – очерченные чуть ли не на середине бедер, заметные под драпирующими складками, – шикарные маленькие завитки астраханского каракуля и каракульчи. Отличная компания постчеловеческих женщин.
Пожилые мужчины, встречающиеся в толпе, были одеты со скромным, непоказным достоинством, в пальто с поясом, темные лечебные безрукавки и шитые на заказ пиджаки. Они как будто перевыполнили некий план и не нуждались в контактах с себе подобными. Старики казались элегантными, настороженными и отчужденными, точно инопланетяне. Это племя словно замороженных джентльменов так медленно двигалось в своих начищенных до блеска ботинках, будто кто-то платил им за каждый шаг.
Попадались, конечно, и энергичные молодые люди. Их было не очень много, но в Праге они все же не составляли меньшинство, и от этого их смелость и напор явно возрастали.
Молодые мужчины. Множество смелых и нагловатых молодых мужчин, тот избыток мужчин, которым гордится каждое поколение до того, как начинает увеличиваться мужская смертность. Заносчивые молодые смельчаки с гладкой, как у младенцев, кожей, – ведь прыщи, подобно оспе, давно остались в прошлом. Они любили наряжаться в сверкающие пиджаки с блестящими нитями, массивные модные дорогие ботинки и пестрые шейные платки. Это поколение молодых людей от рождения было вскормлено биохимической амброзией, оно могло гордиться превосходными зубами, идеальным зрением и гибкой балетной походкой. Настоящие денди носили декоративные манжеты-переводчики и, не смущаясь, употребляли румяна, чтобы подчеркнуть скулы.
Яркие женщины в цветастых платьях с черными рукавами, разноцветных шалях, легких шляпках и узких, до колен, сапогах на молнии. В пиджаках с узором, в кокетливых коротких жакетах, в основном из красной лакированной кожи. Рюкзаки с короткими ремешками, звенящие на ходу браслеты и дорогая броская губная помада. В Праге модно было носить клетчатые зимние перчатки с обрезанными пальцами, открывавшими острые ногти с ярким маникюром. Широкие пояса на талии подчеркивали бедра. И декольте – большое количество теплой, богатой гормонами плоти, открытой напоказ даже зимой. Крупные молодые груди с глубокими ложбинками. Это было уже не орудие соблазна, а политический манифест.
Молодые женщины мечтали, чтобы их фотографировали. Они улыбались Майе и по-клоунски веселились перед камерой. Многие в Праге, даже дети, носили наглазники, но никто больше не ходил в очках. Корректирующие линзы считались давно устаревшим изобретением вроде протеза ноги из слоновой кости.
Прага стала для Майи источником небывалого вдохновения.
Она внезапно обнаружила подспудную связь между старыми европейскими городами и молодыми европейцами. Все настоящие и крупные сделки концентрировались вокруг центров этих городов, в зданиях с современной инфраструктурой, оборудованных и декорированных в стиле конца двадцать первого века с гранеными конструкциями и волоконно-оптическими перекрытиями.
Однако все эти новые сооружения не могли уничтожить старую архитектуру. Вырвать свои культурные корни означало бы убить даже призрачную альтернативу и очутиться в страшной пустоте постиндустриального прагматизма. Они ценили эти старые кирпичи и покрытые мхом стены, считая их даром прежних столетий. Как ни странно, но молодые люди тоже были даром и следствием минувших веков.
Молодежь пряталась в старых городах. Она являла собой городской сплав сугубо внеэкономического характера, и без нее нерушимая связь прошлого и будущего до сих пор была бы невозможна.
Майа и Клаудиа переоделись в дамской комнате и оставили свои сумки в камере хранения. «Мертвая голова» находилась на Опатовицкой улице, в трехэтажном доме с островерхой готической черепичной крышей. Туда можно было попасть, поднявшись по короткой лестнице с растрескавшимися старыми ступеньками и резными чугунными перилами, а потом спустившись по длинной деревянной лестнице в подвал без окон, где и помещался бар. Все эти подъемы и спуски не имели особого архитектурного смысла, но дом был построен по меньшей мере пятьсот лет назад. Он пережил столько исторических перемен, что сам был историческим фактом.
Клаудиу и Майю встретил у подножия лестницы старый пятнистый бульдог в поношенном свитере и брюках со штрипками. Майа, наверное, еще ни разу не видела столь уродливого животного.
– Кто вас сюда пригласил? – осведомилась собака по-английски и угрожающе зарычала.
Майа окинула бар быстрым взглядом. Комнату освещал синеватый свет нескольких ламп, высоко висящих над головой, и бледное сияние прямоугольного экрана, расположенного на одной из стен. В баре йодисто пахло водорослями или, слегка, кровью. Около двадцати человек возлежали вокруг низких столиков. На многих были надеты наглазники, крохотные озера светящейся виртуальности поблескивали по окружности линз. Юджина видно не было.
– Нас пригласил сюда один молодой человек, – без смущения солгала Майа и неопределенно махнула рукой.
– Эй, – крикнула она. – Na, Mensch! Чао!
Незнакомый мужчина, сидевший за дальним столиком, поглядел на них и вежливо замахал рукой в ответ. Майа проскользнула мимо собаки.
– Ну, Майа, – прошептала Клаудиа, придвинувшись к ней поближе, – мы для этого места слишком шикарно оделись. Как в морг попали.
– А мне здесь нравится, – возразила Майа. Она была счастлива и уверенным шагом вошла в бар.
Она услышала какую-то непонятную музыку, отдаленно напоминавшую инструментальную, малоприятные скрипучие и повизгивающие пассажи то затихали, то раздавались громче. Бармен изучал экран инструкций и пытался наладить маленькую мембрану огромного аппарата для настоек со сложным составом. Этот аппарат занимал почти всю стойку бара из красного дерева, весил, видно, не одну тонну и выглядел так, словно его изысканное содержимое могло взорвать целый городской квартал.
На бармене был тонкий, легкий, прозрачный цельнокроеный комбинезон. Такую экипировку носили самые отважные сотрудники службы социальной помощи, расчищая зараженные чумой места. Под его сверкающим плотным воздушным покровом виднелось голое тело. Сквозь пластик было заметно, что он с ног до головы был покрыт густыми седыми волосами, будто шкуркой.
Они встревожились, когда бармен обратил на них внимание. Он с грохотом захлопнул свой ноутбук и сделал движение в их сторону. Бармен был очень стар или очень болен и шел волоча ноги.
Его лицо закрывала густая седая борода. Кустистые брови, волосы росли даже на носу и ушах. Губы и веки казались бледными проплешинами среди буйных зарослей.
– Вы тут новенькие, – проговорил бармен через микрофон в своем комбинезоне.
– Да, верно. Я Майа, а это Клаудиа. Мы работаем в магазине манекенщицами.
Бармен спокойно и с пониманием оглядел их при свете лампы, висящей прямо над его стойкой. Небольшая лысина со шрамами блестела в свете этой лампы.
– Мне нравятся молоденькие нарядные девушки, – произнес он наконец и подмигнул. – Вам, наверное, мешает пес. Позовите его. Скажите, пусть он подойдет к старому Клаусу.
Майа ослепительно улыбнулась ему:
– Огромное спасибо. Вы так гостеприимны. Обещаю, что мы не доставим вам хлопот. Можно нам посмотреть эти картинки?
– Нет. Что вы будете пить?
– Кофеин, – храбро заявила Клаудиа.
Клаус безмолвно подал им две маленькие чашки.
