Суд Проклятых - Романов Марк Александрович (книги TXT) 📗
«Да ладно, — подумал он, — делов-то. Медведей в кости обыграть, что может быть проще. Разве что, стать богом… А, нет, это уже было, и с медведями должно прокатить».
После такого словооборота Марку тут же представились цирковые косолапые, энергично крутящие педали на велосипедах под звонкую музыку и на потеху публике. Воспоминания о цирке, в котором он был с прадедом всего пару раз, пока тот ещё гастролировал на Земле в пределах досягаемости, повлекли за собой и невесёлые мысли о самом Романове.
Марк неожиданно остро и очень ярко представил себя со стороны, прокрутив в голове всю карьеру и её окончание, вспомнил о команде «Астарты», вставшей у него на пути, как кость в горле, а потом неожиданно припомнил свою несостоявшуюся в этом будущем настоящем ученицу.
«Так вот, кого мне Ханна напоминает, — подумал Марк. — Действительно, похожа на Штафф, только… с ноткой горечи, что ли. Как щепотка полыни в мятном чае».
Ханна, тем временем, уселась на стул подальше от медведя, недобро взирающего на неё из-под мохнатых кустистых бровей. Марк решительно шагнул вперёд и сел рядом. Женщина открыла было рот, чтобы сказать что-то, но замерла, проглотив невысказанную фразу.
В глазах Марка Романова было столько уверенности и спокойствия, что Ханна впервые за многие месяцы или даже годы почувствовала себя ученицей судейского корпуса перед строгим, но справедливым ректором.
Судья так и замерла, разглядывая Романова, будто впервые увидела его только что. И никак не могла понять, что же заставило её задержать взгляд на его лице.
Марк смотрел на Два Куста, положив ладони на зелёное сукно стола, и руки его не дрожали. Он был уверен, что сделает всё правильно. Не сможет не сделать, теперь, когда на него смотрела Ханна, точно не сможет.
Абориген, прорычав что-то на своём языке, открыл поднесённую своим телохранителем резную шкатулочку, и продемонстрировал всем игрокам серебряный стаканчик для костей, и три костяных кубика с залитыми золотой краской выемками на гранях. Подержав зажатые кости перед каждым, он с поразительной для толстых мохнатых пальцев ловкостью подбросил их по очереди вверх, и поймал в мягко звякнувший стаканчик. С шорохом потрясся ёмкостью, Два Куста быстрым движением метнул кубики. Выпали шестёрки и тройка…
— Ставка по золотому за ход, — медведик дёрнул краешком рта. — Вы новенький здесь, дозволяю ставить один за всех.
Романов почувствовал, как в его карман скользнули чьи-то пальцы, оставив там что-то тяжёлое и округлое. Он взглянул на стоящего справа от него капитана, а тот заговорщицки подмигнул: дескать, «после сочтёмся». Марк успокоился, и, потянув столь внезапно появившийся кошель, отсчитал три золотых кругляша, попутно оценив оставшуюся наличность. Получалось что-то около двадцати монет, если не считать уже выложенные.
«Нам хватит на семь ставок, если проигрывать. Сколько длится круг, Реверс не говорил, кажется… — Романов осторожно сдвинул лежащие кубики в стаканчик, и потряс им, прикрыв ладонью. Выпали три шестёрки!
Два Куста вздёрнул брови чуть ли не до середины лба, и хрустнул пальцами.
— Новенький везучий, пока не наступит на какашка крудля, — показал он жёлтые зубы в улыбке. Клыки внушали уважение, и даже некоторую зависть. — Первый бросок камня — всегда по лоб, да!
Небрежно бросив потёртый золотой кружочек к уже лежавшим на столе, медведик жестом приказал продолжать игру…
В конечном итоге, игра свелась к противостоянию Марка и медведика. Как это ни прискорбно, последний проигрывал раз за разом. Он кряхтел, сопел, дважды заказывал себе местное вино из фигули, один раз перекусил рукоятку веера, когда Романов выкинул три шестёрки в ответ на его шестёрки и пятёрку… Два Куста нервничал, и это было заметно не только игрокам. Хозяин заведения, объёмистый живот которого раздвигал собравшихся, словно ледокол — льдины, три раза заходил осведомиться, не желают ли дорогие гости чего, и трижды был послан в…, то есть, на кухню.
Когда горка монет перед Марком достигла просто неприличных, даже по местным меркам, размеров, Два Куста не выдержал.
— Это впхрррр! То есть, возмутительно! Ты должен проиграть! — зарычал он на Романова, оскалив клыки и поджав чёрные губы.
Реверс осторожно придвинулся поближе к медведику, попутно вонзив локоть в бок его охраннику, и что-то тихонько сказал ему на ухо. От его слов Два Куста поблек, и даже сделал вид, что это совсем даже не гримаса ярости, а милая такая местная улыбка:
— Пххрр! Я твой дом труба шатал… — прошипел он.
— Может, закончим круг? — невинно спросил Марк, сделав простое лицо и пустые глаза. Оценив количество монет, он сделал альтернативное предложение. — Или многоуважаемый желает отыграться?
«Если он не дурак, а на дурака он не похож… — думал Романов, изучая своего соперника. — То обязательно ухватится за этот вариант, и сунет мне какую-нибудь ненужную фиговину в обмен на все свои деньги. И ему приятно, и лицо никто не потеряет, и варвара надули…»
Кустистые брови медведика вздрогнули, и нос задрожал. Щёлкнув пальцами, он подозвал телохранителя, и тихо прошипел ему в ухо:
— Возьми у Три Кучи шкатулку, быстро!
Пока поручный выполнял поручение, медведик откашлялся, и произнёс, слегка порыкивая:
— Новичок говорить дельная мысль, да. Ставка всё золото на старый родовой драгоценность!
Запыхавшийся Тополиный Пух растолкал зрителей, и осторожно поставил на сукно тяжёлый ларец из зеленоватого камня. Два Куста поддел когтем замочек, и распахнул крышку.
В шкатулке лежало тяжёлое бронзовое зеркало, выполненное в восточном стиле — восьмиугольное, украшенное обильной гравировкой с драконами и цветами, оно было немного потёрто, и обвито шёлковым трёхцветным шнуром. Мутная пластина без следов полировки, находящаяся вместо зеркальной поверхности, опалесцировала и, казалось, поглощала свет.
Ханна вздрогнула, стоило ей только бросить взгляд в сторону этого предмета. Марк отметил это, и тот факт, что Два Куста злорадно ухмылялся. Реверс выглядел озадаченным…
Медведик сгрёб стаканчик и кости, и, почти не мешая их, стукнул металлом по столешнице. Подвигав лапой, он открыл взгляду кубики, смотревшие вверх шестёрками, все три.
— Моя удача! — воскликнул Два Куста, порыкивая и пуская слюну. — Моя…
— Погоди, о высокорожденный, — Реверс прищурился, — может, и твой недостойный соперник тоже метнёт кости, просто чтобы убедиться, что всё… праведно?
Марк, не задумываясь, потянулся вперёд, аккуратно забросив кубики в стаканчик, и начал его трясти, наблюдая за оппонентом. К сожалению, местные урсоиды не бледнели, и отслеживать их волнение или нервозность можно было лишь по дрожанию чувствительного чёрного носа, и изменению размеров зрачка… Два Куста нервничал, и сильно. «Но почему? Он боится проиграть… Или выиграть? — Романов перевёл взгляд на Ханну, и понял, что сейчас в мире вокруг начало что-то меняться, словно подул прохладный ветер судьбы, который лёгким дуновением раскалывает жизнь на два неравновесных куска — до и после. — К чёрту. Будь, что будет — семи медведикам не бывать, одному задницу надерём…»
Кубики стукнули в стаканчике, замершем на зелени сукна среди раскиданных золотых монет и местных долговых расписок, размером с портянку. Зеркало, лежавшее в распахнутом сундучке, казалось, подёрнулось дымкой.
Романов мягко поднял стакан и поставил его рядом с кубиками. Три шестёрки. Снова. Ничья…
— Твоя забирать зеркало, — медведик раздувал ноздри и сжимал руки на крае стола, комкая зелёную ткань, — моя забирать деньги!
Марк взглянул на Реверса, и увидел, что тот мелко кивает в ответ. «Да, хорошее решение, и обоюдно выгодное. Почему у меня такое чувство, что я попал в голофильм, и лишь следую сценарию неведомой постановки, в которой требовалось всучить нам это долбанное зеркало любой ценой? — бывший полковник испытал что-то вроде краткого приступа паранойи, и внутренне напрягся. — Черти вас раздери!»