Минус на минус - Георгиева Инна Александровна (книги бесплатно без онлайн .txt) 📗
Но, как это часто бывает, за хорошую работу приходилось дорого платить.
— Ты в порядке? — аккуратно спросила у Алекса, когда мы наконец расселись по местам в самолете. Братец откинулся в кресле, прикрыл глаза и сделал вид, что вопрос не расслышал. Я нахмурилась и придвинулась ближе.
— Соколов, — позвала тихонько. — Ты подвис или как? Может, тебя пнуть для стимула?
Послышался ехидный смешок, и Алекс поднял руку ладонью вверх. Я покосилась сперва на нее, потом на расслабленное лицо Соколова, не разглядела ничего подозрительного и осторожно, словно боясь обжечься, потянулась навстречу. Где-то на «подлете» парень подался вперед, перехватил мою ладонь, сжал пальцы в «замке» и опустил обе наши руки на подлокотник.
— Это — лучшее, что ты можешь сделать, — пояснил, прежде чем я успела задать вполне резонный вопрос.
— Н-но…
— Ш-ш! — бросил, лениво поглядывая на меня одним глазом. — Нам девять часов лететь. Постарайся расслабиться и уснуть.
И больше не сказал ни слова: откинул голову на кресло, зевнул и буквально мгновение спустя засопел. Я пригляделась: он действительно спал! Неужели устал так сильно? Похоже, демон и правда его выматывал…
Покачав головой, я уже хотела было покомфортнее разместиться на своем месте и последовать умному совету, но внезапно поняла, что кто-то из нас чего-то не учел. Алекс ведь так и не выпустил мою руку! Нет, ну братцу было хорошо: он меня левой держал, той, которая ко мне как раз ближе располагалась. Но ведь я-то, дура, тоже левую протянула! Вот он ее и сцапал. Сделал из меня кренделек. В общем, поерзав немного на кресле, я сообразила, что принять более удобную позу мне не удастся. И Алекса будить не хотелось — он, бедняга, и так был на пределе своих сил. Неприятная складывалась ситуация: кто его знает, сколько он будет спать, а вот я, скрючившись, и часу не высижу. То есть надо было срочно искать альтернативные варианты. И мне ничего не оставалось, как поднять ручку кресла между нами.
«Это же будет не слишком большой наглостью? — мысленно уговаривала себя, забрасывая ноги на соседнее, пустое, сиденье и опуская голову заклинателю на плечо. — К тому же он сам виноват…»
Быстренько договорившись с совестью, я обняла парня рукой за талию, уткнулась носом в шею и прикрыла глаза. Забавно, но лежать вот так было очень даже удобно. Настолько, что не прошло и пяти минут, как я пригрелась и задремала, чувствуя, как по лицу бегают солнечные зайчики от поднимающегося над горизонтом солнца. И уже не заметила, как Алекс вдруг открыл глаза, прислушался к моему ровному дыханию, отпустил многострадальную руку и, обняв за плечи, крепче прижал к себе…
Мы выехали из дома в районе четырех утра. Богдана заклинатель предупредил накануне: наплел что-то про школьный тур по гоголевским местам. Братец повелся. Сильно сомневаюсь, что от большого доверия к родственникам: скорее просто искал возможность остаться наедине со своей готессой. Остальной семье Шурик вообще предпочел ничего не говорить. Егор должен был вернуться только сегодня к вечеру, а старший Соколов меня едва ли помнил. Правда, желание не пересечься с будущим пилотом и ничего ему не объяснять стоило нам целого дня в воздухе.
Рейсов из нашего города в Пекин была аж два, во что Алекс, кстати, долго не мог поверить: один — ранним утром и второй — поздней ночью. Лететь приходилось восемь часов, и это еще хорошо, что без пересадки. По прибытии в Пекин нас ждало двухчасовое путешествие в портовый город Дандон, а уже оттуда — пеший переход до указанного Книгой места. Сперва, изучив маршрут, парень хотел поднапрячься и добраться до места назначения за сутки, но, взглянув на мое несчастное лицо, понял: в Дандоне придется снять отель. Потому что в ином случае ему придется тащить меня на руках. Так что я была даже рада такому раннему вылету из родного аэропорта. Чем скорее мы прибудем на северную границу Китая, тем больше времени можно будет потратить на сон…
Часа через два нас разбудила стюардесса. Милая невысокая китаяночка лет тридцати, активно предлагающая поднос с чем-то очень странным на вид.
— Завтрак! — с широкой улыбкой отрапортовала она и поставила еду на столик. Я покосилась на других пассажиров: у тех, чей разрез глаз демонстрировал европейские корни, кушанье было другим: картошечка, курочка… Почему же нам досталась горка слабо прожаренных крупных кусков непонятного происхождения, доверху залитая темно-бордовым соусом?
И вопрос, кстати, этот посетил не только меня. Алекс зевнул и с удивлением уставился в свою тарелку:
— А че это такое?
— Похоже на утку. — Я ткнула палочкой (вилок нам тоже не предложили) в загадочный продукт. Послышался «чмавк», от мяса отделился кусок и буквально отпрыгнул в сторону. — Или нет… — сипло договорила я. — Может, осьминог какой-то?
— Осьминога нам бы подали в бизнес-классе, — мрачно ответил Алекс. — А в экономе это, скорее всего, курица.
Я пригляделась, обернулась к братцу и помотала головой:
— Не хочу спорить, но выглядит она как-то угрожающе…
— Да ну? — хмыкнул братец.
— Алекс, оно двигается и огрызается! — отодвинув тарелку на край стола, буркнула я. — И выглядит так, что я вообще не уверена, кто кого будет есть… Мне однажды рассказывали, что еда, слишком долго пролежавшая на полке в самолете, эволюционирует в жуткого кровожадного человекоубийственного монстра! По-моему, этой осталось недолго… брр, гадость… Стюардесса!!
— Сама придумала, сама поверила… — пробормотал Алекс, закрывая лицо рукой.
Девушка в форме подошла почти мгновенно, словно дежурила за моей спиной:
— Я вас слушаю?
— Простите, — вежливо улыбнулась я, вжимаясь в спинку кресла так, чтобы таинственные харчи ну хотя бы не допрыгнули в случае чего. — А можно мне вегетарианское меню?
— Так это оно и есть, — кивнула китаяночка и не менее шустро ускакала прочь.
Алекс бросил взгляд на мое перекошенное лицо и заржал:
— Давай, Ева, крепись! Тебе достался самый страшный бамбук! Он тебя напугал, но ты не сдавайся! Вцепись в него зубами и жуй!
— Соколов, тебя послать? — мрачно изогнула бровь я.
Он хмыкнул и забрал мою тарелку. Пригляделся, захватил кусок побольше и отправил в рот. Прожевал, задумался и вынес вердикт:
— Между прочим, довольно вкусно.
Вот только тарелку не отдал, а поставил на свой столик, где уже, между прочим, одна стояла, и, помогая хлебушком, принялся быстро поглощать содержимое. Несколько секунд я мрачно наблюдала, как исчезает мой завтрак. Затем протянула руку и, вызывающе поглядывая на жующего братца, забрала его посудину. Поковырялась палочками, попробовала… а ведь он прав! Это жутко, но съедобно. Со странным привкусом, необычным вкусом и хрустящими добавками, так напоминающими панцири маленьких тараканчиков, но вполне можно есть. Особенно когда рядом с аппетитом хряпает тот, кто без промедления слопает и твою порцию тоже, стоит только отвернуться…
Первые часов пять лететь было даже интересно. Самолет иногда потряхивало, люди визжали, нервничали, многие просили валерьянку или валокордин. Они, бедняги, еще помнили наш взлет и, судя по лицам некоторых, помнить его будут до гробовой доски. Прямо картинка: священник подойдет к постели умирающего и спросит по своему обыкновению:
— О чем ты жалеешь в этой жизни, сын мой?
Тот из последних сил откроет глаза и просипит в ответ:
— Что не успел передать горячий привет капитану рейса XXYYY…
А вот мне, кстати, пилот понравился. С ним хотя бы не скучно было. К тому же теперь я знала, что, если однажды нам придется улетать от огнедышащей Годзиллы — с этим чуваком мы точно улетим. Ему бы в голливудских блокбастерах сниматься, ну там, где огромный среднемагистральный авиалайнер в последние секунды улетает из горящего аэропорта. Эффектно, красиво: шасси втянул — и свечкой вверх. Я думала, выпрыгнем где-то на орбите. Нет, ну а что? Оттуда уже с парашютом прыгают, чем мы на своем аэробусе хуже? Короче, весело было. Правда, только для меня, но я-то привыкшая к виражам — и не такое на метле выделывала. А вот Алекс вцепился в подлокотники так, что костяшки побелели, и поглядывал на меня с тихим ужасом. Наверное, боялся, что я вот-вот распаникуюсь. Наивный! Да при таких перегрузках это в принципе невозможно: тут не то что кричать — говорить трудно! Желудок сжимается комочком и подступает к горлу, в глазах темнеет, в ушах гнусно скрипит — какие слезы?! Сидишь себе тихонько и молишься!
