Град обреченный - Стругацкие Аркадий и Борис (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
– Ладно, – сказал он. – С этим я разберусь, и мы еще поговорим. Хорошо, если бы вы по своей линии запросили разъяснений по поводу таких должностей, как секретарша, оператор… по поводу вспомогательного персонала. Не можем же мы предъявлять к ним такие же требования, как к научным сотрудникам. В конце концов, у нас и курьеры числятся…
– Слушаю, – сказал Варейкис.
– Что-нибудь еще? – спросил Андрей.
– Да. Инструкция ноль-ноль-три.
Андрей сморщился.
– Не помню.
– Пропаганда Эксперимента.
– А, – сказал Андрей. – Ну?
– Имеют место систематические сигналы по поводу следующих лиц.
Варейкис положил перед Андреем еще один листок бумаги. В списке было всего три фамилии. Все мужчины. Все трое – начальники секторов. Основных. Космографии, социальной психологии и геодезии. Салливен, Бутц и Кехада. Андрей побарабанил пальцами по списку. Экая напасть, подумал он. Опять двадцать пять за рыбу деньги. Впрочем, спокойствие. Не будем зарываться. Эту дубину все равно ничем не прошибешь, а мне с ним еще работать и работать…
– Неприятно, – произнес он. – Очень неприятно. Полагаю, информация проверена? Ошибок нет?
– Перекрестная и неоднократно подтвердившаяся информация, – бесцветным голосом сказал Варейкис. – Салливен утверждает, что Эксперимент над Городом продолжается. По его словам, Стеклянный Дом, пусть даже помимо своей воли, продолжает осуществлять линию Эксперимента. Утверждает, что Поворот есть всего лишь один из этапов Эксперимента…
Святые слова, подумал Андрей. Изя то же самое говорит, и Фрицу это очень не нравится. Только Изе разрешается, а Салливену, бедняге, нельзя.
– Кехада, – продолжал Варейкис. – При подчиненных восхищается научно-технической мощью гипотетических экспериментаторов. Принижает ценность деятельности президента и президентского совета. Дважды уподоблял эту деятельность мышиной возне в картонной коробке из-под обуви…
Андрей слушал, опустив глаза. Лицо он держал каменным.
– Наконец, Бутц. Неприязненно отзывается лично о президенте. В нетрезвом виде назвал существующее политическое руководство диктатурой посредственности над кретинами.
Андрей не удержался – крякнул. Черт их за язык тянет, с раздражением подумал он, отталкивая от себя листок. Элита называется – сами себе на голову гадят…
– И все-то вы знаете, – сказал он Варейкису. – И все-то вам известно…
Не надо было этого говорить. Глупо. Варейкис, не мигая, скорбно глядел ему в лицо.
– Прекрасно работаете, Варейкис, – сказал Андрей. – Я за вами как за каменной стеной… Полагаю, эта информация, – он постучал ногтем по листку, – уже переправлена по обычным каналам?
– Будет переправлена сегодня, – сказал Варейкис. – Я был обязан предварительно поставить в известность вас.
– Прекрасно, – бодро сказал Андрей. – Переправляйте. – Он сколол булавкой оба листочка и положил их в синий бювар с надписью «На доклад президенту». – Посмотрим, что решит по этому поводу наш Румер…
– Поскольку информация такого рода поступает не впервые, – сказал Варейкис, – я полагаю, что господин Румер будет рекомендовать снять этих людей с ведущих постов.
Андрей посмотрел на Варейкиса, стараясь сфокусировать глаза где-то подальше за его спиной.
– Вчера я был на просмотре новой картины, – сказал он. – «Голые и боссы». Мы ее одобрили, так что скоро она пойдет широким экраном. Очень, очень советую вам ее посмотреть. Там, знаете ли, так…
Он принялся неторопливо и подробно излагать Варейкису содержание этой чудовищной пошлятины, которая, впрочем, действительно очень понравилась Фрицу, да и не ему одному. Варейкис молча слушал, время от времени кивая в самых неожиданных местах – как бы спохватываясь. Лицо его по-прежнему не выражало ничего, кроме уныния и скорби. Видно было, что он уже давно потерял нить и ничегошеньки не понимает. В самый кульминационный момент, когда до Варейкиса явно дошло, что ему придется выслушать все до самого конца, Андрей прервал себя, откровенно зевнул и сказал благодушно:
– Ну и так далее, в том же духе. Обязательно посмотрите… Кстати, какое впечатление произвел на вас молодой Кетчер?
Варейкис заметно встрепенулся.
– Кетчер? Пока у меня такое впечатление, что с ним все в порядке.
– У меня тоже, – сказал Андрей. Он взялся за телефонную трубку. – У вас есть еще что-нибудь ко мне, Варейкис?
Варейкис поднялся.
– Нет, – сказал он. – Больше ничего. Разрешите идти?
Андрей благосклонно покивал ему и сказал в трубку:
– Амалия, кто там еще?
– Эллизауэр, господин советник.
– Какой еще Эллизауэр? – спросил Андрей, наблюдая, как Варейкис осторожно, по частям выдвигается из кабинета.
– Заместитель начальника транспортного отдела. По поводу темы «Аквамарин».
– Пусть подождет. Принесите почту.
Амалия появилась на пороге через минуту, и всю эту минуту Андрей, покряхтывая, растирал себе бицепсы и шевелил поясницей, все приятно ныло после часа усердной работы с лопатой в руках, и он, как всегда, рассеянно думал, какая это, в сущности, хорошая зарядка для человека, ведущего по преимуществу сидячий образ жизни.
Амалия плотно прикрыла за собой дверь и, простучав по паркету высокими каблуками, остановилась рядом с ним, положив на стол папку с корреспонденцией. Он привычно обнял ее узкие твердые бедра, обтянутые прохладным шелком, похлопал по ляжке, а другой рукой открыл папку.
– Ну-с, что тут у нас? – бодро сказал он.
Амалия так и таяла у него под ладонью, она даже дышать перестала. Смешная девка и верная, как пес. И дело знает. Он посмотрел на нее снизу вверх. Как всегда в минуты ласки, лицо у нее сделалось бледное и испуганное, и когда глаза их встретились, она нерешительно положила узкую горячую ладонь ему на шею под ухом. Пальцы у нее дрожали.
– Ну что, малышка? – сказал он ласково. – Есть в этом хламе что-нибудь важное? Или мы с тобой сейчас запрем дверь и переменим позу?
Это у них было такое кодовое обозначение для развлечений в кресле и на ковре. Про Амалию он никогда не мог бы рассказать, какова она в постели. В постели он с ней ни разу не был.
– Тут проект финансовой сметы… – слабым голоском произнесла Амалия. – Потом всякие заявления… Ну, и личные письма, я их не вскрывала.
– И правильно сделала, – сказал Андрей. – Вдруг там от какой-нибудь красотки…
Он отпустил ее, и она слабо вздохнула.
– Посиди, – сказал он. – Не уходи, я быстро.
Он взял первое попавшееся письмо, разорвал конверт, пробежал, сморщился. Оператор Евсеенко сообщал про своего непосредственного шефа Кехаду, что тот «допускает высказывания в адрес руководства и лично господина советника». Андрей знал этого Евсеенко хорошо. Странный на редкость был человек и на редкость невезучий – несчастный во всех своих начинаниях. В свое время он поразил воображение Андрея, когда хвалил военное время сорок второго года под Ленинградом. «Хорошо тогда было, – говорил он с какой-то даже мечтательностью в голосе. – Живешь, ни о чем не думаешь, а если чего надо – скажешь солдатам, они достанут…» Отвоевался он капитаном и за всю войну убил одного-единственного человека – собственного политрука. Они тогда выходили из окружения, Евсеенко увидел, что политрука взяли немцы и обшаривают ему карманы. Тогда он выпалил в них из-за кустов, убил политрука и убежал. Очень он себя за этот поступок хвалил: они бы его запытали. Ну что с ним, дураком, делать? Шестой донос уже пишет. И ведь не Румеру пишет, не Варейкису, а мне. Забавнейший психологический выверт. Если написать Варейкису или Румеру, Кехаду привлекут. А я Кехаду не трону, все про него знаю, но не трону, потому что ценю и прощаю, это всем известно. Вот и получается, что и гражданский долг вроде бы выполнен, и человека не загубили… Экий урод все-таки, прости господи!..
Андрей смял письмо, выбросил в корзину и взял следующее. Почерк на конверте показался ему знакомым, очень характерный почерк. Обратного адреса не было. Внутри конверта оказался листок бумаги, текст был напечатан на машинке – копия, и не первая, – а внизу была приписка от руки. Андрей прочитал, ничего не понял, перечитал еще раз, похолодел и взглянул на часы. Потом сорвал трубку с белого телефона и набрал номер.
