Бернарда - Мелан Вероника (серия книг .txt) 📗
В голове двоилось — слишком близкими казались разбросанные в далекой теперь темноте миры, слишком хорошо помнился идущий от них свет и ощущение торжества и покоя. Что теперь иллюзия — тот остров, та женщина? Дрейк… Боже, это ведь Дрейк приходил за мной.… И именно он вел назад. Чувства внезапно перекрыли способность дышать. Я едва сумела взять себя в руки, поборов желание окунуться в воспоминания, уже проламывающие изнутри запирающую их дверцу.
— Динка, тебя так здорово обнимать. Так странно… от тебя будто тепло идет.
Я улыбнулась ее голосу, ее теплым пальцам в своей ладони.
— А как же еще, мам?
— Нет, раньше я такого не замечала. Как-то по-другому…
Не нужно тебе знать деталей, родная. Не нужно… Многое поменялось.
— Тебе кажется. А где… — Внезапно я поняла, что забыла имя мужчины, живущего здесь уже не первый десяток дет. — …где отчим?
— Толька-то? Да его сосед вечером позвал, он и ушел. Пьют, наверное. Да, ну и Бог с ним. Я за тебя боялась, с ним-то нормально все…
И больше мы не говорили.
Мать радовалась, что ребенок вернулся домой здоровым и невредимым, а я тому, что снова могла побыть маленькой, уткнуться в теплое плечо, вдохнуть знакомый с детства запах кожи, завернуться в кокон любви и заботы и временно забыть обо всем на свете.
И только когда она тихонько размеренно засопела, успокоившаяся, я выскользнула из спальни, бесшумно прикрыла за собой дверь и какое-то время стояла в погруженном в темноту зале. Выключенный экран телевизора, старенький диван, полки с книгами, цветы на окне. А за окном звезды — сияющее скопление далеких миров. Больших и маленьких, далеких и близких. Со своими законами и правилами, позволяющие прожить разнообразный опыт. Главное, согласиться с правилом — забыть о могуществе…
Но я почему-то не забыла.
Лежа на узкой, до боли знакомой и привычной когда-то кровати, я почти убедила себя, что ничего не было.
Сон. Это всего лишь сон. И я — Дина Кочеткова, все еще работаю переводчиком в агентстве, ем на обед сладости, по вечерам выхожу на автобусную остановку и по пути домой мечтаю о чем-то непознанном и неизведанном. Я — обычная, как и сотни тысяч других людей, плыву по течению, размышляя, возможно ли управлять событиями собственной жизни. Перед сном читаю философские книжки, пью на кухне чай с мамой, разговариваю, грущу, смеюсь, раздумываю о том, во что одеться завтра утром и станет ли меня снова упрекать за полноту противная Татьяна…
Только все было.
Было на самом деле.
Был Нордейл, и был Дрейк. Была война, свой отряд, чужие солдаты, пули и была смерть. Не чужая, моя собственная. Я помнила, как смотрела в их лица, стоя посреди той комнаты, в углах которой светились синие столбики, помнила, как прощалась с ними, укрытыми сияющей сферой-щитом. Помнила даже взрыв.
А теперь я вернулась.
Та же или другая?
Никто не возвращается тем же самым, даже выходя за пределы собственной квартиры, чтобы купить в близлежащем магазине пачку чая. Мы всегда возвращаемся новыми, другими. Только не замечаем этого.
Подспудно казалось, что на кровать вот-вот запрыгнет кот Миша, поставит тяжелые лапы на грудь, уляжется и замурчит. Миша… Он остался там, куда я еще вернусь. Там остались слишком многие — Баал, Аарон, Халк, Дэлл… все они. Родная Клэр, смешарики, ставший вторым домом особняк.
Там остался Дрейк.
Что же он сделал для того, чтобы я теперь могла снова лежать на кровати, смотреть в потолок и слушать, как за окном шумит мир? Через что он прошел, чтобы вернуть меня из того странного места, заполненного сиянием и пустотой?
По двору проехал автомобиль, высветились на потолке широкие полосы. Миша на кровать все не запрыгивал. От этого становилось грустно.
Чаша весов склонилась, он изменил ее. Теперь ты в рядах Сильных, но и слабым захочется твоего тепла.
Теперь я знала, что имела в виду та сущность, которая посетила меня на ночном острове. Способность включать и выключать мирно дремавшую внутри силу — настоящую Силу, можно было желанием мысли, и то был подарок Гости.
Я медленно подняла руки и посмотрела на них — они светились в темноте. По клеткам текла энергия — моя собственная, Дрейка и кого-то еще, но она спадала на нет, стоило лишь захотеть, и в такие моменты я становилась совершенно обычной, той самой, не отличающейся от сотен тысяч других.
Нет, мне не было жаль себя. Люди умирают постоянно, ежедневно, люди боятся этого больше, чем чего-либо другого, и боятся лишь потому, что не знают — можно проиграть здесь, в конкретном месте, но умереть нельзя. Можно просто уйти туда, куда уйдут и другие, чтобы вновь обрести друг друга.
И, все же, терять физическую оболочку больно. И противно. Какая бы она ни была, мы привыкаем к ней, любим ее, иногда пытаемся изменить, иногда любуемся ее отражением в зеркале, но она всегда — часть нас. Любимая, родная часть.
И в тот день было больно.
Отвернувшись к стенке, я заплакала. Не от жалости, скорее, от переизбытка мыслей и эмоций, от внезапно вскрывшихся в том Коридоре пластов памяти, от переизбытка знаний. Пусть иногда я побуду обычной, без особенных способностей — простой маленькой уставшей девчонкой, не скрывающей слабостей.
Пусть иногда я побуду собой.
Они съели трехдневный запас ягод и уплели два ананаса, прежде чем уснули. Вповалку, друг на друге, приоткрыв маленькие ротики и посапывая. Клэр никогда раньше не слышала, чтобы Фурии посапывали во сне, она и спящими-то их видела крайне редко.
Весь вечер она кружила Огонька на руках и то и дело подходила к Мише, чтобы погладить исхудавшего за время ожидания кота.
— Она вернется, Михайло, ты не зря ждал. Ты умный кот.
Когда Дрейк позвонил в дверь и передал корзину, Клэр побоялась спросить его о новостях, боялась вновь услышать болезненные слова и в который раз лишиться надежды. Но когда Фурии накинулись на еду, она не удержалась и задала им долго сдерживаемый вопрос, на который получила от перемазанных соком мордочек односложный ответ «Дальон» и тут же опасливо схватилась за висящую на шее теплую цепочку.
Неужели?…
Решилась не сразу, боялась, что снова наткнется взглядом на ненавистную серую мглу, кружащую в центре кулона, но вспыхнувшая надежда уже не желала угаснуть даже под родившемся вместе с ней страхом.
И тогда Клэр решилась, раскрыла сердечко и позвала Дину.
И увидела ее. Увидела знакомое розовое лицо в обрамлении русых волос и увидела серо-голубые глаза.
Ооо! Она танцевала по дому. Кружила обомлевшую от такого количества внимания Ганьку, в пятый раз шерстила опустевшие полки холодильников, составляла меню, с радостью убирала в гостиной вылетевшие из картины осенние листья и строила планы на завтрашний день. Завтра утром Клэр встанет, приведет себя в порядок, а потом вычистит, нет, вылижет каждый уголок этого дома.
Хозяйка возвращается!
Это был хороший вечер. И спокойная ночь. Клэр погасила свет в спальне, забралась в мягкую постель и впервые за эти дни Ганькина шерсть к утру не вымокла от слез.
Он устал. Он был счастлив. Он пил. Он боялся, что она не вернется.
Нет, конечно, вернется в этот мир, но вернется ли к нему? Что скажет после осознания того, через что прошла по его вине?
И все же сердце колотилось боязливо и восторженно, как у подростка.
Дрейк налил себе еще вина (он никак не мог поверить, что видит не набивший оскомину яркий свет лабораторных ламп, а мягкую полутьму собственной гостиной) и растянулся в кресле с бокалом в руке.
Ди.
Он тянулся к ней, едва удерживался от того, чтобы не прыгнуть следом, но понимал, что еще не время и что должен отдохнуть сам. Силы на исходе, развоплощение — сложный процесс. А что, если решение о воссоздании Фурий из ДНК никогда не было бы принято? О таком нельзя было даже подумать…
Хуже всего, что Дрейк, несмотря на усталость, вдруг почувствовал крайнюю степень физического возбуждения и даже зарычал от возникшего в паху непривычного ощущения. Положил руку на причиняющее дискомфорт место, легонько сжал его, медленно втянул и выпустил из легких воздух.
