Блад: глубина неба - Орлова Анастасия (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT, FB2) 📗
– Как думаешь, Холли, а для меня у твоего хозяина работёнка найдётся? – спросил Блад. – Я и полы могу мыть.
– А отчего бы и не нашлась, ага! – подмигнул Блю. – Неужто с нами хочешь? Так мы завтра ночью уйдём, а ты ещё дохаешь! Потянешь дорогу-то? До Сотлистона неблизко, на улице февраль!
– Потяну, – согласился Шентэл, – уж лучше на улицу, чем обратно в спальню к этим паскудам!
– Ха-а-а! – развеселился Холли. – Слышали-слышали, как тебя в девчачьей умывальне голожопого… – осёкся, наткнувшись на пронзивший его недобрый взгляд Блада, – ну всё, забудь! Вот доберёмся до Сотлистона, там заживём, ага!
Если бы я только знал, в какое дерьмо втянет меня тощий, вертлявый, как щенячий хвост, Холли Блю!
Мальчики Коронеля
Молчу я долго. Священник тоже молчит, посматривает на меня время от времени. Делаю вид, что не замечаю его приглашающих к разговору взглядов. Надеюсь, что он опять уснёт, оставит меня в покое. Но старик взбодрился.
– Можешь рассказать мне всё что угодно, – голос мягкий, как свежие бинты, – чего я только за свою жизнь не слышал! Судить не буду…
Я никому и никогда не рассказывал этого. Старался забыть подробности того, чему был свидетелем за те полгода. С чего бы я взялся всё выложить сейчас незнакомому деду?
– А тебе на душе полегчает.
Вновь посещает неприятное чувство, что он читает мои мысли.
– Через пять часов меня расстреляют. Какая разница?
– Ну хоть без лишнего груза. В последние-то минуты.
Не убедил. Да и что там рассказывать? До Сотлистона мы добрались за несколько дней, без особых приключений, безбилетниками, на товарных поездах. Когда Холли Блю привёл нас в гостиницу, я ничего не заподозрил. Маленькая, чистая, в тихом квартале. Гостиница и гостиница. Из прислуги – старая немая бабка на кухне. Остальные – мальчишки. Хозяину около сорока, он щеголеват и резок; коротко остриженные чёрные кудри и полированные ногти. Эктор Коронель. Дженни он встретил тепло, а меня смерил недовольным взглядом, позвал Холли к себе в кабинет. «И куда ты его приволок, ему же на вид лет двадцать!» – кричит, и я представляю, как яростно он жестикулирует. «Шестнадцать, – доносится из-за двери голос Блю, – и он красавчик». «При чём здесь это?» – мысленно удивляюсь и прислушиваюсь внимательней, но двое за дверью понижают голоса, и я уже не могу разобрать слов.
Коронель выходит из кабинета, за ним следом с довольной беззубой улыбкой трусит Блю.
– Ну что, – черноволосый упирает ухоженные руки в бока, – Холли говорит, что ты хочешь учиться на хирурга?
– Да, сэр, – отвечаю.
– Я могу платить тебе очень щедро! Накопишь на учёбу. Но придётся делать всё, что велят. Работы много. Готов?
– Я не боюсь работы, сэр.
– Ну и отличненько! Жить будешь здесь. Блю покажет тебе комнату. Но ты должен отдать мне свои документы. Теперь я за тебя отвечаю, мало ли что.
***
– Что там было, – прерывает паузу священник, – в гостинице?
– В первую неделю завалили работой, в основном – уборкой, – отвечаю неохотно, но иначе ж не отстанет!
Дел было так много, что некогда выскочить в уборную. Остальных мальчиков я почти не видел, разве что случайно сталкивался в коридорах. Дженнингса не видел вообще, его забрали «на учёбу».
– А потом?
– Как-то вечером Коронель вызвал к себе. Сказал, что пора переходить к настоящей работе. К той, за которую здесь платят деньгами, а не едой и крышей над головой, как за уборку. Спросил, на что я готов ради медакадемии. А я брякнул, что на всё. Коронель одобрительно кивнул и отправил меня в номер: нужно было помочь постояльцу. Делать я должен был всё, что тот скажет, – замолкаю.
Чувствую, как к горлу подступает тошнота. Даже спустя столько лет.
– И ты… сделал? – голос священника дрогнул.
Вскидываю голову. Да что он про меня думает?! Собираюсь сказать ему что-то резкое, подбираю слово, чтобы задеть старика посильнее, но вижу его глаза: они полны сочувствия и слёз. Он боится моргнуть – всё потечёт по щекам, и это должно бы оскорбить меня. Жалость. Но не оскорбляет, – даже удивительно. Между нами натягивается тонкая раскалённая проволока: я чувствую, что это не сопливая унижающая жалость. Это глубокое сострадание понимающего человека. Так бывает, если сам пережил подобное. Старик обо всём догадался. И моё замешательство также не укрывается от его взгляда.
– Думаешь, я не понял? – шёпотом спрашивает он. – Маленькая гостиница в тихом месте, маленькие мальчики с хорошенькими лицами, но без передних зубов…
Через силу сглатываю вязкий ком. Во рту горчит. Страшно хочется курить. Положена ли мне сигарета перед казнью?
– Я видел, как вскрывают трупы в морге медакадемии, – продолжаю, – на войне я видел разорванные тела своих товарищей. И штопал тех, кто был ещё жив, по локоть в их крови, кишках и блевотине. Но ничего омерзительнее похотливого взгляда того постояльца в жизни не встречал. Вот тогда-то я всё понял…
– Что… Что он с тобой сделал?
Смотрю на деда исподлобья, чувствую, как начинает знобить. Чёртова вода продолжает капать мне на плечо, но я не могу отодвинуться: уже врос в пол. Готов променять половину оставшейся жизни на пару глубоких затяжек.
– Не он, – голос предательски осип до беспомощного шёпота, – я.
Глаза старика удивлённо расширяются, того гляди выпадут из орбит.
– Он не отступал и не позволял мне сбежать. Он не оставил мне выбора… Я защищался и не рассчитал, что канделябр окажется слишком тяжёлым для его хрупкого черепа.
***
Вспоминая тот вечер, я не могу отделаться от мысли, что всё было подстроено, и мне специально подсунули проблемного клиента. Во всяком случае, его смерть Коронеля не удивила.
– Значит так, парень, – сказал он, вытирая пальцы белым платком, – от этой работы, как я понимаю, ты отказываешься, а полотёры мне здесь не нужны. Поэтому вот моё предложение: ты останешься здесь, будешь помогать по хозяйству, как на прошлой неделе. Мы тут всё приберём, я найду тебе учителя, и осенью поступишь в свою медакадемию. Я даже согласен оплачивать твою учёбу. А в благодарность наймёшься санитаром в сотлистонскую психушку. Там пациентам дают отличные пилюли, которые в малых дозах очень любят некоторые наши постояльцы. Ты будешь приносить эти таблетки мне.
– А если откажусь?
– Что ж… – Коронель сделал вид, что задумался, – пожалуй, это твоя единственная возможность выйти из этой комнаты живым. Подумай ещё раз.
***
– Ты сбежал оттуда?
Невольно вздрагиваю: успел забыть, что рядом сидит, почти не дыша, старик в сутане.
– Нет. Я остался.
– Почему?
Священник потрясён. Уж не подумал ли, что я согласился стать одним из тех мальчиков?
– Потому что! Коронель предложил мне сделку: репетитора и оплату учёбы в медакадемии за то, что я стану для него воровать лекарства из больницы, в которую должен был устроиться на работу. Я согласился. Решил, что до осени – рукой подать, а там я буду жить в общежитии и не увижу того, что здесь происходит, этих мальчиков… Всё забуду. А стащить успокоительные пилюли – невысокая плата за обучение и сокрытие убийства.
– Забыл?
Ответ он знает. Но в голосе старика я не слышу осуждения: слово своё держит. Его желание разделить мою боль, взять на себя хотя бы её часть почти зримо. Но толку-то!
Я умолкаю. Всё. Больше мне ему сказать нечего. Закрываю глаза, и перед ними встают молчаливые, покорные Коронелевские мальчики. Рыдающий Дженни, которого рвёт в туалете. И его затравленный, полный ненависти и отвращения взгляд, когда я, пытаясь утешить, кладу ладонь ему на спину.
