Вокзал потерянных снов - Мьевиль Чайна (книги онлайн полностью .txt) 📗
Город массивно устремлялся ввысь, словно вдохновляемый огромными горами, которые возвышались на западе. Линия горизонта была изрезана торчащими силуэтами квадратных жилых громад в десять, двадцать, тридцать этажей. Они протыкали небо, словно толстые пальцы, словно кулаки, словно обрубки конечностей, безумно раскачиваясь над горбами домов пониже. Тонны смолы и бетона, из которых был построен этот город, скрывали под собой прежний рельеф: все еще проглядывавшие бугры, холмы, балки и равнины. Трущобные постройки, как щебень, рассыпались по склонам холма Водуа, по Мушиной стороне, по Плитняковому холму и Чертову кургану.
Закопченные дочерна стены парламента возвышались над островом Страк, как акулий плавник или хвост морского ската, – словно некое чудовищное живое оружие прорвало собой небо. Все здание было опутано замысловатыми трубами с огромными заклепками. Оно содрогалось от гудения старинных котлов в его глубине. Отдельные неизвестно для чего предназначенные комнаты имели выступ над основным фасадом гигантского здания, совершенно не поддерживаемый какими-либо опорами или скрепами. Где-то внутри, в палате, недоступный с небес, трудился Рудгуттер и весь сонм его помощников-бюрократов. Парламент подобно утесу нависал над краем крутого обрыва, сложенного из домов.
Атмосфера, царившая над городом, была не безупречно чистой. Дымовые трубы протыкали тонкую прослойку между землей и небом, словно по злобе извергая в этот верхний мир тонны ядовитого смога. В еще более густом, вонючем тумане, нависшем над самыми крышами, клубились выбросы миллионов низких труб. Крематории обращали в летучий пепел тех, кого сожгли неумолимые палачи, и этот пепел смешивался с угольной пылью. Тысячи мрачных дымных призраков окутывали Нью-Кробюзон удушающим, как мучения совести, смрадом.
Облака вихрились в этом нездоровом микроклимате. Казалось, вся погода в Нью-Кробюзоне формировалась мощным ураганом, который медленно раскручивался вокруг сердцевины города, вокруг чудовищного небоскреба, обосновавшегося в самом центре торгового района, известного как Ворон, в узле тысяч железнодорожных путей, в вековых наслоениях архитектурных стилей и насилия: вокзал на Затерянной улице, индустриальный замок, ощерившийся разрозненными выступами парапетов.
Самой западной башней вокзала был милицейский Штырь, который возвышался над всеми остальными башенками, отчего те казались просто карликами; и от него в семи направлениях тянулись тугие провода воздушных рельсов. Но несмотря на свою громадность, Штырь был всего лишь придатком гигантского вокзала.
Через семь лет после окончания строительства вокзала на Затерянной улице архитектор был посажен в тюрьму и там сошел с ума. Поговаривали, что он еретик, стремившийся создать своего собственного бога.
Пять огромных разинутых кирпичных ртов заглатывали все городские железнодорожные линии. Рельсы гигантскими языками стелились по сводчатым перегонам. Магазины, пыточные камеры, мастерские, конторы и пустующие залы доверху заполняли толстое чрево здания, которое, если смотреть на него под определенным углом и при определенном освещении, казалось, собирается с духом, чтобы перенести всю свою тяжесть на Штырь и выпрыгнуть в распростертое небо, в которое оно столь небрежно вторглось.
Глаза Айзека не были затуманены романтикой. Куда бы он ни бросил взгляд (а глаза у него были опухшие: за ними напряженно гудел мозг, озабоченный новыми формулами и фактами, собранными ради того, чтобы вырваться из тисков земного притяжения), над городом всюду что-то летало, и он понимал, что иного выхода нет. Полет был делом извечным и заурядным: простое перемещение из одной части Нью-Кробюзона в другую.
Это его обрадовало. Он ведь ученый, а не мистик.
Айзек лежал на кровати и смотрел в окно. Одну за другой он провожал глазами летящие точки. Вокруг него на постели были разбросаны книги, статьи, машинописные страницы и длинные, исписанные его взволнованно-торопливым почерком листы, бумажными волнами ниспадавшие на пол. Классические монографии покоились в ворохе полубредовых идей. Биология и философия соперничали за место на его письменном столе.
Он, словно ищейка, прокладывал себе путь, вынюхивая след среди запутанных библиографий. Некоторые из названий сразу бросались в глаза: «О тяготении, или Теория полета». Другие имели более косвенное отношение к предмету, например, «Аэродинамика пчелиного роя». А иные были просто причудливыми измышлениями, которые у большинства его более респектабельных коллег, несомненно, вызвали бы лишь неодобрение. И все же он для примера полистал том под названием «Двеомеры, которые живут над облаками: что они могут нам рассказать».
Айзек почесал нос и потянул через соломинку пиво из стоящего у него на груди стакана.
Всего два дня работы над заказом Ягарека, и город для него совершенно преобразился. Айзек уже сомневался, вернется ли когда-нибудь его прежнее представление.
Он перевернулся на бок, выгреб из-под себя бумаги, на которых было неудобно лежать. Айзек наугад вытянул несколько рукописей туманного содержания и пачку гелиотипов, которые он снял с Чая-для-Двоих. Держа эти снимки перед собой, Айзек начал разглядывать лабиринты вирмовской мускулатуры, продемонстрировать которые он заставил Чая-для-Двоих.
«Надеюсь, это ненадолго», – подумал Айзек.
Весь день он читал и делал заметки, беззлобно ворча, когда Дэвид или Лубламай слишком громко приветствовали его или спрашивали, принести ли обед. Он сжевал хлеб с сыром и перцем, который бросил ему на стол Лубламай. По мере того как на улице становилось теплее, а работающее оборудование нагревало воздух в складском помещении, он снимал с себя одежду. Пол возле его стола был усыпан футболками и платками.
Айзек ждал, когда ему доставят необходимые принадлежности. Едва начав читать, он понял, что для осуществления заказа необходимо восполнить огромный пробел в научных знаниях. Из всех загадочных областей биология была для него наименее изведанной. Он чувствовал себя как рыба в воде, когда читал о левитации, контргеотропной магии и о своей любимой единой теории поля, однако, увидев снимки Чая-для-Двоих, он осознал, сколь скудны его представления о биомеханике простого полета.
«Что мне нужно, так это несколько мертвых вирмов… нет, несколько живых, на которых можно ставить эксперименты… – рассеянно думал Айзек, разглядывая гелиотипы, сделанные прошлой ночью. – Нет… один мертвый для вскрытия и один живой, чтобы наблюдать его в полете…»
Внезапно легкомысленная идея приняла более серьезные формы. Он сел за стол и, поразмыслив некоторое время, встал и ушел в темноту Барсучьей топи.
Самый известный бар между Варом и Ржавчиной прятался в тени огромной Палголакской церкви. По ту сторону моста Данечи, соединявшего Барсучью топь с Костяным городом, было всего лишь несколько сырых улочек.
Большинство обитателей Барсучьей топи были, разумеется, пекарями, дворниками или проститутками или посвятили себя какой-нибудь другой из множества профессий, и вряд ли им когда-либо в жизни доводилось ворожить над пробиркой или хотя бы заглянуть в нее. Равным образом жители Костяного города в основной своей массе были заинтересованы в грубом или систематическом нарушении законов не больше, чем рядовые жители других районов Нью-Кробюзона. И все же Барсучья топь всегда будет Ученым кварталом, а Костяной город – Воровским районом. А местом, где эти эзотерические, подспудные, романтические и порой опасные влияния встречались, был бар «Дочери Луны».
На вывеске была изображена пара смазливых, но довольно вульгарных барышень – они символизировали спутники Луны. А фасад, выкрашенный в темно-красный цвет, был захудалым и тем не менее привлекательным. Собирались там самые безрассудные представители городской богемы: художники, воры, непризнанные ученые, наркоманы и милицейские осведомители, которые толпами проходили перед глазами владелицы бара Рыжей Кейт.
