Земля Злого Духа - Посняков Андрей (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Никто не обращал внимания на его причитания: блеск золотого идола, огонь наживы, сейчас затмевал все.
– Вот что, Яким, – деятельно распоряжался Иван. – Давай собирай всех наших на круг – решим, что да как.
– Да, атамане, не сомневайся – все до единого согласны будут! Чем невесть что невесть где искать… здесь-то пути ясные.
– Да уж ясные, – косясь на уходящего прочь Маюни, атаман потрогал шрам. – Все на север, вниз по реке. В пути и перезимуем, а по весне – вперед. Глядишь осенью уже и домой вернемся – не пустые, ага! Мыслю, от идола того золотишка каждому хватит.
– Ах, атамане, батько, – обычно сдержанный оруженосец прикрыл глаза рукой, – ох и заживем!
– Заживем, заживем, Якиме! – негромко захохотав, Иван потрепал отрока по плечу. – Иди, парень, действуй. Смотри только, чтоб чужие казаки не прознали, только свои… Хотя их Ермак и не отпустит. Да! Там немец один есть, Ганс Штраубе, рыжеватый такой, носатый…
– Знаю я Ганса, – ухмыльнулся Якуб. – Со Смоленска и Могилева еще. Воин добрый.
– Вот-вот… вот ему и шепни. Только чтоб другие не услыхали.
…Остяцкие сказки Маюни нынче оказались той самой каплей, что переполнила чашу… не то чтобы терпения молодого атамана, хотя и это, пожалуй, нельзя было сбрасывать со счетов – все же хотелось ощутить себя – именно себя – главным, а не ловить каждое слово Ермака да косые взгляды его воевод. В конце концов, у Ивана имелась своя личная сотня из людей, преданных ему одному и ему одному веривших. И все эти слухи о золоте в низовьях Оби-реки, давно уже доходившие до казаков от тех же проводников-вогуличей, и нынешние слова юного остяка – это все пришлось как нельзя более кстати. Уйти! Быть самому по себе, без всяких начальников, отыскать золотого идола, вернуться богатым… кстати, и девок можно будет взять с собой, своей собственной волею – ну-ка, скажи-ка кто против! Взять, да… Ну не бросать же.
Глава III
Осень 1582 г. Река Обь
Поход
Прихватив девок, отчалили раненько поутру, Ермак Тимофеевич провожать не вышел. Верно, обиделся за то, что ушли, – хотя и не должен бы, ведь Строгановы насчет Ивана предупреждали, – но, скорее, головного атамана просто сморил сон, вот и не стал выходить – всё и так обговорили заранее.
Десяток стругов Ивана были не так уж и велики – иные б и не прошли по нешироким рекам, – впрочем, места вполне хватало для самих казаков, для припасов, оружия. И для дев – полоняниц бывших – хватило, трех атаман на свой струг поместил: одну – светленькую, с волосами как лен, Онисью, другую – подружку ее, черноокую да чернобровую Катерину, ну и третьей Настю взял. Остальных по другим стругам распределил, по двое, по трое – чтоб красавицам веселей было, да строго-настрого наказал казакам не забижать девчонок, а буде кто забидит – того здесь, на берегу, и оставят, словно шпыня ненадобного. Живота не лишат, упаси Господи, просто выкинут, бросят – вот тебе и золото, вот тебе и богатство будущее, вот тебе и ватага! Как хочешь, так и выживай, по лесам скитайся, охотничай да рыбку лови. И не забывай, что вообще-то зима скоро.
Онисья с Катериной смирненько себя вели, все больше в шатре небольшом, на корме для них разбитом, сидели, а вот Настена любопытничала – прям нету мочи! Совсем девичий стыд позабыв, по всему стругу лазала, к казакам с вопросами приставала: зачем весла кормовые широкие да почему одни тюфяки-пушки медные, а другие – бронзовые да чугунные?
Иван, что уж там говорить, пояснял с охотою:
– Из чего отлили – из того отлили. Ране вообще из полосок железных клепали – те пушки разрывались быстро. К этому слову, бронзовые – надежней всего. Прежде чем разорваться, на них припухлость появится – ее-то сразу видать.
– А далеко ль пушки бьют?
– Эти – на версту с гаком.
– Ужель на версту?! – поглаживая пушечный ствол, дивилась Настя. – Это вот такое тяжеленное ядрище швыряет?
– Швыряет, а как же! – Молодой атаман улыбался, нравилось ему с этой кареглазой девчонкой общаться – спасу нет!
И то все в ватаге замечали… только сам атаман не замечал, что замечают. Не замечал… да и не старался заметить.
– А вот это что за пищали, во-он у борта, большие?
– То ручницы. Немцы их фальконетами называют… Верно, Ганс?
– Верно, йа, йа. – Переманенный из немецкой сотни наемник весело скалил зубы. – Ах, юная фрау, до чего ж ты хороша!
Девушка тем словам предерзким, в отличие от подруг своих скромниц, ничуть не смущалась и в краску не впадала – хороша, так хороша, хоть и худовата, ну да кому какие глянутся. Немчине вон понравилась… да хорошо б, ежели такие слова сам атаман сказал! Да при всех-то казаках… Может, скажет еще? Уж конечно, скажет.
– Ой, смотрите, смотрите, вон там, на бережку – куница!
Иван вскинул подзорную трубу, усмехнулся:
– Не куница, то – ласка. Проку от нее никакого: мясо жесткое, мех худой. Совсем бесполезный зверь.
– Зато красивый.
– Дай-ка трубочку, атамане…
Пройдя на корму, отец Амвросий внимательно всмотрелся в низкий, заросший густым кустарником, берег…
– А ласку-то, видать, кто-то спугнул. Ишь, унеслася.
– Вогуличи местные, – вскользь заметил Иван. – Иль остяки. Я вот, правду сказать, их и не различаю. И выглядят они одинаково, и речь похожа, и боги, считай, одни. Всякие старики-лесовики, матери – сыры земли…
– Тьфу! – Святой отче, опустив трубу, выругался. – Язычники, они язычники и есть. Дикие!
– Эй, атамане! – вдруг закричали с последнего струга. – За нами по корме лодка!
Головной струг нынче замешкался и шел предпоследним, остальные мерно махали веслами впереди. Иногда махали, а иногда так – отдыхали. Вниз-то по реке плыть – это не вверх по течению!
– Где лодка? – перегнувшись через крутой борт, Еремеев приложил ладони трубочкой к глазам. – Что-то не вижу.
– Да вон! – с соседнего струга махнули рукой. – У плеса. Там руками машут, кричат… кажись, догнать хочут.
– Слышу, что кричат… – Атаман почесал шрам и махнул рукою. – Табань! Поглядим, что там за людишки.
Казаки подняли весела, давая возможность легкой долбленой лодчонке догнать медленно несомый плавным течением струг. День стоял теплый, пасмурный, но не дождливый, сухой, с время от времени появлявшейся в светло-сером небе просинью. Обступившие берега реки леса – суровые ели, осины, лиственницы и сосны – отражались в светлых водах как в зеркале. И так же – в зеркале – отразилась спешащая лодка.
Судя по одежке – кафтаны, кольчужицы, – сидевшие в ней люди явно были из казаков, а кое-кто даже показался Ивану знакомым… вот хоть плечистый, лет сорока, здоровяк с черной окладистой бородищей… или его сотоварищ, худощавый, с мосластым простецким лицом. Еще был и третий: белобрысый, в кольчуге, его атаман не знал. А вот мосластого…
– Ты, что ль, Карасев Дрозд?
Казачина заулыбался, растянув рот до ушей – еще бы, признали!
– Язм, атамане! А это вон други мои, Лютень Кабаков да Шафиров Исфак.
– Ага, – ухмыльнулся атаман. – Белобрысый – татарин, значит.
– Наш татарин, добрый. Из строгановских.
– Вижу, что наш, – опираясь на борт, хмыкнул Еремеев и, сплюнув в воду, спросил: – Нас, что ль, догоняете?
Вся троица дружно кивнула, ответствовал же за всех Дрозд:
– Знамо, что вас, батюшка атамане.
– И зачем же? – Иван пристально всмотрелся в троицу.
Вообще-то, ему сейчас каждый казак помехой не был.
– Дак это… – Карасев схватился за шапку, словно бы собрался залихватски швырнуть ее оземь, да вовремя опомнился: вода ведь кругом! – К ватаге твоей хотим пристать.
– Я понимаю, что хотите. Вот и спрашиваю: зачем?
– За золотом, – с подкупающей простотой, не раздумывая, отозвался казак. – Про золотого поганского идола прослышали.
– От кого прослышали? – все не успокаивался атаман. – Это мои, что ли, языками почем зря мололи? Наказывал ведь…
Дрозд махнул рукой:
– Не, господине, не твои. От вогуличей слышали, да и Ермака Тимофеича слуги шептались – а им кто сказал, не ведаю.
