Арчибальд Малмезон (ЛП) - Готорн Джулиан (читать книги регистрация txt) 📗
- То есть, ты хочешь сказать, что ты мне не жена, Кейт? - спросил мальчик, побледнев.
- Ни твоя, ни чья-либо еще, мистер Арчибальд.
- Кейт! - страстно воскликнул он, и кровь бросилась ему в лицо, - берегись! Ты не сможешь быть ничьей женой, кроме как моей! И я не вижу разницы между женитьбой с кузнецом и фатой и без них. Любой, кто осмелится назвать себя твоим женихом, умрет! Я умею обращаться со шпагой, да и с пистолетом тоже!
- О, Арчи, какой же ты злой! Как ты жесток со мной, хотя знаешь, что я никогда не смогу полюбить никого, кроме тебя, даже если жестокая судьба разлучит нас хотя бы на время! - Юная леди цитировала "Эвелину", и Арчибальд прекрасно знал это, но они так привыкли применять фразы из этого произведения к своему собственному роману, что это выходило у них само собой.
- Но скажи, что ты, наконец, станешь моей! - воскликнул Арчибальд, продолжая сцену со всей возможной серьезностью.
- Нет, милорд, вам не следует так давить на меня... О нет, вы не должны делать этого, Арчи... В книге сказано, что лорд Орвилл только целует ей руку...
- Я не лорд Орвилл, и я буду целовать тебя так, как захочу, и мне плевать на книгу, когда я испытываю то, что испытываю сейчас! Я думаю только о тебе!
- Браво, молодой человек! Именно так и надо с ними разговаривать! - воскликнул доктор Роллинсон, который подслушал весь этот разговор и теперь явился всей своей полной фигурой, с подагрой и грубым смешком. - Книги хороши для лицедейства, но когда все по-серьезному, пользуйтесь своим собственным языком. - И он одобрительно похлопал мальчика по плечу. - Да, да, она тут же выйдет за тебя замуж, как только увидит, что ты строишь глазки какой-нибудь другой красавице! Только не говори, что их не существует; ты можешь отправиться куда угодно и сам убедиться, что это не так! - Таковы были циничные слова, которые этот человек не постеснялся произнести на ухо своему юному другу; после этого он, посмеиваясь, куда-то увел его, оставив мисс Баттлдаун в легком недоумении. Доктору казалось, что он прекрасно знает женщин. И если это было так, он был очень знающим человеком!
IV
Малмезон Хаус несколько лет назад был частично разрушен пожаром, а два года спустя часть, оставшаяся неповрежденной, была снесена, чтобы освободить место для предполагавшейся ветки Лондонской и Южно-береговой железной дороги. Ветка до сих пор так и не построена, а на месте почтенного здания остались лишь несколько куч поросшего травой мусора. Но в то время, о котором идет речь, это была внушительная громада серого камня, стоявшая на небольшом возвышении, с лужайкой перед ней и множеством окружавших ее больших деревьев. Центральная часть здания и правое крыло были построены во времена Елизаветы; левое крыло было построено сэром Кристофером Реном или кем-нибудь из архитекторов его школы и, хотя внешне соответствовало остальной части здания, внутри было просторным и более современным. Стены старой части достигали в толщину более четырех футов, и даже перегородки между комнатами представляли собой два фута прочной каменной кладки. Многие комнаты были увешаны гобеленами; при сносе дома были обнаружены несколько потайных ходов, выдолбленных в стенах, ведущих из комнаты в комнату, и скрытых раздвижными панелями. Здание состояло из двух этажей и чердака; неровный коридор на первом этаже, плохо освещенный, а местами совершенно темный, тянулся от центра в правое крыло.
В конце правого крыла располагалась восточная комната, о которой уже упоминалось. Первоначально в нее можно было попасть только через большую смежную комнату, в которую, опять же, вел только темный коридор. Таково было положение вещей во время знаменитого таинственного исчезновения сэра Чарльза Малмезона в 1745 году. Но в начале нынешнего столетия в наружной стене была сделана дверь, выходившая на крытую каменную лестницу, спускавшуюся во двор. Таким образом, комната стала обособленной, так сказать, от остального дома. Живущий в комнате мог запереть дверь, соединяющую его комнату с соседней, и входить и выходить через другую, когда ему заблагорассудится. Что касается двора, то часть его раньше служила конюшней с стойлами для трех лошадей; теперь они были перенесены в другую часть особняка, хотя сама конюшня, конечно, осталась; через нее нужно было пройти, чтобы попасть на крытую лестницу.
Можно вспомнить, что Арчибальд, в "период усыпления", проявлял сильное, хотя и совершенно иррациональное отвращение к этой восточной комнате. Возможно, там имелось нечто, недоступное восприятию обычных, здоровых чувств. Как бы то ни было, впоследствии он преодолел это отвращение, и на двенадцатом году жизни (на третьем, как сказал бы сэр Кларенс), поселился там и не допускал в нее никаких "женщин", разве что в качестве особой милости. В те дни, когда люди были в большей или меньшей степени подвержены влиянию суеверий, далеко не каждый мальчишка мог бы наслаждаться ощущением, что проводит ночи в столь уединенной обстановке, ибо правое крыло на этом этаже пустовало почти полностью. Но Арчибальд, по-видимому, был совершенно свободен от боязни как естественного, так и сверхъестественного. Он собрал все свои мальчишеские драгоценности - ружье, шпагу, удочки и хлысты для верховой езды, и разместил их на стенах. Он смел паутину с окон и потолка, выкинул кучу всякого хлама, скопившегося в комнате за последние полвека, притащил несколько удобных стульев с высокими спинками и старых столов, повесил книжную полку с "Искусным рыболовом" Уолтона, "Диалогами дьяволов", "Арабскими ночами", "Эвелиной" мисс Берни и другими, столь же модными и остроумными произведениями, и развел огонь в камине, придав комнате даже более уютный вид, чем это можно было ожидать. Сама комната была длинной, узкой, со сравнительно низким потолком; решетчатые окна на несколько футов вдавались в массивные стены; большие коричнево-зеленые и желтые гобелены, не выцветшие за два с лишним столетия своего существования, по-прежнему дисгармонировали с современными обоями; в рамке над камином висел портрет баронета-якобинца сэра Годфри Неллера. Это был поясной портрет; баронет был изображен в офицерской форме, одной рукой прижимающим к груди рукоять меча, а указательный палец другой был направлен вниз, как бы намекая: "Теперь я там!" Камин, следует заметить, был устроен на противоположной окну стороне комнаты, то есть, в одной из перегородок. А что было по другую сторону этой перегородки?
Небольшой зал, выходивший в коридор - он располагался под прямым углом к восточной комнате, вдоль южной передней части крыла. И это был не коридор, хотя он и тянулся на некоторое расстояние параллельно восточной комнате и имел дверь с восточной стороны. Дверь эта вела в темный чулан, размером с обычную комнату, служивший вместилищем для мусора. Значит, темный чулан примыкал к восточной комнате по другую сторону перегородки? Вовсе нет. Если бы в стене чулана было открыто окно, то оно смотрело бы - не в комнату Арчибальда, а в узкий глухой дворик или колодец, целиком заключенный между четырьмя каменными стенами, служивший непонятно какой цели, разве что являлся некой неуклюжей архитектурной деталью. Не было ни малейшей возможности проникнуть в этот колодец или хотя бы заглянуть в него, если бы только кто-то не попытался забраться на крышу дома. О его существовании стало известно только из слов случайных рабочих, занятых обновлением черепицы или починкой обветшалой трубы. Подробный осмотр здания, конечно, сразу же выявил бы его наличие, но, насколько известно, такого осмотра никогда не производилось. Он выявил бы также и то, о чем никто не подозревал, но что, тем не менее, имело важное значение, а именно: что глухой двор или колодец был, по крайней мере, на пятнадцать футов короче и на двадцать пять футов уже, чем следовало бы!
