Заводной апельсин - Берджесс Энтони (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗
— Пусть это послужит тебе еще одним уроком, козел безрогий. Ну, чего же ты скис? Вставай и ударь меня. Ты же это задумал, вонючий ублюдок? Вот тебе моя челюсть. Двинь по ней!
Он склонил надо мной ухмыляющееся лицо. Но я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не причинив себе нестерпимой боли.
— Дерьмо! Теперь ты — кусок дерьма! — с презрением сказал санитар.
Он сгреб меня за грудки, приподнял, как безвольную тряпичную куклу, и звонко отхлестал по мордасам, приговаривая:
— Это тебе за то, что выдернул меня из постели среди ночи.
Удовлетворенно потер руки, вышел и щелкнул ключом. Я же поспешил спрятаться во сне, и последняя моя мысль была о том, что лучше быть избитым самому, чем поднять на кого-нибудь руку.
Мне снилось, что я подставляю обидчику вторую щеку.
Я не мог поверить своим ушам, други мои, когда они сказали это. Мне уже казалось, что две недели, о которых они постоянно талдычили, никогда не кончатся. И вдруг…
— Завтра мы тебя выпускаем, парень. Так сказал доктор Бродский. — Тот мэн, что отхлестал меня по щекам однажды ночью, показал большим пальцем куда-то наверх, как будто там был рай и жил сам господь Бог. — Но сегодня тебе предстоит еще одно, последнее испытание. Что-то вроде выпускного экзамена.
Он злорадно ухмыльнулся и сделал загадочную рожу. Мне уже было на все наплевать. Я приготовился отправиться в комнату ужасов, как обычно, в пижаме и шлепанцах. Ан нет! На этот раз они выдали мне мою вольную одежду — тщательно выстиранную и отутюженную. Но самым удивительным было то, что мне даже вернули мою бритву — верную спутницу ночных похождений в былые времена.
Я сосредоточенно переоделся, пытаясь угадать, какую еще бяку они мне приготовили. Меня провели в зал, который заметно преобразился. Пыточное кресло убрали, а вместо него расставили десятка два удобных мягких стульев. В полутьме я отметил, что большинство из них занято публикой, среди которой было много знакомых фейсов: начальник Стаи 84F (он же Губернатор), красномордый капеллан, главный охранник и даже тот Биг Чиф — безукоризненно одетый министр внутренних дел. Среди белых халатов мелькали еще какие-то люди, но я их не знал.
Среди них вальяжно прохаживались доки Бродский и Брэном, одетые, как именинники. Это был их Великий день, и они с удовольствием разыгрывали из себя радушных хозяев.
Когда меня ввели, д-р Бродский (который скорее походил на преуспевающего дельца) широко раскинул толстенькие ручки и радостно произнес:
— А вот, джентельмены, и сам объект наших исследований. Так сказать, продукт нашего упорного труда, — Он положил мне руку на плечо и пояснил, словно гид в кунсткамере: — Как видите, он бодр, здоров, откормлен. Мы пригласили его сюда сразу после нормального 9-часового сна и обильного завтрака без какой-либо предварительной медикаментозной обработки или гипнотического воздействия. Завтра мы с уверенностью возвращаем его в огромный мир, полностью гарантируя его добропорядочность и доброжелательство по отношению к другим. За две недели мы смогли добиться того, чего обычная тюрьма не смогла добиться за два года, да и вряд ли бы добилась за все четырнадцать лет его срока. Ну, да хватит слов. Лучше всего говорят дела. Итак, к делу. Сейчас вы сами во всем убедитесь. Свет!
Свет в зале погас, и я обалдело стоял в луче прожектора на фоне экрана. Вдруг луч второго прожектора выхватил из темноты неизвестно откуда появившуюся фигуру какого-то здорового мужика, которого я раньше никогда не видел. У него было мясистое усатое лицо и редкие, как бы приклеенные к лысому черепу волосюнчики. На вид ему было лет тридцать-сорок-пятьдесят. Хрен его знает. Одним словом — старый. Он нахально подошел ко мне, сопровождаемый лучом прожектора, и нагло так заявил:
— Привет, навозная куча. Что это от тебя так несет? Ты что, моешься только по праздникам?
Я чуть не поперхнулся от возмущения, так как мылся как раз накануне, а этот гомик, пританцовывая, подошел ко мне и больно наступил мне сначала на левую, потом на правую ногу. Затем, ни с того ни с сего, засунул большой палец мне в нос, так что у меня слезы брызнули из глаз. Продолжая издеваться, этот подонок ухватил меня за ухо и принялся крутить его, как телефонный диск. Публика в зале потешалась, наблюдая эту сцену. Вашему же покорному слуге было не до смеха. Мои нос и ухо горели, и я вежливо так спросил:
— Зачем ты издеваешься надо мной, брат? Ведь я не сделал тебе ничего плохого. И вообще вижу тебя впервые…
— Ах это… — противно захихикал мужик. — Я делаю это (два его вонючих пальца вонзились в мой бедный нос) просто потому, что (больно потянул мое многострадальное ухо) терпеть не могу недоносков вроде тебя… Ну, попробуй что-нибудь мне сделать. Попробуй, ты, трусливый шакалик.
Мне страстно захотелось вмазать ему по хохотальнику или раздвинуть ему наглую улыбку бритвой от уха до уха. В то же время я сознавал, что сделать это нужно молниеносно, пока не накатила привитая мне тошнотворная волна. Но едва я сунул руку в карман, предвкушая то наслаждение, с которым я полосну его по горлу, как в памяти всплыла ужасная картина из показанного мне фильма — с кровью, стонами, вытекающим глазом, — и начался страшный приступ боли и отчаяния. Чтобы прекратить его, я принялся лихорадочно шарить по карманам в поисках чего-нибудь, чем можно бы было ублажить этого наглеца: сигарет, или денег, или еще чего… Но мои карманы были пусты. В них не было ничего, кроме бритвы, и я смиренно вытащил ее и протянул этому страшному, смеющемуся мэну, униженно умоляя:
— Ради Бога, добрый человек, позвольте мне что-нибудь для вас сделать. Вот, возьмите мою бритву. Она очень хорошая, острая… Маленький презент… Не откажите в любезности… пожалуйста…
— Оставь свои дешевые взятки себе. Меня этим не купишь, грязный ублюдок, — проговорил мой обидчик и ударил меня по протянутой руке.
Бритва со стуком упала на мозаичный пол.
— Ну, пожалуйста, разрешите мне что-нибудь для вас сделать. Хотите, я почищу ваши ботинки? Смотрите, я могу вылизать их вам до блеска.
И, о люди, хотите верьте, хотите нет, я встал на четвереньки, вывалил на полметра язык и принялся жадно лизать его грязные, вонючие штиблеты. Однако вместо благодарности подонок несильно пнул меня ногой в лицо. Боль внутри меня несколько утихла, и я рискнул схватить его за ноги и сильно дернул на себя. Он испуганно ойкнул и рухнул на пол, как куль с дерьмом, под восторженный смех публики. Тут же боль в голове и кишках проснулась, и я поспешно протянул ему руку, помогая подняться на ноги. Мэн рассердился по-настоящему и замахнулся, чтобы съездить по моему беззащитному фейсу, но тут вмешался д-р Бродский:
— Хорошо! Достаточно!
Тут же ужасный мэн опустил руку и раскланялся, как актер после удачного выступления. Загоревшийся яркий свет ослепил меня. Я стоял и бессмысленно хлопал айзами перед возбужденно гудевший аудиторией, не в силах понять, что же со мной произошло.
Как умелый ведущий этого небывалого шоу, д-р Бродский вышел вперед и обратился к собравшимся со следующими словами:
— Как вы сами только что убедились, джентельмены, наш подопечный вынужден делать добро благодаря своей, как ни парадоксально это звучит, предрасположенности к совершению насилия. Каждый приступ агрессивности сопровождается у него мощным физическим дискомфортом, и поэтому он тут же переключается на обратную реакцию. У кого есть вопросы?
— А как же с правом выбора? — раздался густой бас капеллана. — Вы лишили его богоданного права, оставив ему чисто эгоистические мотивы и побуждения. Боязнь физической боли низводит его до крайней стадии самоуничижения. Неискренность его поступков очевидна. Он уже не нарушитель, не преступник, так как вы начисто лишили его понятия того, что есть нарушение или преступление. Вы низвели человеческое право морального выбора до элементарного животного инстинкта!
— Не будем переводить чисто медицинскую, научную попытку пресечения преступности в плоскость морально-этических категорий, — невозмутимо возразил д-р Бродский. — Перед нами была поставлена конкретная задача…
