Стимпанк - Ди Филиппо Пол (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗

Каупертуэйт не мог поверить своим глазам. Карточка докладывала об Уильяме Лэме, втором виконте Мельбурнском.

Премьер-министр. И если верить скандальным сплетням, в настоящее время полыхающим по Лондону, любовник хорошенькой девятнадцатилетней королевы Англии, занимающей трон с прошлого года. И в настоящее время, пожалуй, самый могущественный человек в Англии.

– Он сказал, что ему нужно?

– Не-а.

– Ну, Линнея [1] ради, не торчите тут! Просите его войти! Макгрош направился к двери, но сразу же остановился.

– Ужин-то я съел давно, как вы не любите, чтоб вас беспокоили. Но вам кое-что оставил. Пирог из угря. Не такой смачный, какой бы я сварганил, будь у меня под рукой свеженькая гремучка, но есть можно.

С этим он удалился. Каупертуэйт снисходительно покачал головой. Не тронут цивилизацией, но зато по-собачьи предан.

Минуту спустя виконт Мельбурн, премьер-министр империи, почти опоясывавшей земной шар от Ванкувера до Хайдерабада, уже пожимал руку ошарашенному Каупертуэйту.

В свои пятьдесят девять лет Мельбурн все еще сохранял сногсшибательную красоту. Среди тех многочисленных женщин, чьим обществом он наслаждался, особое восхищение вызывали его глаза и посадка головы. Он был обладателем редкостных светских талантов, его остроумие было оригинальным и едким.

При всех этих достоинствах и блистательной карьере Мельбурн не был счастлив. Собственно говоря, Каупертуэйту тут же бросилась в глаза прославленная Меланхолия Мельбурна. Источник ее был ему достаточно известен, как и всему Лондону.

Вопреки желаниям своей семьи Мельбурн женился на прелестной, эксцентричной и своевольной леди Каролине Понсонби, единственной дочери леди Бессборо. Превратив себя в скандальную притчу во языцех безответной страстью к распутному повесе и поэту Джорджу Гордону лорду Байрону (с которым, по иронии судьбы, ее познакомила собственная свекровь Элизабет Лэм), она в конце концов вынудила Мельбурна разъехаться с ней вопреки его легендарным терпению, терпимости и готовности прощать. Затем леди Каролина становилась все более необузданной, пока не сошла с ума и не умерла десять лет назад, в 1828 году. Их сын Огестес, единственный их ребенок, оказался слабоумным и умер год спустя.

Как будто этого недавнего скандала было мало, Мельбурну все еще приходилось противостоять толкам, ходившим уже более полувека, будто на самом деле его отцом был кто-то другой, а не первый виконт Мельбурн, и, значит, титул этот ему по справедливости не принадлежит.

Более чем достаточно трагедий для одной жизни. И тем не менее Каупертуэйт почувствовал, что Мельбурн находится на грани новых ударов судьбы, быть может, личных, быть может, политических, быть может, тех и других вместе.

– Прошу вас, премьер-министр, не благоугодно ли вам сесть?

Мельбурн придвинул себе стул с сиденьем, обтянутым бязью, и устало опустился на него.

– Говоря между нами, мистер Каупертуэйт, сведения, которые я намерен сообщить вам, требуют елико возможно меньше всякой официальности. А потому называйте меня Уильямом, а я буду называть вас Космо. В конце-то концов, я был шапочно знаком с вашим батюшкой и чтил его заслуги перед нашей родиной. Так что мы с вами не совсем посторонние люди, разделенные социальной пропастью.

Голова Каупертуэйта шла кругом. Он понятия не имел, почему премьер явился к нему и что намерен сообщить.

– Ну разумеется… Уильям. Не желаете чего-нибудь выпить?

– Да, пожалуй, не откажусь.

Каупертуэйт с радостью воспользовался случаем встать и овладеть собой. Он приблизился к переговорной трубке, торчавшей из вделанной в стену латунной панели, подергал по очереди несколько рычажков с ручками из слоновой кости, помеченными различными помещениями в доме, пока звон колокольчика в кабинете не известил его, что Макгрош обнаружен. Последний рычажок, за который он дернул, был помечен «нужной чулан».

Из трубки пискливо донесся отдаленный голос слуги:

– Чего еще, Кос?

Каупертуэйт прикусил язык от такой фамильярности, подавляя вполне заслуженный выговор.

– Не будете ли вы так любезны принести нам два шэндигаффа, Коготь?

– Бу сделано, командир.

Макгрош появился незамедлительно, неся поднос с напитками. Из его губ торчала костяная зубочистка, а рубашка свисала поверх штанов. Он непринужденно поставил свою ношу на стол и удалился.

После того как они с наслаждением отхлебнули смесь пива с имбирем, премьер-министр приступил к объяснению:

– Если не ошибаюсь, Космо, вы, как бы это сказать, опекун твари, известной как Виктория, которая в настоящее время проживает в борделе, содержимом мадам де Малле.

Каупертуэйт раз-другой поперхнулся своим шэндигаффом. Мельбурн встал и похлопал его по спине, пока он не перевел дух.

– Как… как вы?…

– Ну, послушайте, Космо, вы же не можете не знать, что бонтон оказывает внимание де Малле и что ваши отношения с этой тварью не могли не стать достоянием гласности через два-три дня, как вы поместили ее туда.

– Я не подозревал…

– Должен сказать, – продолжал Мельбурн, водя мокрым пальцем по краю своего бокала и вызывая до чрезвычайности противное повизгивание, – что тварь эта обеспечивает совершенно новые сенсуальные ощущения. Я полагал, что испытал все, что может дать акт копуляции, но совершенно не был готов для вашей Виктории. Видимо, я не единственный ценитель ее, насколько я понимаю, абсолютно бездумного искусства. Только за прошлую неделю я столкнулся у де Малле со многими значимыми фигурами, которые завернули туда исключительно ради ее услуг. Эти писаки Диккенс и Теннисон, Луи-Наполеон и американский посол. Несколько членов моего собственного кабинета, включая старых хрычей, которых я уже считал абсолютно целомудренными. Вам известно, что даже одухотворенный и беззаветно преданный искусству господинчик Джон Рэскин тоже был там. Его привели какие-то его друзья. Первый его опыт, и они умудрились внушить ему, будто все женщины так же безволосы, как ваша Виктория. Если он когда-нибудь женится, предвижу всякие неприятности.

– Я не ответственен…

Мельбурн перестал тереть свой бокал.

– Скажите мне… что она, собственно, такое?

Понятия не имея, к чему вели разглагольствования Мельбурна, Каупертуэйт почувствовал облегчение, едва от него потребовали научных сведений.

– Хотите верьте, Уильям, хотите нет, Виктория это тритон.

– Тритон? Такая саламандра?

– Именно. Говоря точнее – «гуляка», скрытожаберник Cryptobranchus alleganiensis, вид, обильно водящийся в Новом Свете.

– Как я понимаю, она была… э-э… значительно модифицирована…

– Разумеется. В моих опытах с местными тритонами мне, видите ли, удалось дистиллировать то, что я называю «фактором роста». Полученный из гипофиза, щитовидной железы и эндокринных желез, он дает результаты, которые вы наблюдаете. Я решил применить его к гуляке, поскольку в естественных условиях они достигают длины в целых восемнадцать дюймов, и сумел получить несколько особей через тамошнего посредника.

– Однако она не выглядит просто исполинским тритоном. Одни груди…

– Да-да, ее внешность – результат смешений саламандрового и человеческого факторов роста. Свежие трупы…

– Прошу, остановитесь на этом. Хотя я здесь полуофициально, но все-таки остаюсь представителем закона.

– Моим намерением было измерить глубину ее разума и проверить, не сумею ли я его развить. В конце концов она показала себя плачевно не поддающейся никаким усилиям. Не желая ее уничтожить, я, за неимением другого выбора, был вынужден поместить ее у де Малле.

– Почему, если мне дозволено спросить, вы назвали ее Викторией? Неудачная шутка? Понимаете ли вы, что в результате можете быть повинны в lese majeste [2]?

Каупертуэйт растерялся.

– Нет-нет, ничего подобного. Случайное сходство с новой королевой. Желание посвятить ей мои научные изыскания…