Мертвая тишина - Соболева Ульяна "ramzena" (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Закрыл глаза, делая глубокий вдох и понимая, что снова не могу. Будто сразу несколько осколков в легких застряли и не дают дышать. Я столько раз представлял, как убью его сам, что ни разу не подумал о том, что будет так больно услышать о его смерти. О том, что его больше нет. О том, что не посмотрит другими глазами. Без того презрения во взгляде, которым замораживал, заставляя вскипать от ненависти. И даже если смотрел, то я этого не помню. Дьявол! Не помню, как впервые обнял, как впервые сыном назвал. Ведь это всё должно было быть! Даже у такой твари, как я.
Повёл плечом, пытаясь сбросить ее руку, и когда она убрала её, снова закрыл глаза, собираясь с мыслями.
Я так часто называл его отцом в своих мыслях. Но каждый раз, когда хотел сказать об этом ему в лицо, понимал, что время еще не наступило. А теперь оно ушло безвозвратно. И он тоже ушел безвозвратно. Какими словами я прощался с ним? Что последнее я сказал ему перед смертью? Почему, чёрт побери, я не помню ничего!
Я на какое - то мгновение забыл о том, что Марианна по-прежнему была в кабинете. Я просто смотрел перед собой, пытаясь воссоздать образ отца перед глазами. Представить, каким он был с тем, с другим Ником. Но тщетно. Ничего, кроме очередной волны головной боли, и я сжимаю пальцами виски, мечтая поймать эту боль в черепе за хвост и вытащить её, выкинуть в окно, потому что эта тварь распространяется уже по всему телу. Столько лет самобичевания и ярости, ненависти лютой к нему…И всё зря. Зачем? Сколько лет я пробыл его сыном, а он моим отцом? Так ничтожно мало по меркам бессмертного. Катастрофически много времени упущено впустую. Времени, которое нельзя повернуть вспять. Даже если я вспомню…его…почувствую ли я то, что чувствовал рядом с ним?
- А Влад? Расскажи о нём, - замолчал, чувствуя, как пересыхает в горле от дикого желания опрокинуть в себя всю бутылку виски, - о нас с ним.
Схватил бутылку и приложился к горлышку, удовлетворённо зарычав, когда виски горло обжёг.
***
Я не смогла сдержать слез, когда он сбросил мою руку, а я погрузилась в океан отчаянья в его глазах. Давно, много лет назад я не была с ним в эту минуту. Когда Ник узнал о смерти Самуила, то меня в этот момент ненавидел такой лютой ненавистью, что даже сейчас я содрогнулась, вспоминая об этом.
Захлебнулась его болью, так невыносимо видеть ее в его глазах, что у меня сердце сжалось, и я почувствовала, как по щекам потекли слезы. Мой сильный мужчина пытается справиться с ударом один, держит его неимоверным усилием воли, а я слышу, как у него внутри все на части разрывается.
Можно сколько угодно кричать о ненависти или о любви, но если она не живет в ваших глазах, то ее нет и в вашем сердце. В его глазах не было любви ко мне, но в них отразилась отчаянная любовь к отцу. Та, самая, которую Николас Мокану привык скрывать за масками презрения и злобным оскалом кровожадного монстра. Но только я знала, что он чувствовал на самом деле. Если бы презирал отца так, как говорил, разве не убил бы? А он не смог. Он рядом всегда быть хотел. Хотя бы так.
Отворачивается, пьет виски и не смотрит на меня... чтоб не видела, чтоб не поняла. Прячет себя от меня, и от этого больно втройне.
Резко вцепилась в воротник его рубашки, разворачивая к себе, наклоняясь к нему.
- Ты отомстил за него. Слышишь? Посмотри на меня, любимый, - слова срываются сами с губ...потому что невозможно себя контролировать, когда боль становится общей, а у нас с ним она всегда общая, - ты отомстил за каждую каплю его крови. Жутко и люто отомстил.
Обхватила ладонями его лицо, всматриваясь в почерневшие от горя глаза и сама поцеловала в губы, в скулы, в глаза. Быстро, хаотично, размазывая свои слезы по его колючим щекам, касаясь губами длинных ресниц, висков с бешено пульсирующими от напряжения венами.
***
Притянул ее к себе на колени и впился в губы, жадно, зло. Стереть хочу с них её слова о смерти. Вот только они всё еще в ушах отдаются. Прижимаю к себе, слыша, как эхом в голове её "любимый" бьётся. Успокаивает, мать вашу. Позволяет сделать наконец очередной вдох.
Оторвался от неё, внимательно глядя на опухшие губы, на глаза её, потемневшие, с поволокой. Знает, как успокоить, как в себя вернуть, вытаскивает из болота, в которое известие о Самуиле окунуло. Вытаскивает так, будто не впервой меня тащит на поверхность, не позволяя зловонной жижей захлебнуться. Провожу пальцами по её щеке.
- Кто ты такая, Марианна Мокану, что знаешь меня лучше меня самого?
***
Поцелуи горько-соленые. Алчные и дико отчаянные. Позволяю терзать свои губы жадно и яростно, а сама в ответ лихорадочно глажу его волосы, зарываясь в них пальцами, прижимаясь к нему всем телом. Пусть забудет обо всем. Пусть растворится во мне, если это принесет облегчение. Пусть отдаст мне свою ярость и боль. Выплеснет её самым естественным образом.
Когда спросил, показалось, что сердце остановилось. Посмотрела на него и всхлипнула - в глазах его нет этого адского льда, а меня лихорадить начинает от осознания, что иначе смотрит сейчас, и от прикосновения пальцев к щеке по телу ворох мурашек россыпью, как искрами. Осторожно касается, словно изучает.... А я его сквозь слезы вижу, и мне хочется закричать, громко закричать, что я его малышка, его женщина. Я – это он сам, а он – это я.
Прибита к нему гвоздями ржавыми от высохшей крови, распятая на нем, как на кресте, пригорела на тех лучах, под которыми он сжег себя ради меня, примерзла в том лесу, где убивал нас обоих. И не отодрать меня от него – намертво вросла, мясом и костями. Если попытаться, я кровью истеку.
- Я тебя не знаю..., - перехватила руку и прижалась губами, целуя пальцы. Задохнулась, увидев на них рваные жуткие свежие шрамы. На каждом из них и на ладони, на запястье. Внутри все похолодело и саму пронизало болью невыносимой – я знала, что это за шрамы. Я поняла. Его всё же кромсали на части проклятым хрустальным мечом. Наживую. Вот почему нашли ДНК. Потому что его изрезали, и эти пальцы…как долго они заживали и все еще не зажили? Шрамы багровые, воспаленные болят еще, наверняка.
Закрыла глаза, целуя их снова, тяжело дыша и задыхаясь от слез. Господи, какая разница, что он помнит? Какая разница, какой он теперь? Он же вернулся ко мне. Живой. Воскрес для меня. Как же все остальное не важно.
- Нет...я тебя чувствую, понимаешь?
Привлекла к себе и сильно обняла за шею, ощущая, как зарывается лицом в мои волосы, шумно втягивая их запах, как делал это всегда раньше.
***
Не понимаю. Ни хрена не понимаю. Смотрю в твои глаза, слышу, как сердце твоё бьётся, отбивает аккорды бешеные так, будто сломается сейчас само или из груди твоей выскочит, и мне поймать его хочется ладонями. Не позволить разбиться, чтобы так же продолжало по мне стучать. Я каким-то долбаным шестым чувством ощущаю – для меня и по мне оно бьётся. И даже если это иллюзия, мне так сладко в неё сейчас смотреться.
Не понимаю. Но хочу понять. До трясучки хочу. До боли в пальцах, которыми стискиваю тебя, вжимая в себя. До зубовного скрежета, пока выцеловываю твою шею, пьянея от запаха волос и вкуса кожи.
- Кажется, у меня появился любимый аромат, - шепотом ей на ухо, прикусывая мочку, свободной рукой сжимая упругую грудь. Она громко застонала, и я сорвался. Хочу её. Хочу сильнее, чем вчера, когда просто красивую женщину трахнуть хотел. Когда похоть чистая взыграла. А сейчас она смешивается с интересом, с неистовым желанием в неё глубже погрузиться – не в тело, а в самую её суть, чтобы понять для себя. Почему моя боль на её лице отражается? Почему смотрит на меня, а мне кажется – не глядит, а читает, зная каждую букву, каждую точку.
Рывком со стула поднялся и на стол её спиной опрокинул, устроился между её ногами, задрав юбку и сильно сжав ладонями её руки, на какое-то бесконечное мгновение утонув в её полупьяном взгляде.