Танго на треснувшем зеркале (СИ) - Шаль Вероника (хороший книги онлайн бесплатно TXT, FB2) 📗
Опускаю взгляд и несмело смотрю в лицо несчастной жертве. Знакомое лицо, очень знакомое. Тонкие черты лица, большой лоб, волосы светлые…
Не может быть! Это же, это же я… Я продолжаю вглядываться в знакомые до боли черты, пока волна содрогания не накрывает мое тело.
— Детка, детка, что с тобой? — тряска прекращается только когда я вскакиваю с постели. — Ты так кричала во сне, так кричала! — Тетя всплескивает руками и начинает суетиться. — Не помогла подушка. Не помогла, — бормочет она про себя, а я слабо мотая головой, пытаюсь произнести, что все со мной в порядке.
— Какое в порядке? Вась, ты чего? Твой крик и в Москве услышали! Сейчас я принесу тебе чая, а ты посиди, посиди, — и тетя скрылась за дверью. А я упала на постель и закуталась в одеяло. Все мое тело, до последней клетки, сотрясала дрожь.
После чая и в самом деле стало легче. Кошмар постепенно отступал и к середине дня, стал казаться совсем незначительным. Мало ли какие страшилки могут присниться. Особенно теперь, когда я узнала о мире столько нового.
Но мир миром, а я приехала ради знаний о себе. Хочешь, не хочешь, надо начинать. Я подошла к хлопочущей у печки тети и, прикоснувшись к покрытой пигментными пятнами руке, позвала в гостиную. Тетя, вздохнув, с нотками грусти села в кресло. И снова вздохнула.
— Я ведь не дочь твоей покойной сестры, да, тетя?
Старческая голова на долю секунды склонилась, а потом тетя снова подняла ее и взглянув мне в глаза прошептала:
— Нет. Но я тебя люблю, как родную. Даже больше, чем, если бы ты была родной.
— Я знаю, тетя, я знаю.
И слезы ручьем полились из наших глаз. Через полчаса я пришла в себя. Голова моя лежала на коленях у тети, а руками она гладила мои волосы, приговаривая.
— Ты моя родная. Ты самая лучшая девочка в мире.
Ну вот, новый водопад слез опять потоком хлынул из моих глаз, а руки еще крепче обняли пожилую женщину.
— Расскажи, как ты меня удочерила?
И тетя рассказала. Про проблемы с зачатием. Петро слишком много пил, это сыграло фатальную роль.
Конечно, она могла бы обойтись и без него. Но врать не хотела. И бросить Петро тоже не хотела. И не могла.
— Пропал бы он без меня, — всхлипнула она и вытерла глаза самодельным носовым платком.
Когда знакомая медсестра сказала, что поблизости, к крыльцу магазина подбросили ребенка и что это девочка, она отдала все деньги знакомым и правдами, и неправдами смогла заполучить ребенка.
— Я так хотела девочку, — всхлипнула носом тетя. — И у меня появилась девочка.
— В пеленках у меня ничего не было? Ни записки? Ни других опознавательных знаков?
— Хочешь найти родную мать?
— Не знаю, — честно сказала я. — Хочу понять про себя… разное… кто я… что я…
— Понимаю, — кивнула тетя, вытирая слезы желтоватым по краям носовым платком. — Было. Было.
— Записка?
Я подняла голову с тетиных колен и она встала, прошла к шкафчику, открыла его и, отодвинув заднюю стенку, вытащила из ниши небольшой продолговатый предмет.
— Вот, — протянула она ее мне. — Открывай. Я в него не заглядывала.
Я взяла в руки черную деревянную с соломенным орнаментом шкатулку и сняла крючок, фиксировавший крышку, с гвоздика. Крышка поднялась и мир под ногами завертелся с бешеной скоростью.
На дне лежала одна-единственная вещица. Кулон. С ажурной буквой «В». И защелкой скрывающей то ли фотографию, то ли оберег.
Я сжимала кулон в руке, не в силах его открыть, а из глаз снова ручьем полились слезы. Это был тот самый кулон из моего сна.
Дрожащими руками надавила на защелку. С резким щелчком, крышка откинулась и перед глазами у меня возник портрет женщины, удивительно похожей на меня, только чуть старше. Это ее, а не себя видела я в том лесу.
Слезы заливали глаза и я не сразу заметила кольцо и вторую фотографию. На фотографии справа был изображен мужчина, очень похожий на спутника беглянки. Симпатичный. И грустный. А вместо глаз у него была тьма.
Я мучительно пыталась вспомнить, он ли это был во сне, но полной уверенности не было. Глаз его рассмотреть я не успела.
Спустя время, придя в себя, я сжала в руке кольцо. Странное кольцо. Без гравировки. Похожее на золотое, но не из золота. И камень в нем странный.
Вытянула ладонь и осторожно надела на безымянный палец. Мой размер, один в один. Кольцо тем временем, казалось, ожило. В камне, в самой его глубине, засиял огонь. Веря и не веря, я смотрела на него не сводя глаз, а когда голова закружилась, протянула руку тете:
— Что ты видишь?
Тетя склонилась над рукой, но так ничего не увидев, пожала плечами:
— Наверное, семейная реликвия.
— А сияние видишь?
— Сияние? — тетя снова уткнулась в камень, но через минуту отрицательно покачала головой. — Не вижу…. Ничего не вижу.
На следующее утро, распрощавшись с тетей и пообещав приезжать почаще, с надеждой, что на этот раз доеду без приключений, я запрыгнула в старый раздолбанный «Икарус» идущий в Петербург.
Глава 28. О том, что покой на работе может только сниться
Рабочее утро не обещавшее никаких проблем, когда я после обхода утонув в кресле в ординаторской не спеша пила кофе, громыхнуло взволнованными голосами и топотом ног по коридору.
Что — то случилось. Серьезное. Вылезать из уютного кресла было выше моих сил и я продолжила пить кофе и делать вид, что погружена в работу и ничего вокруг не замечаю. И папку с историей болезни на всякий случай раскрыла. Теперь точно не придраться.
Со всем остальным пусть разбирается Ян Игнатьевич. Он здесь заведующий. А раз так, его отделение, его правила. И основная работа тоже на нем. И улыбнувшись, сделала очередной глоток безмерно вкусного кофе.
— Василина Андреевна… — послышалось за дверью. — Кто видел, куда пошла Василина Андреевна?
— Василина Андреевна! — другой голос прозвучал громче и настойчивее. И ближе.
В ответ раздалось бормотание, среди которого отчетливо прозвучало: «Посмотрите в ординаторской!». И я, спешно проглотив остатки кофе, погрузилась в историю болезни. Выходить и заниматься очередным пациентом с психозом, — это он, я была уверена, устроил весь переполох, — мне категорически не хотелось. И без меня есть, кому поработать.
Без стука дверь резко отворилась и в комнату влетела запыхавшаяся медсестра.
— Василина Андреевна, Яну Игнатьевичу плохо!
— Что? — более идиотского вопроса я задать не могла. И не дожидаясь ответа медсестры, вскочила с кресла, пробормотав. — Идемте, — направилась с ней в отделение.
Не мешкая, мы пробежали к небольшой толпе белых халатов, стоящих перед дверью в кабинет Яна Игнатьевича.
Приблизившись я смогла рассмотреть столпившихся и сердце рухнуло вниз. Ни одного врача. Только санитарки и медсестры. И я интерн. Вот от меня помощи-то будет! Не показывая свой испуг, решительно открыла дверь и прошла в кабинет.
В комнате было непривычно светло. Кто-то расшторил окна и теперь солнечный свет заливал стол, пол и лизал кусочек дивана на котором, вытянулась во весь рост знакомая фигура.
Лицо заострилось, скулы прорисовывались неестественно острыми. Ресницы, под стеклами очков слегка подрагивали. А белый халат подчеркивал смертельную бледность лица.
И очки. Первый раз вижу Яна Игнатьевича в очках. Я растерялась, с чего начинать и бросила быстрый взгляд на толпу около двери. Врачей там по-прежнему не было.
Быстро приняв решение, схватив фонендоскоп, дрожащими пальцами расстегнула ворот рубашки и приложила его к груди.
Оглушившая на миг тишина в ушах, заставила судорожно сглотнуть. Пульс! Где же пульс?! Еще мгновение и удар сердца с шипением шахнул по ушам, потом еще один, и еще. Медленно, слишком медленно, но сердце работало.
Теперь пришло время снять очки и проверить реакцию значков, чтобы понять насколько глубокая кома. В том, что это кома, сомнений почти не было. Иначе, заведующего в чувство привел бы простой нашатырь, которого вылили здесь, судя по резкому запаху, немерено.
