Соколиный замок - Хит Моника (бесплатные версии книг TXT) 📗
– Коном звали отца Шейна и Шейны? – спросила я.
– Старый Шейн цеплялся за древние имена. Всю свою семью он назвал в честь давным-давно живших О'Нилов, – сказал Вулф. – Он был одержим страстью, навязчивой идеей изучить древние легенды и вернуть их к жизни. – Вулф умолк. – Да, Кон был отцом Шейна и Шейны. Он обладал необузданным нравом, и, возможно, Шейна унаследовала свои наклонности от него. Она подражала своему отцу, открыто не повинуясь старому Шейну. Когда у Кона родились близнецы, он не отказался от разгульной жизни, а заодно от ссор со стариком. Отец Рой и Хью – Мэтью – старался быть примерным сыном. Тем не менее старый Шейн был намерен оставить Соколиный замок Кону и его потомкам – Шейну и Шейне.
– Если старый Шейн сделался таким ярым поборником добродетели, почему он предпочел Кона Мэтью? – спросила я, чувствуя, что к этой истории меня влечет нечто большее, чем праздное любопытство.
– Потому что Мэтью был незаконнорожденным, – объяснил мне Вулф. – Старый Шейн позаботился о том, чтобы Мэтью и его семья – Нора, Хью и Рой – имели крышу над головой до тех пор, пока они живут в Соколином замке. Но далее его забота о них не простиралась. Только законнорожденные и безгрешные О'Нилы имеют право наследования. Старый Шейн специально оговорил это в завещании. Ни один из О'Нилов, чей отец был незаконнорожденным, не может наследовать Соколиный замок. Раньше О'Нилы имели репутацию распутников, и, похоже, старый Шейн был намерен положить этому конец. Даже на Шейну распространялась эта установка. Она унаследовала половину Соколиного замка после смерти старого Шейна – он, между прочим, пережил обоих сыновей – Кона и Мэтью. Если бы у Шейны появился ребенок вне законного брака, то доля ее наследства автоматически переходила к Шейну. И, конечно, окажись Шейн отцом незаконнорожденного ребенка, его доля должна была перейти к Шейне. В случае если бы они оба пошли по кривой дорожке, тогда имение возвратилось бы к незаконной ветви семьи – к Хью – последнему представителю династии по мужской линии. А в качестве приложения он унаследует пункт завещания, установленный старым Шейном.
– Если Шейна обнаружила, что беременна, она могла выйти замуж, ликвидировав оговорку старого Шейна, – резонно возразила я. – Мне кажется, любой молодой человек, у которого была связь с ней, был бы просто счастлив узаконить ребенка Шейны. Учитывая, что она была богатой молодой женщиной.
– Старый Шейн подумал об этом, – объяснил Вулф. – Ребенок Шейны должен был родиться не ранее, чем через девять месяцев после заключения брака, только в этом случае она могла унаследовать свою долю Соколиного замка. То же самое относится к Шейну. – Вулф усмехнулся. – Я говорил вам, что он старый подонок.
– Не думаю, что мне нравится дед О'Нил, – согласилась я. – Он кажется бессердечным. Но это не означает, что я приветствую свободу нравов. Люди имеют право на свои ошибки.
– Старый Шейн считал, что облагодетельствовал этих ребят, став их совестью. Он знал, какой хочет видеть их жизнь. Имея ужасное пристрастие к прошлому, он тратил значительную часть своего времени на добывание фактов о семействе О'Нил. Раза два он путешествовал по Ирландии и вывез оттуда те старые семейные реликвии, которые сумел разыскать, чтобы создать здесь соответствующую атмосферу. Полагаю, вас ознакомили с кровавым камнем, который, по легенде, источает капли крови при малейшем намеке на смерть.
Я кивнула, вспомнив близкое знакомство с тем странным камнем и капли крови Шейна, ярко сверкавшие на его гладкой поверхности. Не мою ли смерть они предрекали? Меня пронизала дрожь.
– Я познакомилась с Шейном в Ирландии, – объяснила я. – Он рассказывал мне о семействе О'Нил, пока мы были там.
Вулф удивленно посмотрел на меня, в его глазах блестело явное любопытство.
– Я не знал об этом, – сказал он.
– Мы провели вместе значительную часть времени, – призналась я. – Наши отношения были как у брата и сестры. Шейн хотел, чтобы это было так.
Вулф кивнул, и я поняла, что он думает об условии завещания старого Шейна.
– Я и сама хотела того же, конечно, – продолжала я. – Я не смогла бы путешествовать с ним, если бы наши отношения были другими. Я не… не такая, как Шейна, – добавила я невыразительно.
Затем я продолжила рассказ, стараясь объяснить ему суть своих отношений с Шейном О'Нилом.
– Наша привязанность друг к другу не имеет физического характера. Кроме того, мы так поразительно похожи друг на друга. Наверное, я бы потянулась к любому человеку, у которого были бы мои черты лица, в силу одного только эгоизма. Шейн также, я полагаю. Я на самом деле почувствовала, что вполне могла бы быть его настоящей сестрой, Шейной, хотя я еще не знала о ней. Только сейчас я с ужасом поняла, насколько неустойчива моя собственная индивидуальность. Как будто с тех пор, как встретила Шейна, я не вполне уверена, кто я такая. Он сильный и властный. Именно таким я представляла себе Шейна Гордого.
– Старый Шейн забил внуку голову великими идеями, внушая ему гордость за своих предков. Он хотел, чтобы Шейн продолжил древние семейные традиции. Боюсь, для наших дней это не слишком практично, хотя Шейн достаточно сложная личность, чтобы слепо исполнять указания деда. Он представляет тип человека, которого люди обожают и ненавидят одновременно. Их влечет к нему этот парадокс его характера: то он ласковый и нежный, то холодный и надменный, как Шейн Гордый. – Вулф покачал головой, на его выразительных губах играла любящая, снисходительная улыбка.
Значит, Вулф тоже считает, что Шейн не совсем нормален? Неужели старик исковеркал души близнецов своей маниакальной одержимостью и завещательным отказом в недвижимости по нравственным принципам?
Когда Вулф покинул меня, я задумалась над тем, где же найти ответы па вопросы, терзающие мой разум. Кто и почему отобрал у меня фотографию моей матери? Я не была уверена, что меня обрадует известие о принадлежности моей матери к этой странной семье из Соколиного замка. Я почти готова была забыть о своем страшном открытии после того, как фотография пропала. Почти, но не совсем.
На следующий день пришло письмо от Сью Багли. В нем она рассказала мне, что дом бабушки Мэри был взломан и ограблен. Я не могла не почувствовать, что найденная мною фотография матери каким-то образом связана с этим событием.
«Все это очень странно, – прочитала я в письме Сью, – но я не обнаружила никакой пропажи. Воры – кем бы они ни были – сосредоточили свои поиски на чердаке и устроили там страшный погром. Содержимое многочисленных сундуков твоей бабушки разбросано повсюду. Я не знала, что человек по имени Уэнделл Л. Уилки баллотировался на пост президента против Рузвельта в 1940 году, а ты знала? Я обнаружила это, когда пыталась привести в порядок старые политические документы твоего отца. К счастью – и ты поблагодаришь меня за это, Касси, – у меня было какое-то предчувствие: всего за несколько дней до взлома я увезла тот особый сундук, в котором хранились драгоценности и старая Библия. Поскольку все вокруг с ума сходят по антиквариату, мне пришло в голову, что за эти старые вещички в их нынешнем виде ты сможешь получить приличные деньги. Теперь я вижу, что была права, забрав эти вещи к себе. Без сомнения, грабители искали добычу такого рода и достаточно ценные и некрупные предметы антиквариата – чтобы унести их под пальто».
В письме не упоминалось о фотографии моей матери. Впрочем, Сью Багли не представляла, какое она может иметь значение.
Я отложила в сторону ее письмо, у меня сложилась своя теория об этом ограблении. Так, кто забрал фотографию моей матери, которую я нашла в мезонине, мог с неменьшим усердием искать и другие улики, свидетельствующие о моей связи с семейством О'Нил.
Все в доме знали, что я приехала из Сан-Франциско. В телефонном справочнике можно было найти мое имя и адрес, а отыскать дом бабушки Мэри не составляло труда.
В первый раз я призналась себе, что вполне реально могу находиться в родственных отношениях с Шейном. Более того, мне казалось вполне вероятным, что неукротимая кровь О'Нилов бежала в моих заторможенных венах.
