Лезвие Эры (СИ) - Райбер Влад (электронные книги без регистрации txt) 📗
Максим не сводил взгляда с девочки. В его глазах одновременно были и мольба, и таящаяся надежда, и сомнения. Все эти чувства боролись внутри него, он хотел поверить, но не мог. Казалось, вот-вот на его глазах навернуться слезы, и парень спрятал лицо, отвернувшись от девочки. Ещё немного он постоял, не двигаясь, и, наконец, сдвинувшись с места, направился к лестнице.
- Иди домой, - сказал он, поднимаясь по ступенькам на второй этаж. – Оставь меня в покое.
Эра бросилась к лестнице.
- Максим, поверь мне, тебе больше не нужно бояться. Я уничтожу эту тварь. Просто знай это! Может быть, я выгляжу слабой, но это совсем не так! – воскликнула она ему вслед.
Паренек не ответил. Скрывшись из виду, он притих и больше не отвечал. Девочка хотела добавить что-нибудь ещё, но передумала. Вряд ли Максим намерен её слушать. Существуют ли слова, способные убедить человека, утратившего способность верить?
Разочарованно пожав плечами, девочка побрела к выходу. Оставаться тут больше не было смысла. В душе её трепетало негодование.
- Это всё уже неважно, - догнал Эру голос сверху. – Неважно, говоришь ли ты правду. Раньше я желал спасения, теперь же я хочу покоя, и этим покоем станет только смерть. На что мне жизнь, когда я уже не я? И не имеет значения, похожа ли ты на спасительницу или нет, ведь утопающий хватается и за соломинку, а я не хватаюсь, значит, уже утонул.
Дослушав до конца, девочка вышла за дверь. Ей не хотелось ни о чем думать, она просто желала поскорее уйти. Не пройдя и пяти шагов, Эра вспомнила, что не вернула дневник, но возвращаться в дом полный отчаянья ей больше не хотелось.
***
Весь день мысли о Максиме не оставляли Эру. Не в силах отвлечься, девочка снова и снова вспоминала безумные глаза несчастного парня. Тяжелые воспоминания накладывались друг на друга слоями и давили, как давит снег на плоскую крышу.
Инна, хотя и замечала подавленное состояние дочери, старалась ни о чем не спрашивать. Девочка же, напротив, нуждалась в поддержке, но не решалась начать разговор первой, опасаясь выдать подробности. К подавленности и осознанию своего бездействия примешивалось чувство вины. Эра корила себя за то, что занималась саможалением в то время, когда несчастный парень сидел взаперти, постепенно теряя рассудок от страха. А ведь он и сейчас там! Каждая мысль истязала девочку, вгрызалась острыми зубами в сердце, впрыскивая по капле в кровь медленный яд угнетения.
Даже вечером, когда Эра, обессиленная, упала на кровать, тоска не покинула её. Накопленные впечатления просочились глубже в сознание, набухли тяжелыми сновидениями. Перед глазами стоял дом, где пришлось побывать накануне. Девочка не рассматривала жилище Максима подробно, однако во сне мрачное строение материализовалось четко, как на фотоснимке.
Все черты дома отчетливо прорисовывались на фоне черноты: вены сухого плюща и тонкие жилки трещин на серых стенах, местами облупившаяся краска, обнажающая полусгнившую древесину оконных рам, отшлифованная прикосновениями до серебряного блеска дверная ручка, от основания которой струилась ржавчина, похожая на запекшуюся кровь. Каждая деталь имела насыщенные, не свойственные сновидениям, живые краски. Дом не казался таким жалким и заброшенным. Теперь строение выглядело могучим и зловещим. Оно словно дышало, вбирало в себя пустоту и при каждом вздохе становилось больше, заполняло собой всё пространство. Ничто не оттеняло его в этой пустоте – низенькие домики бесследно исчезли, вокруг простиралась лишь серая пустыня и чернота. Создавалось впечатление, что эта живая рухлядь есть центр этого призрачного клочка пространства, всего этого маленького мира, который казался слишком тесным для такого огромного дома, как тесен заполненный водой стеклянный шар для игрушечного домика, припорошенного фальшивым снегом. Именно такой рождественской игрушкой выглядел сон Эры. Круглый, холодный, как поверхность стекла, но лишенный всякой прелести.
Девочка не сразу заметила себя в своих собственных грезах. Она была словно рассеяна в пространстве и, как только вспомнила о своём существовании, тут же воссоздалась из миллионов серых пылинок. Девочка смотрела на дом, а дом смотрел на неё своими темными глазами окон. Лишь низкий покосившийся забор разделял их.
Максим - там внутри, в самом сердце этого кошмара, на дне темного омута…
Девочка рванула к забору. Движения давались нелегко, словно она передвигалась сквозь толщу воды по морскому дну, а ноги при каждом шаге будто увязали в мокром песке. Дом не становился ближе, но Эра не желала сдаваться, старалась изо всех сил, не обращая внимания на бестолковость изнурительной ходьбы на месте.
Вдруг земля под ногами зашевелилась, как будто это была и не земля вовсе, а миллионы серых крыс, что разом пробудились ото сна, бросились врассыпную. Низенький забор утонул в сером хаосе, и дом начал приближаться.
Спустя миг девочка стояла у самой двери. Со всей силы она ударила кулаком по деревянной поверхности, но это было необязательно. Дом был не против гостей. Неведомая сила подхватила хрупкое тело как осенний лист, и словно сквозняком втянула его внутрь. Заглотав свою добычу, дверь за спиной с шумом захлопнулась. Кошмарный сон, будто напуганный самим собой или чем-то иным, съежился, сжался до размеров сумеречной прихожей. Внутри не было света, но знакомая обстановка прорисовывалась в колдовском мраке. У серых стен копошились черные тени, казалось, вот-вот они отлипнут от стен и окрепнут в плоть. В безумном танце теней было что-то зловещее и отчаянное. Но кто эти тени: несчастные неприкаянные души или демоны этого антрацитового ада? От чего они сотрясаются: от страха или от немого смеха? Эра почувствовала себя птицей, пойманной в силок.
«Максим», - одними губами произнесла она, голос застрял в горле. Девочка позабыла о том, что пришла спасти парня, и сама, превратившись в жертву, звала на помощь: «Максим!».
На зов откликнулся неслышимый, но уловимый шорох во тьме. Эра сделала неуверенный шаг, и её нога столкнулась с мягким, но неподвижным препятствием. Сердце сжалось от нехорошего предчувствия, глаза были готовы увидеть ужасное. Девочка опустила голову, и в этот момент кошмар стал более отчетливым, чем был раньше. У её ног лежало распростертое тело молодого человека. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять – парень мертв.
Максим лежал на спине, на нем были лишь одни брюки. В темноте словно светилось его безжизненное бледное лицо и худощавый голый торс. Справа на груди вдоль выделяющихся ребер тянулась длинная рана. Ровные края раны свидетельствовали о том, что грудь была вспорота острым предметом, точно хирургическим инструментом. Каким жалким, ничтожным, беспомощным выглядело это тело. Где же та импульсивная жизнь, что была в нем? Неужели душа так хрупка и прихотлива, что не может долго оставаться в изувеченных тканях и тут же покидает бренное тело через открытую рану? Эра опустилась на колени, едва не вплотную приблизила глаза к порезу на груди, не желая смириться с материальностью этой жирной окровавленной пиявки.
Запекшаяся по краям кровь, белесые кости – всё выглядело более реальным, чем на фотографиях маминой медицинской энциклопедии. Серовато-розовое, покрытое черными прожилками легкое напоминало вату, торчащую из рваного плюшевого медвежонка. Да и широко открытые глаза Максима были не человеческими, а кукольными: круглые, выпуклые, тёмные, как два омута.
