Нижние Земли (СИ) - Храбрых Римма (лучшие книги онлайн txt) 📗
Суета и гомон недалеко – в нескольких домах – от кафе привлекли внимание Свена. Он поднялся и пошел на звук, не столько заинтересованный, сколько потому как не видел смысла сидеть дальше. Ему не нравилось такое количество людей – нет, он не хотел их растерзать, но иногда проскальзывали гурманские мысли. Не из кровожадности, а из желания побыть одному.
Ничего страшного не случилось. Просто автомобиль заезжего политика, которого нелегкая занесла в Боснию, наскочил на тротуар и теперь пытался выехать из этой западни. Люди почтительно расступились, один из пассажиров что-то кричал по-немецки, водитель вяло огрызался. Немецкий был очень похож на родной язык Свена, но он даже не пытался прислушиваться – это его не волновало. Только волчий запах, исходящий от этой машины, смутно будоражил сознание. Видимо, австрийский политик подхватил новомодную заразу в своих заокеанских путешествиях.
Свен покачал головой – на что становится похожа старушка-Европа?
Молодая боснийка окликнула его на своем странном языке, протянула корзину со слегка завядшими на густой восточной жаре цветами, видимо, предложив купить. Свен нахмурился, покачал головой и продолжил свой путь. Но уйти далеко не удалось: на этот раз он столкнулся с молодым человеком, который вышел из бакалейной лавки, что-то жуя.
– Да что такое, – мрачно буркнул себе под нос Свен, уступая дорогу юнцу.
В нос ударил густой запах грязи и крови. Свен поднял голову как раз вовремя, чтобы заметить, что парень, до того пялившийся на него из-под спутанной занавеси грязных волос, быстро отвел взгляд и увидел аварию на тротуаре.
Но уже не это волновало Свена. Он оступился и остался стоять, мешая людям пройти. То, что он увидел, повергло его в такой шок, какой он не испытывал, пожалуй, с момента своей смерти.
Парень, с которым его только что столкнула судьба, был, безусловно, вампиром. Об этом в первую очередь говорило то, как интеллигентно он жевал кусок свежего мяса, явно украденного из лавки. Но разве встреча с вампиром могла удивить Свена? Вряд ли. Он видел кое-что другое, и это его очень пугало.
Свен видел осунувшееся бледное лицо парнишки – и вместе с тем это было уже не лицо. Черная воронка, уходящая внутрь себя, будто затягивала все, что находилось вокруг молодого боснийца. В этом уроборосе мелькали лица, плескались, Свен мог поклясться, эмоции, и это не сулило совершенно ничего хорошего.
Свен видел такое впервые, но уже сейчас понимал, что это что-то очень и очень плохое.
Парнишка немного оторвался от него. Выхватил из-под потертого пиджака пистолет и выстрелил дважды. Свен потянул носом потяжелевший от крови воздух и сделал еще несколько шагов, чтобы видеть, что происходит. Женщина в светлом дорогом платье, на котором расползалось алое пятно, перегнулась через борт машины, и ее поспешно укладывали на заднее сидение. Мужчина с залихватскими усами откинулся на спинку сиденья и хрипел, зажимая руками рану в горле, заливающую белый мундир горячей кровью.
У Свена мелко затряслись руки. Водитель рванулся, автомобиль зарычал, соскочил с тротуара и, едва не передавив толпу, рванулся прочь.
На молодого вампира тут же обрушились прохожие. Он бы успел сбежать, но его вырвало прямо на мостовую, и когда он поднял голову, наказания было уже не избежать. Парень дернулся, пытаясь застрелиться из браунинга, который все еще крепко сжимал в руке, но спустя мгновение его рука обвисла плетью. Пистолет упал, загрохотал по битым камням и скользнул под ноги к Свену. Он оттолкнул его в сторону – и это все, что он мог сделать для незнакомого преступника.
Его избивали с хладнокровием и возбуждением неумелых линчевателей. Толпа обрушилась на парнишку с удвоенной силой, стоило мостовой окропиться его черной кровью. Убийца, да еще и вампир – у него не было ни малейшего шанса на долгую и счастливую жизнь.
Когда полицейские, вдоволь насладившись представлением, разогнали разошедшихся людей и подняли парня на руки, тот не подавал признаков жизни, если так можно сказать о вампире. Конечно, от таких травм вампир бы не умер, но по тому, как небрежно его несли, чтобы наверняка кинуть в вонючую камеру, оставшуюся в османское наследие, можно было понять: ему осталось недолго.
Глядя на безжизненно свесившуюся из полицейской хватки руку, сломанную в нескольких местах, Свен запустил пальцы в волосы, тщетно пытаясь постичь происходящее. Его уверенность в том, что нужно остаться, крепла с каждой минутой.
Недовольные прерванной экзекуцией люди расходились с улицы, толкая Свена под локти. Все они были ниже его на голову или две.
Если бы он знал, чем все это кончится, уехал бы прямо сейчас, не задумываясь.
Эдинбург – Монс – Марна, 1914
Раян О’Салливан потому и дослужился до старшего инспектора – несмотря на свою родословную, которая в свете событий последних десятилетий заиграла с совершенно новой, доселе неизведанной и абсолютно неприятной стороны, – что умел собачьим нюхом выловить в кипах документов, ежедневно попадающих ему на стол, крохи информации, которые после надлежащих мозговых усилий складывались в общую картинку. Именно таким образом старший инспектор О’Салливан раскрыл некоторое количество дел, с первого взгляда казавшихся безнадежными. Он вцеплялся в них с мрачной неотвратимостью добермана, но об этом сотрудники полиции, бывшие, разумеется, в курсе второй натуры своего старшего инспектора, не смели шутить ни в отделе, ни дома, ни наяву, ни во сне.
Иногда в картине, которую О’Салливан настойчиво выкапывал из-под шелухи допросов-опросов-осмотров мест происшествий, не хватало одного-единственного кусочка, то ли завершающего, то ли просто ключевого, позволяющего расставить все остальные на правильные места. И до сих пор, несмотря на весь свой опыт, он никак не мог предугадать, когда и где именно ему попадется этот самый кусочек.
С уходом Кристенсена – но в этом О’Салливан признался бы только доверенному бармену в доверенном пабе после определенного количества проверенного эля – находить такие кусочки стало несколько более затруднительно, чем раньше. И все же эта потеря не была невосполнимой, ведь не бывает незаменимых ни людей, ни вампиров, ни оборотней, ни кого бы там ни было еще – функции, которые выполняет кто-то один, всегда с той или иной долей успешности может подхватить кто-то другой. Изо дня в день, из века в век.
И, как превосходно отлаженная деталь этого вечного механизма, О’Салливан не мог не отметить одну довольно мелкую деталь в рапорте братьев Огилви. Мелкую, во-первых, потому что братья, за десять лет так и не смирившиеся с тем, что их отправляют расследовать все дела, а не только убийства нечеловеков, такие рапорты составляли спустя рукава. А во-вторых, потому что на фоне всей бессвязной болтовни подозреваемого, очень быстро ставшего обвиняемым, а потом и осужденным, она выглядела всего лишь обрамлением витиеватого бреда.
Но Раян О’Салливан дослужился до старшего инспектора как раз благодаря тому, что мог вычленить из самых неправдоподобных фактов крупицы очень важной информации.
Личные допросы Джереми Броуди не дали ему больше почти ничего. Чаще всего Джереми лежал на своей койке спиной к допрашивающим или – если его сдергивали с нее и заставляли встать – смотрел сквозь них пустым взглядом, беззвучно шевеля губами.
И все же кое-что О’Салливан смог уловить – а потом и подтвердить во время допросов других людей и нелюдей, замешанных в, казалось бы, самых обычных преступлениях, которых в Эдинбурге ежедневно совершалось неимоверное количество.
И картинка, которая начала складываться из этих кусочков, не понравилась О’Салливану настолько, что он направил прошение о рапорте шеф-констеблю, минуя свое непосредственное начальство.
Как ни странно, расплата не только не была страшной, но и даже вполне себе соответствовала чаяниям О’Салливана: в один прекрасный день ему пришло сухое официальное уведомление о том, что ему надлежит явиться с рапортом такого-то числа по такому-то адресу. И все.
